Папа ищет работу - Валентина Анатольевна Филиппенко

после откармливали пастилой и мармеладом, а непослушных воздушных солдат пришлось «усыпить» — проткнуть и выкинуть в урну на глазах у других шариков. Ох, какой суровой может быть служба в воздушной армии!

А потом началась настоящая, дождливая, холодная осень. Парки закрыли, аттракционы уснули до весны, и воздушные шарики расквартировали по домам лётчиков.

В первый понедельник, когда за окном лил ужасный дождь и ни один шарик не пролетел мимо нашего балкона, папа сидел на кухне и пил кофе. Из приоткрытого шкафа выглядывал его белоснежный мундир.

— Восемь месяцев отпуска… — тяжело вздохнул папа. — Я же с ума сойду.

Словно верный пёс, ждавший под столом, когда хозяин наденет в коридоре ботинки и позовёт его гулять, — газета лежала на краю стола и призывно виляла уголком первой полосы.

Где-то внутри неё папу ждали объявления и предложения новой работы.

Сочинитель мороженого

Следующее объявление папа нашёл в начале октября, через неделю после ухода с военной службы. Написал заявление о выходе в отставку, отправил дяде Стёпе четвертинку шоколадного пирога, который испекла мама, чтобы он не расстраивался, и с чистой совестью вернулся к утреннему ритуалу.

Разрезая ложкой свой кусочек пирога, папа вдруг замер. На молочном заводе искали «сочинителя мороженого». Мы с мамой очень обрадовались, когда на папин звонок ответили с третьего гудка и сразу позвали на собеседование.

«Теперь у нас в доме всегда будут не только воздушные шары, но и пломбир, — думала я перед сном. — И я буду угощать фисташковым мороженым друзей, которые придут ко мне в гости».

Папа надел галстук, рубашку и исчез в потоках мороженого, пока я собиралась в школу. На уроках думать о млекопитающих и удвоенной «н» в прилагательных было трудно. Арктика казалась мне страной эскимо, в буфете на перемене я купила пломбир и почти проболталась одноклассникам, что скоро буду приносить в школу ведёрко мороженого вместо обеда.

Домой я прибежала очень быстро: мама уже вернулась из магазина с пакетом овощей и пельменей. Папы не было.

— Не пришёл? — с порога крикнула я.

— Пришёл! И унёс пылесос в ремонт.

Лицо у мамы было грустное, она обняла меня и поцеловала: «Никакой им сочинитель мороженого не нужен. Нужен просто человек, который будет стоять у чана с молоком и мешать его половником».

От досады я села смотреть альбом, где мы с подружками писали свои желания и мечты.

Катя хотела синие волосы, Ксюша — большой автомобиль, чтобы в него помещалась её кровать с башенками. Я хотела на море и платье как у Золушки, только голубое.

Вдруг папа открыл дверь в мою комнату и решительно зашёл.

— Ну, как дела? — наигранно бодро спросил он: так он разговаривал со мной, когда я болела или когда ему нужно было сказать мне, что мы не идём гулять в парк.

— Хорошо. — Я спрятала на полку альбом.

— Уроки сделала?

Папа решил проверить мою математику, потом — географию. А после — немецкий.

Немецкий мы начали учить в этом году, папа его совсем не знал. А задание я не сделала. Поэтому сделала вид, что выучила стихотворение на немецком, и на ходу что-то ему прочитала задом наперёд, перемешав буквы и ударения. Примерно так:

Шшшаршун табур шан шан си си.

Кархем Хум Хам дез нази.

Прух прех нанелаваси.

Шшшаршун табур кувази.

Папа посмотрел на меня очень серьёзно из-под своих густых бровей и вдруг ответил:

Брехтум брех казнехтом без дез сердта.

Я не хотела, но открыла рот от удивления и выкатила глаза:

— Папа, ты тоже учил немецкий в школе?

— Это не немецкий, — ответил папа. — Это русалочий. Что ж я, зря целый день проработал водителем русалки? Учи давай немецкий, а то придётся нам для тебя аквариум покупать.

Мне стало так стыдно, что я густо покраснела и почти заплакала, но папа этого не видел, потому что уже закрыл дверь в мою комнату. И сел играть какую-то очень красивую музыку. Мама ему тихо подпевала, и из-за двери казалось, что она поёт на немецком.

Парикмахер облак

Мама очень любила ходить в парикмахерскую: ей завивали красивые локоны, делали стрижку или красили волосы в золотистый цвет. Иногда мама брала меня с собой, и тогда я ещё полдня пахла сладкой водой из флакончика, которой маму обрызгивали напоследок.

Маме стригли и красили ногти, а ещё, подержав в тазике ноги, тёркой пилили пятки, от чего мама звонко и коротко смеялась.

Папа в парикмахерскую почти никогда не ходил: у него уже тогда было совсем немного волос, они, словно кусты в парке, окружали озеро гладкой умной головы. Когда я была совсем маленькой, я забиралась к папе на плечи, гладила его по голове и обещала, что все волосинки скоро к папе вернутся, стоит мне только найти у мамы подходящий крем. Папа смеялся и говорил, что все его волосы сдались силе притяжения и стали усами или бровями. А маме усы и густые брови не нужны, поэтому у неё волосы на месте и живут на голове.

Сейчас, проводя много времени дома, со мной и с мамой, папа даже немного зарос: густые камыши вокруг лысины стали высокими-высокими, и уже пару раз мама пыталась подкрасться к папе с ножницами, чтобы подстричь. Но папа успевал выпрыгнуть из кресла или вскочить с дивана и убежать куда-нибудь в безопасное место.

— Папа! — возмущалась мама. — Ты уже стал похож на сумасшедшего учёного, а вовсе не на человека, который ищет работу. Тебе пора привести себя в порядок.

Проиграв маме в нарды, опоздав в кино и потеряв в квартире третью пару носков, папа сдался и пошёл в парикмахерскую.

Сидя в очереди, он листал газету и по привычке открыл страницу с объявлениями:

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ КАСКАДЁР ДЛЯ СЪЁМОК В САЛОНЕ МАССАЖА».

«УЧИТЕЛЬ РУССКОГО ЯЗЫКА ДЛЯ МАЛЬЧИКА, КОТОРЫЙ ЛЮБИТ МАТЕМАТИКУ».

«ПЕРЕВОДЧИК С ИТАЛЬЯНСКОГО, КОТОРЫЙ НЕ ПЬЁТ КОФЕ».

«СОЛИСТ В АНСАМБЛЬ ДОМА ПРЕСТАРЕЛЫХ».

«ПОВАР В СТОЛОВУЮ ПРИ ЗАВОДЕ ОБЛАКОВ И ПАРИКМАХЕР ОБЛАКОВ».

Как ножницы в руках парикмахера, в голове у папы блеснула мысль: «Я буду стричь облака!» Не дождавшись своей очереди и даже без спроса взяв газету, он выбежал на улицу и пошёл домой, чтобы позвонить по объявлению. Мама засмеялась, когда услышала, на какую вакансию собрался откликнуться папа: парикмахер облаков был очень далёк от водителя русалки, военачальника шариков