Великий Шу - Ян Пужицкий

Грынич разложил в руке веером пять бумажек по тысяче злотых, как пять карт.

— Ты хоть знаешь, почему ты проиграл?

Юрек засопел и пожал плечами.

— Везло вам. Карта шла.

— Нет. Ты проиграл, потому что играл вот в это,— он пошелестел купюрами.

— Мы в покер играли, — промямлил Юрек.

— Я — да. Я играл в покер. А ты играл в деньги. Вот они тебя и ослепили.

— В покер играют на деньги, — мрачно возразил Юрек.

— И на деньги тоже, — согласился Грынич.— Но прежде всего играют в карты. Сначала нужно выиграть в карты, тогда можно выиграть и деньги.

— Так это то же самое.

Грынич презрительно покачал головой и шлепнул по столу толстой пачкой.

— Вот почему ты проиграл.

— Я проиграл потому, что вам везло! — раздраженно крикнул Юрек.

— Везло? Но ведь можно и сделать так, чтобы везло. Покер — это искусство обмана. Мы играли на равных: ты обманывал, я обманывал. Выиграл тот, кто делал это лучше.

— Я обманывал? — Юрек задохнулся от негодования.

Грынич расплылся в улыбке. Взял со стола, карты и поднес их к глазам.

— Помеченные бритвой карты хороши для твоих таксистов. Но уже Микун кабил бы тебе за это морду.

Юрек съежился, как побитая собачонка.

— Вы все знали, — прошептал он.

— Если бы ты играл в карты, ты бы заметил, что я знаю.

Юрек, понурившись, постоял еще немного и шагнул к двери.

— Подожди! — Грынич двинул по столу в сторону Юрека пачку денег — все, что тот проиграл.— Забирай!

Юрек постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом неуверенно, боком подошел к столу и проткнул руку, будто собирался украсть в храме святыню.

— Бери, бери. А потом я тебе покажу, может быть, как организовать счастье.

Юрек схватил деньги. Чувство унижения сменилось застилавшей глаза яростью. Он почти на ощупь нашел дверную ручку и рванул на себя.

— К пяти. Не забудь, — бросил вдогонку Грынич.

Юрек обернулся, хотел что-то сказать, но душившие слезы помешали. Он с силой хлопнул дверью. Грынич удовлетворенно усмехнулся, взял целлофановый пакет и вернулся к прерванной работе. В его распоряжении оставалось три часа.

В пятнадцать тридцать Микун сидел в своем «мерседесе» на привокзальной площади в ожидании скорого поезда из Вроцлава, прибывающего в Рогув. Этим поездом должен был приехать его знакомый из Варшавы, профессиональный шулер по кличке Граф. Некий идиотизм ситуации заключался в том, что у Микуна не было абсолютной уверенности, что его варшавский гость — мошенник.

Сразу же после игры Франчишек успокаивал его:

— Да новичок он. Даже в покер играть не умеет. А с картами всегда так. Карта, она новичков любит.

Микун прикладывал к разгоряченному лицу мокрое полотенце.

— Жулик он!

— Дилетант,— настаивал Кожень.

— Жулик!

— Новичок! — продолжал упорствовать председатель.— И что же ты теперь собираешься делать?

— Вернуть деньги! Не подарю же я ему пол-лимона!

— Да-а... Но как?

Микун знал как. Он тут же заказал срочный разговор с Варшавой. Ему повезло — Графа он застал дома. Тот выслушал и согласился приехать. Решено было, что утренним самолетом он прилетит во Вроцлав, а оттуда — скорым поездом до Рогува, где его будет ждать Микун.

Сидя в машине, Микун лихорадочно соображал, прикидывал. А что если залетный варшавянин все-таки не мошенник? Ведь бывает же, что новичкам прет карта! Тогда все это мероприятие вдвойне глупо, ибо Граф потребовал за услуги сто «кусков» аванса и десять процентов от выигрыша. Ну насчет десяти процентов еще можно поторговаться, а сто тысяч надо выплатить сразу. Он утешал себя тем, что в худшем случае вернет хотя бы четыреста тысяч. Но у незнакомца бумажник тоже набит... Граф наверняка растрясет его, так что еще не все потеряно...

Он жил в этом городе двадцать лет, знал здесь абсолютно всех и с каждым мог договориться о любом деле так, чтобы обе стороны остались довольны. Жизнь в городке текла по накатанным рельсам. Выставленный на аукцион дом принадлежал ему, и ни у кого в городке на этот счет не было да и не могло быть сомнений. И вот появляется этот столичный хрен — наверняка партийный взяточник, коммунистический функционер, иначе откуда у человека могут быть такие деньги! — который в соответствии с новым поветрием хочет вложить их в недвижимость. Микун ничего против этой мода не имел, но не мог же он позволить, чтобы .годами складывавшаяся иерархия в один миг была разрушена.

Этот тип хотел увести у него из-под носа дом, да и вообще доставил немало хлопот, за что должен быть наказан. Пришлось поговорить с нотариусом. Конечно, не бесплатно. Затем уладить все с архитектором в Рогуве, который обнаружил какой-то мухлеж в документации. Это тоже стоило. После чего уговорить нового председателя кооператива Франчишека Коженя отменить аукцион.

Новый председатель придавал огромное значение соблюдению всех норм приличия, и ему нельзя было так вот по-простому сунуть в лапу. Оба они считали себя людьми культурными и цивилизованными. Поэтому Микун пригласил Коженя на бильярд, намереваясь проиграть председателю тысяч десять, от силы пятнадцать и таким благопристойным образом выразить свою благодарность.

В холле гостиницы он встретил этого типа и не смог отказать себе в удовольствии подковырнуть его и показать тем самым, кто в городе хозяин: сунул ему объявление об отмене аукциона. Весь столичный лоск с него сразу слетел. Он явился за ними в бильярдную. За игрой Микун ему прямо сказал: «Вы что, хотели у меня выиграть? Здесь?!» Варшавянин пролепетал что-то типа того, что игра, мол, еще не окончена.

Микун вздернул его на пять «кусков», но этого было мало. Ему хотелось доказать незнакомцу, что в этом городе может выигрывать только он. Во что угодно. Он предложил карты. Приезжий согласился только на очко. Микуну это было на руку. В очко он был мастер. И все-таки он проиграл. Кульминационным был момент, когда он сдавал и у него слиплись карты. А потом счастье от него отвернулось. Он проиграл все, что мог проиграть, а в последней партии еще столько же. Его терзала мысль, как это все могло случиться. Во всех случаях жизни он никогда не терял самообладания и всегда трезво оценивал сложившуюся ситуацию. Но той ночью он потерял разум. Он позвонил Графу, чтобы быть уверенным: все деньги будут возвращены.

По радио передали сообщение о прибытии вроцлавского поезда. Микун поспешил на перрон встречать своего спасителя.

Граф был высоким, импозантным мужчиной с несколько претенциозными манерами, которым, вероятно, и был обязан своим прозвищем. Даже здесь, на провинциальной железнодорожной станции, он двигался с подчеркнутой грациозностью и резко выделялся в разношерстной толпе пассажиров. На нем был клубный вишневого цвета пиджак, темно-синяя сорочка, светлые брюки в широкую полоску и безукоризненно начищенные туфли. Костюм дополнялся бежевым шейным платком, завязанным с немыслимой фантазией.

У Графа было довольно красивое мужественное лицо, и, глядя на него, Микун подумал, что со своей внешностью героя-любовника ему скорее следовало стать сутенером, а не шулером, раз уж у него такие склонности к темным делишкам.

— Привет, привет! — еще издалека закричал Граф, демонстрируя два ряда великолепных зубов, которые с недавнего времени стали предметом его особой гордости.

Микун с кислой миной пожал протянутую ему ладонь.

— Кто посмел обидеть моего старого доброго знакомого?! — продолжал улыбаться Граф.

— Да есть тут один,— махнул рукой Микун.— Карта перла невероятно. Счастливый вечер был у клиента.

Улыбка Графа стала совершенно ослепительной:

— Дорогой друг! О каком счастье можно говорить да еще применительно к картам?!

Микун вздохнул и жестом пригласил его в машину. Времени было достаточно, чтобы рассказать о событиях минувшей ночи.

Без десяти пять Петр стоял на ступеньках гостиничной лестницы. Площадь была пуста. Если он все-таки переборщил, то ситуация явно менялась. Без таксиста Юрека дело, в котором тому отводилась немаловажная роль, теряло свой смысл, более того, становилось просто опасным. Тут размышления Петра Грынича были прерваны: из боковой улочки на площадь на огромной скорости влетела черная «Волга» и, скрежеща тормозами, остановилась перед входом в гостиницу. Дверца машины услужливо распахнулась. Грынич усмехнулся и виртуозно присвистнул.

— Езжайте помедленнее,— сказал он.— Я вам хочу кое-что предложить.

В охотничьей гостиной председатель Кожень стоял у окна и наблюдал за улицей. Микун отсчитывал Графу деньги. Делал он это с тяжелым сердцем, поскольку, как каждый бизнесмен, переплачивать не любил. Помощь Графа же стоила исключительно дорого, Закончив считать на слове «сто», Микун с надеждой посмотрел на шулера.

— Он должен выйти отсюда голым!