Император из двух времен - Владимир Викторович Бабкин

И я пригласила вас сюда, чтобы выразить свою личную и искреннюю благодарность. Вы спасли от смерти моего сына. Я этого никогда не забуду, поверьте.

Берголо изумленно посмотрел на неё.

– О, Дева Мария! Какие тут могут быть благодарности, прекрасная Ольга? Я не сделал ничего такого. К тому же я спасал не только вашего сына, но и дочь своего императора, которому я присягал в верности. Я просто рад, что моя кровь подошла, вот и всё. Вот, кто герой, так это ваш император, я лишь последовал его мужественному примеру. В бою всегда тяжело и страшно вставать в атаку первым, зная, что сотни и тысячи стволов направлены будут именно на тебя. Идти вторым всегда легче – все как-то стреляют в того, кто поднялся первым. Так что, милая Ольга, позвольте к вам так обращаться?

Баронесса кивнула.

– Да, прошу вас, Джино.

Тот склонил голову.

– Благодарю вас. Так вот, у меня перед глазами был геройский пример первого, так что я встал, когда в атаку были готовы идти уже все. Даже папа Римский Бенедикт Пятнадцатый предлагал свою кровь для переливания. Так что никаких заслуг у меня нет. Я просто солдат и дворянин, вот и всё.

Ольга подняла бокал.

– Вы настоящий дворянин, Джино. И я благодарю вас за всё.

– Всегда счастлив служить вам, Ольга.

Они отпили. После чего Берголо вновь наполнил бокалы и спросил:

– Как поживает ваш сын? Уже отошел от болезни?

– Да, благодарю вас. Он сейчас в моем особняке в городе вместе со своим братом Георгием. В Звездном лицее сейчас летние каникулы, так что они могут некоторое время валять дурака и шалить, как это водится у мальчишек. Если всё получится с отпуском, то хочу свозить их на свою новую дачу в Ликии, там прекрасные пляжи, пусть порезвятся на море.

Маркиз одобрительно кивнул.

– Это прекрасная идея, сударыня. Уверен, что им там понравится.

Ольга невесело усмехнулась.

– Надеюсь, хоть там Мишка развеется от своей грусти…

Берголо удивленно поднял брови:

– Грусти? А что стало причиной, если позволено мне будет спросить?

– Джанна. Точнее сказать, расставание с принцессой Джованной Савойской. Они в Риме так сдружились, что…

Собеседник понимающе кивнул:

– Да, сударыня, я сам был свидетелем, как они были неразлучны в больнице. Только и шептались между собой.

Ольга неодобрительно вздохнула.

– Ах, сударь, я очень переживаю на сей счет. Откуда такое стремление друг к другу. Они каждый день пишут друг другу письма! Но им всего-то по десять лет! Лично у меня это в голове не укладывается. Я думала, что, расставшись, они быстро остынут, но не тут-то было!

Маркиз развел руками.

– Милая Ольга, для родителей их сын или дочь всегда будут детьми. Принцессе Джованне осенью исполнится одиннадцать, а той же Джульетте, когда она познакомилась со своим Ромео, было целых тринадцать. Так что оглянуться не успеете, как придется воспринимать всё очень серьезно.

Видя, что разговор покатился куда-то не туда, а его собеседница явно не настроена радоваться этой теме, он поспешил перевести его в иную плоскость:

– Вы упомянули о своей новой даче в Ликии. Я слышал, что по всему побережью Ромеи идет большая стройка?

Баронесса кивнула и ответила, впрочем, без особого энтузиазма, всё ещё погруженная в свои мысли и переживания.

– Да, это правда. Стройка идет не только в Константинополе и в Новом Илионе, но и всё ромейское побережье готовится к весне 1921 года. Вместе с открытием Всемирной выставки откроется и туристический сезон. Государь настроен очень серьезно на сей счет. Как и на проведение олимпиады на следующий год в Москве.

Берголо покосился на стоящие приборы и поинтересовался:

– Ольга, простите за любопытство, столик накрыт на четверых. Мы кого-то ждём?

Она кивнула.

– Да, Джино, я хотела познакомить вас с моими хорошими друзьями, как раз приехавшими в город. А, впрочем, вот и они.

Давешний официант распахнул дверь кабинета и пропустил гостей – молодую женщину и статного подполковника.

Ольга и маркиз поднялись, встречая прибывших. Мостовская, как хозяйка вечера, взяла на себя труд представить присутствующих друг другу.

– Джино, разрешите вам представить инженер-подполковника господина Александра Тимофеевича Маршина и его очаровательную супругу – Елену Николаевну Маршину, в девичестве Иволгину. Александр, Леночка, разрешите вам рекомендовать маркиза ди Берголо, одного из спасителей моего сына.

Маршин кивнул и протянул руку для рукопожатия.

– Простите, я плохо говорю по-французски.

Берголо крепко пожал руку прибывшему и с готовностью поинтересовался:

– Какой язык предпочитаете?

– Английский. Я жил некоторое время в Североамериканских Штатах.

Маркиз закивал и тут же перешел на английский:

– Прошу вас, не утруждайте себя с французским. Я свободно говорю на четырех языках, не считая итальянского. Вот сейчас принялся учить ещё и русский. Сложный язык, хочу я вам сказать. Но я стараюсь.

Александр Тимофеевич улыбнулся, а затем сказал со всей серьезностью:

– Мы все наслышаны об этой истории с переливанием крови в Риме. Вы смелый человек, маркиз.

Тот лишь покачал головой.

– Нет, сударь. В той ситуации не требовалось смелости. Я даже не знал, чем мне это грозит. Так что давайте оставим эту тему.

Все расселись. Берголо разлил по бокалам вино и произнес первый всплывший в сознании банальный тост:

– За прекрасных дам! Офицеры пьют стоя!

Маркиз и Маршин поднялись, однако вместе с ними встала и Ольга, отсалютовав сидящей Леночке, которая аж зарделась от смущения.

Перехватив удивленный взгляд Джино, Ольга указала на свою брошь, приколотую к платью. Поняв, что яснее не стало, она после того, как все пригубили и заняли свои места за столом, пояснила:

– Это воинский знак, Джино. Я тоже офицер и даже целый генерал Свиты. Тоже прошла войну и имею боевые ордена. Так что…

Берголо резко хлопнул себя по лбу.

– О, Дева Мария! Конечно! Как я забыл! Мы же с вами коллеги, я ведь тоже военный летчик!

Она улыбнулась.

– Да, это правда.

Тот спохватился:

– Сударыня, милая Ольга, умоляю простить мою бестактность, ваше прекрасное платье сбило меня с толку!

Мостовская рассмеялась благосклонно.

– Нет-нет, Джино, вы просто не привычны к нашим обычаям. Дело в том, что наш государь милостиво дозволил женщинам-военнослужащим и гражданским чиновницам вне строя и службы не носить мундиры и вицмундиры. Все же мы женщины, и нам тоже хочется быть красивыми и разными. Хочется носить всякие сверкающе безделушки, что непозволительно по Уставу. И в качестве Высочайшей милости нам, женщинам, даровано право, когда мы в цивильной одежде, носить в виде броши гордый знак, обозначающий наш чин и боевые ордена. Этим мы отличаемся от гражданских, прости, Леночка, и