Барон и Звезды - Джон Кризи

– Арамбур? О нет! Но этот человек меня обожает и ничего никому не скажет. Так что же вы решили делать, Джон? Ведь я могу называть вас по имени, не правда ли?

– О, пожалуйста! Но я ничего не решал, я спал.

Прекрасные черные глаза сверкнули.

– Вы согласитесь?

– А вам-то какая разница?

– Если вы будете работать с нами, я смогу часто вас видеть, – без всякого жеманства ответила Минкс. – И потом, по-моему, на этой земле не так уж много привлекательных мужчин, чтобы позволить себе роскошь отправлять их на дно Темзы. А именно такая судьба вас и ожидает, можете мне поверить. Этому мерзавцу Лью все едино – покойником больше, покойником меньше!

Джон, которого эта тирада очень позабавила, улыбнулся.

– Весьма польщен таким интересом к моей особе, дорогой друг. Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, позвольте вернуться к прерванным сновидениям. Уже половина десятого – все послушные дети давно спят.

И Мэннеринг вежливо указал ей на дверь. Минкс не рассердилась, а только вздохнула.

– И вы можете спать, зная, что вас ожидает?

– Да то-то и оно, что ничего я не знаю! И мне необходимо с утра иметь свежую голову. Уж я найду какой-нибудь выход. Всегда находил и теперь найду!

– Это потому, что вы еще никогда не имели дела с Лью, – Минкс вдруг страшно рассердилась. – И не надейтесь, что сможете обвести его вокруг пальца, – он слишком хитер. Да и Лаба тоже опасный тип. А кроме того, перестаньте стоять столбом! Ложитесь рядом со мной, так будет намного лучше, даже если мы просто поговорим, – последние слова она проговорила с обезоруживающе невинной улыбкой.

Джон вздохнул.

– Право же, вам следовало бы быть серьезнее, дитя мое.

– Неужели я вам нисколечко не нравлюсь? – с очаровательной гримаской прошептала Минкс.

– Вы очень красивы, и знаете об этом. Но в данный момент мне могло бы понравиться только одно: ключи!

Джон подошел к ней, наклонился и положил руки на обнаженные плечи молодой женщины.

– Минкс, вы и в самом деле пришли помочь мне?

– Да... хотя бы попытаться...

– Так скажите же, как отсюда выбраться! Я очень богат идам вам все, что захотите. Я спрячу вас от Грюнфельда, и он никогда вас не найдет. К тому же я очень скоро отправлю его за решетку. И не рассказывайте, будто вам доставляет удовольствие быть с ним в союзе: дураку ясно, что вы его терпеть не можете! Но если вы захотите, я готов ничего не сообщать полиции в течение суток. Таким образом, у ваших приятелей будет достаточно времени, чтобы скрыться. Но только помогите мне выбраться отсюда!

Джон почувствовал, как вздрогнули золотистые плечи под его руками.

– Я не могу! При всем желании не могу! Я не знаю, как отсюда выйти, и никто не знает, кроме Лью и Лаба. Внешние двери закрываются и открываются автоматически, и никто из нас ни разу не видел кнопок. Если кому-то нужно выйти или войти, нас всегда провожает либо Лаба, либо сам Грюнфельд.

Джон понял, что она говорит правду, и выпрямился.

– Ясно, – огорченно вздохнул он.

– Вы хоть верите мне? Я бы так хотела сделать что-нибудь...

Минкс не договорила. Слова застыли у нее на губах, а глаза с ужасом смотрели на дверь. В один миг страх так исказил ее лицо, что, казалось, несчастная женщина постарела сразу лет на двадцать. Джон, даже не оборачиваясь, понял, что вошел Грюнфельд. Он повернулся на каблуках и убедился, что не ошибся: в дверях стоял не только Грюнфельд, но и Лаба и еще один бандит, такой же смуглый, как и француз.

Они не стали терять времени даром. Одним прыжком Лаба подскочил к Джону и грубо оттолкнул его. Грюнфельд подошел к молодой женщине. Она все еще лежала на кушетке, и рот ее скривился в беззвучном крике ужаса. Бандит наотмашь ударил Минкс по лицу.

Один раз, два, три... Удары сыпались с жутким глухим плеском.

– Грязная шлюха!

Жирная рука снова поднялась, но Джон, задыхаясь от бешенства, приказал:

– Я думаю, хватит, Грюнфельд!

Казалось, этот спокойный голос отрезвил бандита, как холодный душ. Он обернулся:

– Избавь нас от этого сердцееда, Лаба! Хочешь – кинь его в реку. Большего он не заслуживает. А что касается молодой особы, то раз ей так нравится эта комната, она проведет здесь восемь дней. Ей будут приносить еду, но больше ничего. Понятно, Минкс? Это научит тебя, как ворковать с первым попавшимся мерзавцем!

К огромному удивлению Джона, за Минкс вступился Лаба.

– Восемь дней без коки, патрон, она не выдержит!

– Тебя никто не спрашивает! Восемь, и ни днем меньше!

Минкс поднялась. С безумным взглядом, в дикой панике она кинулась к Грюнфельду.

– Нет! Нет! – закричала она. – Прости меня, Лью! Ты же знаешь, что я и два дня не могу протянуть без этого! Нет!

Содрогаясь от рыданий, она колотила кулаками по мощным плечам Грюнфельда. Тот был как камень невозмутим. Лаба и его приятель как завороженные наблюдали эту сцену, не отводя глаз. Джон почувствовал, что давление револьвера слегка ослабло...

Надо было действовать. Теперь или никогда!

7

– Понимаете, душа моя, – объяснял Джон Лорне часом позже, – Грюнфельд сам подсказал мне, что страдания красивой женщины – зрелище, перед которым не может устоять ни один француз. И, заметьте, на сей раз Минкс не была в обмороке – совсем наоборот! Во всяком случае, картина оказалась слишком соблазнительной для этих Неронов с автоматами: полные слез глаза, распущенные волосы и медленно, но неотвратимо сползающий красный пеньюар...

– У нее красивые волосы? – ревниво спросила Лорна.

– Очень уж испанские, на мой вкус, – черные, блестящие – невольно думаешь о гребне и мантилье. Нет, что у Минкс действительно прекрасно, так это уши.

– Уши???

– Ну да. В них потрясающие изумруды!

Оба удобно устроились в гостиной Джона на Кларедж-стрит. Лорна в кружевном вечернем платье сидела на подушке у камина, Джон в полосатом банном халате – рядом с ней. У него был измученный, но счастливый вид. Мокрые каштановые волосы топорщились непокорными завитушками, и Лорна ласково запустила в них пальцы.

– Как бы то ни было, – продолжал Джон, – мой приятель Лаба и думать забыл о своем пистолете. И вот я ребром ладони отшвырнул эту проклятую игрушку, а ее владельца наградил прямым ударом правой. Он потерял равновесие. Как я и ожидал, его сообщник Арамбур тут же выстрелил, но я послушался вас, мой ангел, и надел сегодня красный жилет!

Лорна улыбнулась – ей было и весело, и страшновато. Пару лет назад по ее настоянию Джон согласился завести гранатово-красный жилет, подбитый прочной кольчугой.

– И вот пуля Арамбура попала мне в левое плечо, но благодаря жилету тут же отскочила на ковер. Видали б вы физиономии бандитов! Воспользовавшись их замешательством, я кинулся на Грюнфельда, который, кстати, даже не успел сообразить, что происходит, и по всем правилам искусства вывернул ему руку, приобретя таким образом весьма внушительный заслон. Ни Лаба, ни Арамбур теперь не решались стрелять. С превеликим трудом мне удалось извлечь из кармана перочинный ножик. А он, даром что от "Гермеса", может перерезать глотку ничуть не хуже, чем нож мясника. Мне, стало быть, оставалось только приставить лезвие к жирной шее Грюнфельда и приказать его гориллам бросить всю артиллерию на пол к моим ногам. Грюнфельд слишком перетрусил и не сдвинулся с места, даже когда мне пришлось отпустить его и нагнуться за пистолетами. Лаба, впрочем, попытался было схитрить – он, видите ли, припрятал второй пистолет! Но я всадил ему пулю в руку, и парень тут же успокоился. Зато Арамбур явно хотел отделаться как можно дешевле и не шелохнулся. Поэтому я вежливо попрощался со всей этой милой компанией и вышел. Все получилось очень просто.

– Уж куда проще! – вздохнула Лорна.

– То есть я вышел из комнаты... потому что насчет выхода из подземелья, если верить несчастной Минкс, – это уже совсем другое дело! Вот тут-то и пригодилось мое всегдашнее везенье!

– Давайте пожелаем, чтобы оно сопутствовало вам еще долгие годы, Джон! Ведь без этой "несчастной Минкс" вы бы погибли!

– Ба! – Мэннеринг пожал плечами. – Кто знает? Когда держишься за жизнь так крепко, как я... а я держусь за нее так крепко, потому что жизнь для меня – это вы, Лорна! – так вот, никогда нельзя думать, будто все потеряно. И вот вам доказательство: я тщательно запер за собой дверь на ключ и спокойно удалился. Однако выстрелы всполошили прочих членов этого замечательного сообщества. К счастью, вся компания сидела этажом выше. Пока они мчались по лестнице, я направился в противоположную сторону, понятия не имея, куда попаду. Коридор заканчивался дверью. В замке торчал ключ. Я открыл, вытащил ключ и заперся изнутри. Это давало мне несколько минут передышки. Должен сказать, убранство комнаты не очень-то обнадеживало – этакая совершенно голая цементная камера. И нигде ни малейшего отверстия! А в коридоре становилось уже слишком оживленно. Голос Грюнфельда громыхал, покрывая все прочие. Вот тут-то мое всем известное везение и приходит на помощь! Мои пальцы почти машинально пробежали по стене, на которую я облокотился, чтобы перевести дух, и нащупали легкую неровность: а ведь ничего вообще не было заметно! Я надавил – опять ничего. И тут неожиданно я почувствовал, что падаю навзничь, и растянулся во всю длину, благословляя тем не менее небеса. Стена раскололась пополам. Я встал. Впереди был довольно широкий коридор, спускавшийся вниз, в конце которого поблескивала вода или, точнее, Темза. Теперь мне стало ясно, почему Грюнфельду так легко избавляться от докучных гостей.