Дневники - Николай Мордвинов

Нелегко было Мордвинову постигать характер контрреволюционера — ведь актер и в глаза не видел ни одного кадрового офицера царской армии. Что же касается Соболевского, то это был умный, хитрый и коварный враг. Образованный, прекрасно знавший литературу и искусство, обладавший изысканными манерами, он был в то же время жестоким садистом, типичным ницшеанцем, считавшим, что «из 140 миллионов имеют право на жизнь лишь 2–3 миллиона».

Вместе с Хмелевым спектакль ставил Ю. А. Завадский, но больше всех работал с Мордвиновым Хмелев. Небезынтересно вспомнить, что в это же время Хмелев репетировал своего знаменитого Пеклеванова, а чуть раньше выступил в роли Алексея Турбина. Под руководством Хмелева Мордвинов прошел большую школу. Хмелев требовал от Мордвинова абсолютного перевоплощения в образ — актер должен был во всем превратиться в Соболевского, буквально зажить его жизнью. Мордвинов вспоминает, как ему приходилось осваивать роль — есть, курить, вырабатывать походку Соболевского. Весь организм актера был настолько мобилизован, что даже во сне Мордвинов видел целые сцены и продолжал работать над ролью. Приверженец острого и внешне скупого рисунка роли, Хмелев того же добивался и от Мордвинова. Долго и кропотливо работал Хмелев, стремясь к обострению образа, постепенно освобождая актера от присущей ему тогда скованности, округлости, вялости движений, снимая чисто волжскую напевность речи и делая ее колючей, отрывистой, резкой. Не сразу пришли к актеру вкрадчивость в походке, сощуренный злобный взгляд, подчеркнутая враждебность во всем облике и надрывный истошный крик «повесить!», в котором Мордвинов как бы находил завершение рисунка роли.

Когда настало время первого спектакля, на сцену вышел уже не молодой, угловатый студиец, всего три года тому назад приехавший в столицу из тихого приволжского городка, а настоящий офицер «белой кости, голубой крови» — красивый, элегантный, изощренный. На нем была коричневая блуза, плотно облегавшая его гибкую фигуру, на голове — плотно надвинутая на лоб кубанка, которую он почти не снимал. А лучшим признанием успеха актера явилась острая ненависть, царившая в зрительном зале на спектаклях «Простой вещи». В Мордвинове — Соболевском поражала прежде всего сила актерского перевоплощения. Оно было во всем — от остро схваченной человеконенавистнической сущности белогвардейца до легкого кошачьего шага, полированных ногтей, мертвенной маски вместо лица, стальной бесстрастности жестких интонаций. Уже в этойсвоей первой серьезной работе Мордвинов отказался от карикатурности в изображении героя, не соблазнился внешним решением образа, хотя возможности для этого были самые благоприятные.

«Соболевский — Мордвинов, — писал критик Г. Бояджиев, — это не просто убийца — это человек, отравленный своим же собственным ядом, ему неведомы никакие радости, кроме радости убийства и мучения. Только в эти часы он преображается, в нем начинает бурлить кровь, дико сверкают глаза, он кричит, хохочет, пьянеет от собственной жестокости, его уже нельзя назвать человеком. Это отвратительный садист, какой-то легендарный вурдалак, ставший кровавым врагом революционного народа. Но это чудовище сохраняло в себе все черты живой личности: яктер не вносил в роль ничего демонического, он не выходил за пределы психологической правды…»

В страшном садистском облике Соболевского — Мордвинова можно было разглядеть черты надвигающегося на Европу фашизма.

Работа Мордвинова противостояла широко распространенному в те годы в театральной среде взгляду на актера как на носителя прежде всего собственного отношения к своему сценическому образу, всячески подчеркивающего это отношение. Поэтому Мордвинов стал объектом нападок критики, его исполнение Соболевского приводили в пример того, как не следует играть. Сейчас нам важно отметить, что актер не поддался моде времени, а внимая Хмелеву и Завадскому — выученикам школы Художественного театра, оставался верным принципам глубоко реалистического искусства перевоплощения. Может быть, в этом и заключаются особая ценность и значение роли Соболевского и той работы, которую проделал Мордвинов. С той поры перевоплощение, поиски характерности в тех ролях, где личность актера не тождественна характеру образа, стали для Мордвинова непременным законом творчества.

За ролью Соболевского продолжилась работа Мордвинова в театре-студии, им было сыграно немало ролей, но какого-либо заметного следа в творчестве актера они не оставили. Поэтому не будет ошибкой ограничиться лишь перечислением этих ролей. Наиболее репертуарной ролью Мордвинова в те годы явилась роль молодого барона в комедии Мюссе «Любовью не шутят». Кроме того, им были сыграны слуга Моска в комедии Бена Джонсона «Вольпоне» (эта пьеса, переделанная Г. Вечерой, шла в театре под названием «Мое!»), мошенник Мебиус в комедии В. Газенклевера «Делец», Глебов (отец) в «Пьяном круге» И. Дэля, Олыпевич в пьесе М. Колосова и В. Герасимовой «Проба». Мордвинову даже довелось выйти на сцену в роли самого А. В. Сухово-Кобылина в пьесе Попонигопуло «Дело о душах». На большинстве из перечисленных спектаклей лежала печать формотворчества, ложной изысканности, самоцельной эксцентричности. Все это были издержки роста студии и, конечно, не они определяли основные пути творчества. Вместе со студией росло и мастерство Мордвинова. Полезное накапливалось, переплавлялось в лучшие работы последующих лет, временное и наносное отметалось жизнью, самокритично оценивалось актером.

После Соболевского и до конца деятельности театра-студии, то есть до переезда ее основного состава в гор. Ростов (1936), наиболее значительными работами Мордвинова следует считать роли Ричарда Даджена (1933), Аполлона Мурзавецкого (1934) и большевика Ваграма (1935).

Написанная в жанре мелодрамы пьеса Б. Шоу «Ученик дьявола» была поставлена Ю. Завадским скорее как романтическая драма. Опираясь на комментарии самого Шоу, постановщик стремился раскрыть в главном герое — «ученике дьявола», протестующем против религии, восстающем против ханжеской морали пуритан, натуру свободолюбивую и смелую, способную на большие дела, на самоотверженные поступки, на подлинный героизм.

В этой пьесе, названной А. В. Луначарским пьесой «свободомыслия, бунта, протеста», неистового Ричарда играл Мордвинов. Многое в Ричарде импонировало индивидуальным особенностям Мордвинова, его широкой натуре, волжскому размаху. В актерских приемах все было открыто, крупно, сочно — и жесты, и голос, и движения.

Если в Соболевском Мордвинов заставлял зрительный зал ненавидеть своего героя, то в Ричарде сумел внушить зрителю неподдельную любовь к чумазому сыну вольных прерий. Душа Ричарда открыта миру, его мысли и чувства рождаются на виду у всех, он живет смело, просто, прямолинейно. Смена настроений, поступки возникают сами по себе, безотчетно, на первый взгляд, в них нет логики, и порой даже трудно ответить, почему герой пришел к тому или иному решению. Это решение подсказано не расчетом, не размышлениями, а порывом всей натуры. Ричард у Мордвинова был, возможно, немного примитивным, но целостным образом. В нем не было никаких компромиссов, никаких сомнений. Его стихия — деятельность, а целесообразность деятельности определялась велением сердца. О» горд и мягок, груб и нежен, но в то же время это человек огромной воли и пленительного обаяния… Стремительно появлялся Дик — Мордвинов в зрительном зале в широкополой шляпе, с лассо и пистолетами за поясом, шел по проходу, лихо перемахивал через рампу, возбуждая своим темпераментом зал. Таким он представлялся зрителям в первом действии, остро и динамично проводя всю сцену чтения завещания, осыпая язвительными репликами миссис Даджен, брата, дядюшку. Дерзкий и задиристый, Дик, назвавшись «учеником дьявола», с нескрываемым наслаждением устраивал разгром родственникам, клеймил прикрытые личиной набожности низменные пороки окружающих его людей — прежде всего их алчность и фарисейство. А в следующем действии он, не задумываясь, отдавал себя в руки солдат и шел на виселицу вместо пастора Андерсена, полагая, что в борьбе пастор и его имя куда нужнее, чем он сам. Так Ричард Даджен — этот «блудный сын», «дурной человек», «контрабандист», как его называют в пьесе, — приносил себя в жертву во имя правого дела, смело бросая вызов поработителям и убийцам.