Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич

Теперь, вспоминая о том, что довелось пережить ему на опушке леса под дулами автоматов статистов, он со злорадством подумал, что Носкову сейчас не сладко. Тот наверняка не поставил нанятых им исполнителей в известность о том, что в кейсе, который они должны были доставить ему, находится такая уйма деньжищ. А уж как сам наверняка изумился, когда, изучив содержимое чемодана, убедился, что его, мягко говоря, накололи… Ишь, задумал — начальника «кинуть»! Вот и попал впросак. Теперь не отвертится, а денежки-то у него, у Лапотникова, и никто об этом не знает! Нет, красавчик, конечно, обо всем уже догадался, но что он скажет Мехмету? Хотел ограбить босса, а тот его перехитрил? Влип, влип мерзавец! И все-таки, кто же тот парень?

Эта мысль почему-то заставила Лапотникова подумать о встречах, назначенных на сегодняшний вечер. Юрий Николаевич посмотрел на часы. Через несколько минут должен появиться «сынок» Сашенька, затем Нинкин братец Леня, «петушок», как окрестил его меткий на прозвища Чекаев. Хотя в этом случае особенной фантазии Чхаю, надо признать, проявлять не пришлось. Ленечку и Нину вполне можно было величать сестрами Саранцевыми. А затем… Лапотников улыбнулся, предвкушая удовольствие от третьего визитера, а точнее — визитерши.

— Не отвертится сучка? — обратился хозяин к овчарке, трепя пса по голове. — Не отвертится.

Ласково шлепнув животное по затылку, Лапотников поднялся, направляясь к бару-холодильнику, где налил себе в серебряную рюмку армянского коньяку, к которому пристрастился еще со времен «служения народу» в райкоме. Сделав могучий глоток, Лапотников стал вспоминать эту напористую и одновременно какую-то необычайно ласковую рыжеволосую красотку, с которой он познакомился недели две или три назад. Она, кажется, решила, что может добиться для босса своей партии какого-то, как сейчас принято выражаться, спонсорства. Юрий Николаевич дважды приглашал девушку в ресторан, и оба раза она не отказывала, но настойчивые попытки новоявленного кавалера продолжить общение в более непринужденной нересторанной обстановке, оставались безуспешными. Наташа старалась убедить преуспевающего бизнесмена, что политическую группировку ее шефа, реального кандидата на пост мэра в следующих выборах, поддерживают уже многие солидные люди, намекала на находившиеся в его распоряжении силы, способные выполнять оперативно-тактические задачи, на уважение, которым он пользуется в кругах военных. Однако, несмотря на это, Юрию Николаевичу казалось, что встречаясь с ним, Наташа преследует какие-то другие цели.

— Не знаю, как там насчет ее босса… — произнес вслух Лапотников. Налив себе вторую рюмку, он залпом осушил ее. — А!.. Хорош коньячок, правда, Филя? И чего они там воюют? Впрочем, пусть себе воюют, кто с кем хочет. Армяне, азербайджанцы, чечня, таджики… Одно слово — чурки. А мы богатеть будем. Вот приедет Адылка, закрутим дельце, пусть себе режутся, пусть пуляют друг в друга, а мы им всем помогать будем… Оружие, боеприпасы, стреляй — не хочу. Как думаешь, бандит?

Пес, точно понимая каждое слово, внимательно уставился на хозяина, навострив уши.

— О чем бишь я? — опять вопросил Лапотников у овчарки. — А… начальнику Наташкиному мы еще подумаем, повспомоществовать ли, а вот ее проспонсируем, а, Флибустьер? И я так думаю! И возможно, даже неоднократно.

Юрий Николаевич расхохотался, довольный собственным остроумием, и вновь наполнил серебряную рюмочку. Коньяк помог ему окончательно забыть о всех неприятностях. Убрав бутылку обратно в бар, Лапотников прошелся по комнате. Взгляд его задержался на мече, что украшал ковер.

«Перепрятать? Да ну, зачем?» — подумал он. Возникшая следом мысль, заставила хозяина роскошного особняка развернуться и посмотреть в противоположном направлении, где в углу на столике стоял здоровенный черный ларец, украшенный тусклыми серебряными завитками.

«Что-то я уж слишком быстро согласился, — подумал Юрий Николаевич, вспомнив, что буквально сегодня Наташа тоже спрашивала его об этом ларце, и внезапно рассердился на себя за то, что так быстро уступил просьбе пасынка. — Это я еще посмотрю на твое поведение, а то, может, и ничего тебе не дам… Меча ты в любом случае не получишь! Он мне самому нужен».

Юрий Николаевич поморщился, ощутив внезапный приступ тошноты. Вместо приятной сладковатой коньячной терпкости во рту появился отвратительный кисловатый привкус.

«Что это со мной?» — спросил себя Лапотников, но тут он услышал негромкие, показавшиеся вдруг очень противными позывные устройства внутренней связи, и ему пришлось, взяв себя в руки, буквально заставить себя подойти к аппарату и нажать кнопку. В ответ раздался омерзительный треск и скрежет, сквозь которые донесся едва различимый, невероятно искаженный, но все же узнаваемый голос.

— Ну? Что там? — заорал Лапотников, склоняясь ближе к динамику.

— Климов.

— Пусть поднимается, — бросил хозяин и дал отбой.

Уже на последних ступеньках лестницы Саша услышал, как один из охранников говорил другому:

— Вот жмот, мать его.

— Тихо ты, — ответил ему другой, — услышит.

— Кто? Этот, что ли? Да насрать мне! Давно пора сменить все это дерьмо — не слыхать ни хрена, треск один… — сердито возразил первый. — И монитор паршивый, черно-белый, Лиц ни хера не видно, не поймашь даже, баба или мужик перед воротами стоит. Тоже мне, блин, слежение!

Стоя перед дверью и раздумывая, постучать или просто войти, Климов слышал, как второй из сидевших в холле громил успокаивал своего не в меру разошедшегося напарника:

— Да угомонись ты, Чхай, в самом-то деле, а? Чей ход, не помнишь?

Этого Климову узнать не довелось, потому что в ответ на его негромкий стук прозвучало раздраженное:

— Да!

Саша толкнул дверь и вошел в гостиную.

Разговор двух мужчин, устроившихся в глубоких кожаных креслах, в тихом прохладном полумраке самой большой комнаты лапотниковских хором, не клеился. Наверное, потому, что цели у собеседников были совершенно, можно даже сказать диаметрально, противоположными. Одному из них с самого начала хотелось забрать то, зачем он пришел сюда, и тут же уйти. Второй, напротив, не желал отдавать своему гостю шкатулку, о мече он и слышать не хотел.

Началась беседа Александра со своим отчимом на первый взгляд вроде бы даже и неплохо. Лапотникову, что называется, деваться было некуда. Из-за внезапного приступа недомогания, правда закончившегося сразу же, как только гость переступил порог гостиной, Юрий Николаевич не успел спрятать ларец и на первых порах избрал в общении с Сашей роль радушного хозяина, этакого папаши-покровителя. Узнав, что его «сын» остался фактически не у дел, Лапотников немедленно предложил Климову работу в своей фирме, на что Александр, разумеется, ответил отказом, так как совершенно очевидно предпочел бы скорее сдохнуть с голоду, чем стать объектом благотворительности директора фирмы «Лотос».

Впрочем, предложение это носило при ближайшем рассмотрении издевательский характер. Юрий Николаевич уже решил, что шкатулку не отдаст, а в крайнем случае пойдет даже на то, чтобы с помощью Чекаева и Кривцова вышвырнуть щенка, если тот решит упорствовать. Оба, и Лапотников и Климов, выпили по одной-другой рюмочке коньяку, и Саша подумал, что его отчим, пожалуй, слишком уж сильно захмелел.

«Очевидно, уже до моего прихода успел приложиться, — предположил Александр. — Что это он? За ним вроде бы пьянство не водилось? Впрочем, сколько уж я его не видел…»

Климов уже начал осознавать, что, по всей видимости, приехал зря и Лапотников ничего не собирается ему отдавать. Саша и сам не понимал, почему мысль эта вызвала в нем такую злость. В конце-то концов, кто ему этот Милентий Григорьевич? Пусть сам и обращается к этому пауку. Да куда там! Этот мерзавец наверняка заломит безумную цену, а у старика, судя по всему, с деньгами не густо, хотя друзей и знакомых в научных кругах по всему миру не счесть. Александр вдруг решил: несмотря ни на что он не уйдет из лапотниковских хором с пустыми руками. Однако, каким образом он собирается добиться своего, не имел ни малейшего представления. О том, чтобы забрать шкатулку силой, не могло идти и речи: те бугаи, что прохлаждаются внизу, примчатся сюда в два прыжка и «с почетом» проводят наглеца.