Четвертый тоннель - Игорь Андреев

Выходя из метро, мы попрощались.

— Пока, — сказал я и наклонился к ней, чтобы поцеловать в щечку.

Она уловила мое движение, и тоже прижалась губами к моей щеке.

По пути домой я подумал, что это знакомство произошло даже не то что легко, а вообще само собой. Я в нем даже не участвовал. Я просто играл. Я был в полностью расслабленном состоянии. Мне было все равно, что скажет и подумает девушка, я просто с ней общался с удовольствием. Позже я описал этот случай в своем блоге. Пикаперы ответили, что для знакомства и соблазнения женщин это состояние

— идеальное. Состояние игры. Когда сфокусирован на процессе, играешь с удовольствием, совсем не паришься о результатах, результаты приходят великолепные, сами собой.

Когда через пару дней я набрал ее номер, я уже парился. От состояния игры не осталось и следа. Скорее, было состояние жесткого экзамена. Забегая сильно вперед, могу сказать, что после очень мощного процесса на одном из тренингов личностного роста я понял, в чем была проблема. Комплекс неполноценности по поводу моей мужественности. Я в глубине души чувствовал себя недостаточно мужчиной и подсознательно боялся быть «разоблаченным» в этом. Я мог чувствовать себя комфортно с женщинами только в трех случаях. С теми, по поведению которых сразу ясно, что я очень нравлюсь. С теми, кто мне не нравится

— я в них не заинтересован и для них мне не нужно быть привлекательным. А также когда находился под алкоголем, наркотиком или моя психика была разогнана чем-то. Как в тот раз, когда я был разогнан экстремально позитивными эмоциями после катания на сноуборде. В остальных случаях я боялся провалить «экзамен». Но в тот момент я всего этого даже не знал. Я просто «почему-то» ощущал сильный дискомфорт, набирая ее номер.

Позвонил. Она обрадовалась. Но я-то знал, что все очень сложно, трудно, мрачно, и очень страшно облажаться.

Мы гуляли по Тверскому бульвару. Фонари разливали свет на землю яркими полусферами. В нем медленно падали большие хлопья мягкого снега. Она держала меня за руку и смотрела в глаза. Что-то рассказывала. Оказывается, она бухгалтерша. По какой-то причине мне часто попадаются бухгалтерши. Я же сам когда-то работал бухгалтером и финдиректором нескольких компаний. Может быть, такое устройство жизни, в котором приходится иметь дело с цифрами и буквами больше, чем с живыми людьми, нас незримо притягивает?

Мы провели около часа в ливанском кафе. Деревянные скатерти. Фотографии Бейрута на стенах. Ближневосточный Париж. Болтали о всяких пустяках. Она, как всегда, очень хотела много-много узнать обо мне, но когда я начинал отвечать и давал ей возможность вставить слово, она соскакивала на свои темы. В итоге я узнавал о ней намного больше, чем собирался спросить. На порядок больше, чем рассказал о себе. Все было нормально. Все, кроме того, что во мне. Медленно, но неумолимо нарастающее напряжение.

Сама по себе девочка — без огонька. Она легко зажглась от меня в тот раз в метро. Но тогда я был похож на ходячий взрыв энергии. Сейчас я устал от напряжения. «Энерджайзер» умер. Скоро заметил, что мое состояние передалось девочке. Ее коричневые глазки начали погасать. Она стала напрягаться и — сразу же терять свою привлекательность. У меня вдобавок к нервозности возникло чувство вины за то, что она мне уже не нравится… Как тяжело…

По пути к метро мы мило говорили. Я чувствовал себя лучше, но только потому что через несколько минут мы разбежимся. Она держала меня за руку, и у меня было такое ощущение, будто она просит прощенья за что-то, хотя если кто и должен просить прощенья в этом случае, так это я. На прощанье мы поцеловались. Много помады, но ничего. Я пообещал позвонить ей на следующей неделе — и через секунду понял, что наврал. Не позвоню. Слишком хреново мне было в этот вечер, и я ожидал, что с ней в следующий раз повторится то же самое. А раскручивать ее ради секса, чтобы поставить себе звездочку на фюзеляже, я не хотел…

Тягостный осадок от этой встречи продолжался еще один или два дня. Я был недоволен собой. Я был раздражен на нее. Наконец, меня вывел из этого состояния полудепрессии звонок одного из приятелей из околохудожественной тусовки. Пригласил на их мероприятие.

— Интересные люди будут, — сказал он. — Тебе понравится. Ты же такой весь утонченный и постоянно выебываешься. А там искусство. Девки всякие. Пишут стихи, поют песни и рисуют картины, — вот как трахаться хотят. Может, кого снимешь.

Возможно ли устоять перед искусством? Конечно, я пришел. Да, люди искусства там присутствовали в избытке. В основном, в диапазоне от двадцати с небольшим до слегка за тридцать лет. Все притворялись молодыми дарованиями. Очень приятно смотреть и слушать. Наблюдая за ними, я подумал, что у всех этих людей искусства на лицах был пропечатан недостаток сексуальной активности. Есть такая болезнь — хронический недоебит. По слухам, развивается на фоне дефицита общения с живыми людьми в неформальной обстановке. Они на сцене настолько же страстные, насколько застенчивые в общении сразу после своих номеров.

Потом был фуршет. Алкоголь, пьяные разговоры, мелкие понты с претензией на глобальность мышления. Со столов быстро исчезала выпивка и еда. Быстрее всего почему-то исчезают мои любимые черные оливки. Я налил в стакан побольше виски, чтобы потом не беспокоить людей исконно московским вопросом «куда исчез вискарь?», и начал бродить, рассматривая окружающих. Какая-то худенькая девочка с темно-красными волосами оказалась рядом и сказала что-то малозначимое. Я начал беззаботно с ней болтать. Прекрасно. В какой-то момент заметил в себе напряжение, возникшее, видимо, по привычке, и сразу же понял, что напрягся потому, что она мне понравилась. Получается, я должен произвести на нее впечатление, чтобы соблазнить. «Какого хрена? — сказал я внутрь себя. — Я не обязан всегда выигрывать. Ничего не надо делать. Что получится, то и получится». И расслабился.

Мы о чем-то болтали. Через несколько минут мы уже были слегка отделены от остального мира невидимой шторкой, никого кроме нас как будто не было. Когда очередная мысль была проговорена до паузы, я сказал:

— Поехали ко мне, Лена. Нам будет хорошо.

— А что мы будем делать?

— Побудем вместе. Я покажу тебе кое-что красивое. Потом я тебя провожу. И еще… мы будем играть в шахматы.

— В шахматы? Я только знаю, как фигуры ходят.

— Это совсем другие шахматы. По-арабски. Там только две фигуры. Я буду королем. Аты — королевой.

— Ну… Если ты меня потом проводишь… Я сейчас поговорю с подругой…

Она отошла, и я увидел другую симпатичную девочку. Она сидела в окружении трех парней, явно не близких ей, но пытающихся произвести впечатление. Подошел:

— Мне очень нравится ваше творчество. Я почти очарован.

Она ответила вежливым «спасибо». Я позволил себе высвободить поток сознания:

— Я думаю, в искусстве все зависит от человека. Какие чувства вкладываются в слова, картины, музыку. По творчеству можно понять человека, — сказал, а сам подумал: «Ого! Вот как я умею гнать, оказывается! А может, я так говорю, потому что так и думаю?» — Это впечатляет. А вы к тому же такая симпатичная.

— Ой, вы меня смущаете.

— Кстати, поехали ко мне домой.

— А… У меня свадьба через месяц.

— Что, честно-честно?

— Да.

— Отлично! Значит, у нас есть целый месяц!

Ее смех мне понравился.

— Такой напор! — говорит, ее глаза блестят, в голосе придыхание. — Молодой человек, у вас такой напор. А у меня свадьба.

Я уже знал, что женщины в момент знакомства часто говорят что-то вроде «у меня есть молодой человек». Даже если его нет. Между девичьей отмазкой и правдой, выраженной теми же словами, огромная разница. Отмазка звучит механически или игриво, а по сути означает вопрос: «Действительно ли ты хочешь меня добиться?» Правда содержит другие интонации, ее легко почувствовать, и она означает: «У меня есть любимый человек и планы, связанные с ним». Эта девочка говорила правду, и я это почувствовал. Ни влезать в чужие планы, ни испытывать прочность своей настойчивостью я, конечно, не хотел.

— Желаю вам всего хорошего. Наверное, он классный парень, раз у него такая невеста.

— До свидания… Молодой человек, у вас такой напор!

Я отошел и увидел девушку, с которой мы будем играть в шахматы. Лена уже была в своем бежевом пуховике.

— Ты еще не оделся?

Я застегнул куртку, взял ее за руку и мы пошли к станции метро «Лубянка».

Первым делом у меня дома мы накурились травы. Я включил на компьютере ремиксы Depeche Mode. Начались странные танцы. Я лежал на диване и смотрел, как она танцует. Она не танцевала в обычном смысле этого слова. Она изображала музыку — плавными движениями тела, медленным полетом рук и меняющимся выражением лица. У меня возникло ощущение, что не она выражает собой музыку, а музыка создается ею. Как будто музыка отражает вслед за ней то, что она чувствует внутри и выражает в танце. Танцующая и танцуемое слились. Я подумал, что она чокнутая, и мне это понравилось.