Концентрация смерти - Максим Шахов

– Смотри и учись, – предложил бывший полковой разведчик.

Он принялся руками разрывать землю, поднимать пласты дерна. Чувствовалось, что копался он тут уже не первый раз. Илья ухватил за хвост толстого дождевого червяка, обтер его пальцами и быстро забросил в консервную банку Михаилу. Розовый червяк успел пару раз дернуться, сделался непрозрачным, матовым и затих.

– Главное, чтобы вода была еще горячей. Они быстро свариваются. Сырых лучше не есть.

– Их едят?

– В лагере все сгодится в пищу. Они лучше мяса. Один хороший человек научил. В разведку иногда на неделю уходишь. Вот тогда и начинаешь лягушек есть, змей жарить, корешки грызть. Я бы тоже с большим удовольствием в супе мозговую косточку нашел бы, а не червяка. Но в предложенных обстоятельствах и это не худший вариант. К тому же у тебя организм молодой, он белка много требует.

Напоследок Илья нарвал листья одуванчиков, бросил их в баланду.

– Вот и зеленью украсил, не в каждой столовой так подают.

Пленные сели на землю. Илья стащил сапоги, расстелил на земле портянку, положил на нее кусок хлеба.

– Пусть сохнет. И ты свой подсуши.

Вторую – атласную – портянку расстелили рядом.

– Второй раз такого подарка нам не представится, – произнес Фролов. – Если бежать, то только через подкоп Зубкова.

– Согласен.

– Вот только одна незадача, – нахмурился Фролов. – Подкоп начинается в инструментальных мастерских, – он кивнул, указывая на барак, находившийся по другую сторону плаца. – А туда еще попасть надо. Вот только как?

– Там сейчас некому работать, – напомнил Прохоров. – Повесили всех. Так что можно попробовать устроиться…

– И за какие такие заслуги тебя туда возьмут? – усмехнулся Фролов. – Не доносил, не сотрудничал, в гитлеровской агитации не участвовал. С такими записями в твоей учетной карточке прямая дорога только в крематорий обеспечена. Как и у меня, впрочем.

– Есть один вариант, – признался Михаил. – Водичка мне сказал, что если заплатить, то перейти в мастерскую можно.

– Деньги, что ли?

– Наверное, деньги. В конечном счете, немец решает, кому там работать. А Водичка с ними просто поделится. Ему переговорить плевое дело, брить-стричь придет, заведет разговор и все уладит. Было бы чем платить. Но денег у нас нет и быть не может по определению, так что давай другой вариант думать. А что, если прокопать ход до подкопа Зубкова из нашего барака?

– Дурное дело. У нас стукачей хватает, сразу же заложат, да и копать придется несколько месяцев. Куда грунт выносить, чтобы не заметили? Зубков вон какой осторожный был, а и того раскрыли. Выучил план? Все, теперь пусть портянкой побудет, пару дней поношу, весь химический карандаш расплывется, – Илья замотал ноги, засунул их в стоптанные сапоги. – Твердо решил бежать?

– Тверже некуда, – подтвердил Михаил, глядя на плац.

Теперь он даже не замечал страшной виселицы, высившейся посередине, ему казалось, что взгляд его уподобился рентгеновским лучам, проникает под землю, где змеится подкоп, подходя почти к самой колючке. Пару раз копни, и окажешься на свободе.

– Поклянись?

– Чем хочешь?

– Ну, слово коммуниста дай.

– Беспартийный я. Два раза заявление писал, но не приняли…

– Жизнью матери клянись.

– Не знаю, жива ли. На оккупированной территории осталась.

– Ну и жизнь пошла. Черт с ними, с клятвами. Человек ты честный, это я сразу понял, не предашь сразу, даже если прижмут. Двум смертям не бывать. Только с этого момента больше никому ни одного слова… Только мы с тобой. Ясно? Чем нас меньше, тем больше шансов уйти. По рукам?

– По рукам.

Мужчины обменялись рукопожатием.

– Есть у меня кое-что лучше их вонючих рейхсмарок, – глядя на солнце, заулыбался Фролов. – Золото. Смотри, – он запрокинул голову и раскрыл рот.

В глубине тускло поблескивал желтым зубопротезный мост на четыре зуба.

– Как его немцы не заметили? – больше всего удивился Прохоров именно этому обстоятельству.

– Передние зубы у меня хорошие, вот они дальше в рот мне и не полезли, – продолжал улыбаться Фролов. – А коренные справа мне в драке выбили еще до войны. Сынок одного начальника к девушкам в парке приставал, я и вступился, а у него кастет в кармане. Саданул с размаху, пока я понял, что к чему. Папаша, хоть и начальник большой, надо отдать ему должное, сам ко мне в больницу пришел. За сына извинился, помочь пообещал, лишь бы я его отпрыска не посадил. Вот и помог, заплатил дантисту. А тот немцем был, все аккуратно сделал, как для себя. Шестой год стоит и не шатается. Тут все равно жрать нечего. Вырвешь?

– Пассатижи нужны. Да и не умею я.

– Кому еще можно довериться? Только я и ты, – напомнил об уговоре Илья. – Все приходится делать в жизни впервые.

Время перерыва на обед подходило к концу, а потому приходилось спешить. Илья сделал вид, что просто прилег отдохнуть на землю, Прохоров устроился рядом. Он ковырялся у Филатова шилом во рту. Кончик шила постоянно соскальзывал с металлической скобы, на которой держался мост.

– Там крови уже набежало, ничего не видно. Сплюнь, – предложил начинающий «стоматолог».

Фролов сел, сплюнул кровью, засунул два пальца в рот.

– Шатается, – одобрительно отозвался он о работе Михаила.

– Старался. Да не очень хорошо получилось.

– Почему же? – Илья еще раз сплюнул, поднатужился, крякнул, дернул пальцами и медленно вытащил изо рта вырванный мост, вытер его от крови о штаны и вложил в ладонь Прохорову. – Смотри, чтобы твой Водичка нас не пробросил.

С золотым мостом управились вовремя, время перерыва вышло, пленных вновь погнали на работу.

– Тяжелый, сколько граммов потянет? – засунув руку в карман, поинтересовался Михаил.

– Дантист говорил, что двенадцать. А так не знаю. Может, и обманул.

Парикмахера удалось отловить только ближе к вечеру, когда он возвращался от коменданта. Тот имел привычку бриться не с утра, а перед сном – любил поспать. Словак сидел на корточках и, держа золотой протез в не до конца сжатом кулаке, рассматривал его.

– Должно получиться, – наконец сказал он, даже не сделав попытки поинтересоваться, откуда вдруг взялось такое богатство.

Находясь в лагере, лучше меньше знать…

– Так не пойдет, – предупредил Прохоров, делая вид, что собирается забрать золото назад.

– Погоди, пообещать точно я не могу. Не я же делю рабочие места. А как мне без золота об этом говорить?

Прохоров чувствовал, что Водичка, подержав зубной протез в руке, уже почувствовал его своей собственностью, а потому не хочет с ним расставаться.

– Я не только тебя могу попросить об услуге. Это же золото. Другие найдутся…

– Я все понимаю, – Словак зажмурился от накативших на него чувств. – Но я говорил о месте для тебя. А ты еще просишь за Фролова. Зачем он тебе?

– Или мы вместе попадаем туда, или никто из нас, – сказал как обрезал Прохоров.

– Хорошо, договорились, – наконец-то сдался Водичка. – Только мне придется одному пленному отказать, хоть я ему и пообещал, – как бы перекладывая ответственность на Михаила, сообщил Франтишек.

Прохоров сжал зубы, в душе он стал противен себе. Один из таких же пленных, как и он, тоже желал выжить, оторвал что-то нужное для себя, последнее заплатил, чтобы попасть в мастерскую с лучшими условиями. И вот теперь он, Михаил, забирает у него этот шанс на будущее только потому, что волею судьбы у него в руках оказался кусочек золотого лома. А может, тот пленный тоже узнал о подкопе, потому и стремится оказаться на новом месте, чтобы воспользоваться им, совершить побег? Ведь неизвестно, одно или несколько предсмертных посланий отправил капитан.

– По рукам? – вспомнил сегодняшнюю фразу Фролова Прохоров, занося ладонь.

– По рукам, – согласился словак, подставляя кулак, в котором сжимал золото. – Только есть у меня одна просьба.

– Какая еще? – насторожился Михаил.

– Разделить кусок надо. Если такой покажу, он его весь заберет. Должен же и я что-то получить как посредник.

Кто такой этот «он», Водичка не уточнил, да и Прохоров по лагерной привычке не поинтересовался. Узники называют имена только тогда, если это никому не повредит…

– Как делить?

– На три зуба и один. Вот этот отрежь, – словак указал на самый большой.

Благо сапожная лапа, за которой работал Фролов, еще стояла на улице. Михаил нагнулся над ней, приставил к мосту нож и несколько раз несильно ударил по его ребру киянкой. Острое лезвие легко прошло сквозь золото. Прохоров специально старался отсечь один зуб так, чтобы Водичке досталось побольше металла. Все-таки словак сильно рисковал из-за него с Фроловым.

– Держи, – вложил в ладонь парикмахера рассеченный на две части мост Михаил. – И не дай бог, ты потом скажешь, что у тебя ничего не получилось. Тогда тебе не жить, – пригрозил Прохоров словаку.