Четвертый тоннель - Игорь Андреев

Взял Лену за талию и начал медленно раздевать. Разогревать. Задрожала. Яркий секс. Рычала и шипела как кошка. Когда я кончал — кричала. Я только приближался к оргазму, она это чувствовала издалека и начинала кончать чуть раньше меня, так что когда я срывался в рычание, переходящее в крик, она уже билась в сексуальной истерике. Мы были в очень хорошем контакте, как будто что-то внутри нас настроилось друг на друга и мы стали одним целым. А потом, после второго оргазма, она вдруг заплакала. Я спросил, почему. Лена сказала, что бывает очень страшно терять то, что так ценишь и так редко находишь. Я подумал, что она про любовь, близость или что-то в этом роде, но не стал ничего говорить, потому что мне показалось, что сейчас не время говорить.

Мы остались у меня. Утром вышли из дома вместе. Попрощались в вестибюле станции «Сокол». Целуемся. Обнимая меня, она сказала:

— Я еще хочу сказать… Ты такой охуительный любовник!

Я растерялся. Я никогда не умел принимать комплименты или благодарность. И в то же время ее слова значили для меня много — на фоне хронически заниженной самооценки, пусть даже и прикрываемой высокомерными понтами. Растерявшись, я не нашел ничего другого как сказать то, что пришло в голову:

— Тебе было хорошо?

— Очень.

— Мне тоже. Ну, пока.

— Пока.

Она вошла в вагон, двери жестко схлопнулись, поезд уехал.

После этого мы еще один раз встречались просто поболтать, где-то в центре. Потом однажды ездили ко мне делать секс. По-моему, мы оба хотели воспроизвести первый опыт, от которого в тот раз осталось сильное и долгое послевкусие. Но что-то было уже не так. Мы оба как-то закрепощены. Секс получился скомканный, безвкусный. С тех пор мы никогда не виделись. Но я много раз вспоминал, какие у нее были глаза, когда она создавала музыку своим танцем. Словно предчувствуя следующую тему, она на нее заранее откликалась, а звучание начиналось следом, после нее, и казалось, что так было именно из-за нее, потому что она такая.

7. САМОУВАЖЕНИЕ

The child is grown

The dream is gone

And I have become

Comfortably numb

По работе я отслеживал события, происходящие в околополитической тусовке. Однажды мое внимание привлек один из парней, имеющий репутацию политолога. Он выступал мыслителем на величественную тему «Как нам обустроить Россию», и все его рассуждения неизбежно сводились к тому, что, во-первых, все люди сволочи, во-вторых, вся жизнь говно, а в-третьих, Россию мы никогда не обустроим, потому что все люди сволочи, а жизнь говно. Он из тех людей, кто мрачно смотрит на реальность, потому что замечает в ней только плохое. Свой персональный имидж он строит на постоянном разоблачении всяческих подлостей разнообразных политиков, так что сам он, как следствие, получается хорошим парнем. Честным, справедливым, порядочным, светлым и приподнятым над всей этой грязью.

Так уж устроено человеческое сознание, что, вешая на других людей негативные ярлыки, осуждая и опуская других (даже, казалось бы, по заслугам), мы не только отделяем себя от них, но и ставим себя выше. Самоутверждение в форме конструктивной критики — выгодно. Я тебя вроде бы по делу критикую, и вместе с тем я своей критикой ставлю себя выше. Я сообщил, что ты плохой — потому что я не такой же. Я лучше. Хороший. Отлично, жизнь удалась.

Этот парень был не просто хороший. Лучше всех. Однако он не просто изобличал лжецов, подлецов и прочих гадов. Он еще и активно страдал от несовершенства мира. Страдания были написаны на его лице и выражены в тихом, с похоронными нотками, голосе. У меня сложилось впечатление, что парень выбрал себе для жизни роль профессионального страдальца. Думаю, если бы все то, о чем он сокрушался в своих статьях в интернет-изданиях, вдруг волшебным образом исправилось в одночасье, он моментально нашел бы себе новый повод для стона о несовершенстве мира, подлой сущности людей и беспросветности этой жизни в этой стране.

Я не понимал, почему уделяю изучению его персоны так много внимания, пока не произошло знаменательное событие. Он с шумом и скандалом покинул один из прокремлевских проектов. Естественно, по моральным соображениям: они там все грязные негодяи, а он совесть нации. Точнее говоря, не он сам ушел, а его попросили на выход почти сразу после трудоустройства, когда он спровоцировал внутренний конфликт. Покинув этих подлых гадов, он разразился разоблачительной статьей в своем блоге. Они подлые и фальшивые. Подонки и мерзавцы. Бессовестные бляди. Он их всех презирает, потому что моральные принципы, «не могу молчать», они там, у власти, лжецы и лицемеры, а он совестью не поступается, правду не продает и так далее.

После знакомства с ситуацией у меня в голове пронесся вихрь мыслей с сильной эмоциональной начинкой. Чем-то этот парень характерен. Чем-то мне знаком. Какой-то знакомый типаж… А, ясно, подумалось вдруг. У него истерично-депрессивный характер. У него печать на лбу: неудачник. Такой человек обречен на страдание по жизни в силу склада ума. А если уж не страдать невозможно, то лучше страдать напоказ, красиво, эффектно. Раз уж моя жизнь все равно не удалась, то лучше я громко пострадаю «за Рассею». Что бы все прониклись. Чтобы были потрясены. Если все удачно обставить, то никто и не подумает, что я просто депрессивный неудачник, ни в кого и ни во что не верящий, потому что не верящий в себя. Подумают, что я так пронзительно плачу о судьбах Родины.

В этом парне что-то зацепило меня невероятно сильно. Я его презирал. Мое презрение к нему добавляло мне комфортного самоуважения — мол, уж я-то не такой, как он. Правда, тогда я не задумывался о причине, почему мне было так важно разодрать этого парня в пух и прах. Я написал о нем большой материал в своем блоге. Рассуждая о человеке, с которым лично даже не знаком, я написал материал, привлекший много откликов. И конечно, умудрился связать его личность с событиями, занимавшими мою голову — про женщин, жизнь и свое будущее.

«Мир, в котором мы живем, мягко говоря, несовершенен. В нем много грязи, гадости и нехороших людей. В детских книжках, которые 23 года назад мне читала учительница группы продленного дня, это было описано очень хорошо, доходчиво. Урфин Джус там. Карабас-Барабас. Злой разбойник Бармалей. И другие официальные лица. Это были чудесные сказки. У них был только один недостаток — они сугубо детские, и их нечем заменить. Дети вырастают, и концепция „черное зло — белое добро“ начинает нуждаться в модификации. А модификации нету. Как хочешь, так и принимай окружающий мир.

О, этот мир ужасен. В нем все не так, как представлялось. Он плохо поддается анализу, хотя намного проще, чем у Толстого, грубее и не для интеллигентов. Нужно его срочно переосмысливать. У каждого получается по-своему.

До двадцати у большинства в голове радужные сопли. Потом до тридцати (плюс-минус что-то) нарастающее недоумение насчет того, что где ж она, обещанная сказка с неизбежным хэппи-эндом? Нету сказки. Давай, сука, выкручивайся, как можешь, а если не получится, то чужое горе никого не волнует. А потом ломка, осознание того, что все так и будет как сегодня — всю жизнь. Следом за ломкой что-то может происходить. А может и нет. Каждому свое, как сказал один немецкий офицер, правда, совсем по другому поводу.

А у этого парня совсем хреново вышло. Больно умный. И ему, конечно, на это указывают — типа: „Уж очень ты умный, и шляпу надел“. Это так бесит. Особенно, когда слышишь это от того, кого считаешь примитивнее себя. Потому что ты такой умный, во всех жизненных ситуациях обычно прав и понимаешь суть происходящего лучше других… Стоп. Не всегда. Не с женщинами.

С женщинами ты ничего не понимаешь. То ли в их красивых головках совсем другая система ценностей, то ли они все глупые суки. Они тебя не видят, а если видят, то боятся. Сгоряча можно подумать, что все дело в том, что ты очень-очень особенный, и тебе просто надо искать соответствующую женщину. Чтоб понимала. Чтоб разделяла ценности… Устанешь искать. Что, грустно? Больно? Аты как думал, дружище? Это реальная жизнь.

Женщины любят сильных, уверенных, красивых, как Сергей Есенин и Остап Бендер. Аты слабый нытик, мудак с клеймом неудачника на лбу. И не надо пиздеть, что якобы ты не лузер, а просто с чистой совестью. Чистая совесть бывает только на кладбище. Аты self-made лузер. И ты это знаешь. Неспроста ведь убежал в сторону высоких материй, спрятался от жизни.

Я почему так много о женщинах? Не потому что люблю их (хотя это да, да), а потому что женщины в данном случае

— ключик к пониманию природы лузерства нашего героя. Женщины представляют собой особую категорию людей

— они чувствительные. Их не обманешь эрудицией. Их не купишь внешней мишурой. Они насквозь видят, кто ты. Далеко не все понимают, но очень многое чувствуют.

Мужики не такие. В большинстве своем мы довольно примитивны — потому что логичны. Если у женщин интриги, которые хрен поймешь, то мы вульгарно обманываем друг друга — но и понимаем нашу общую логику, мыслим схоже.