За ним бесшумно я летела - Мацей Сломчинский

калия. Его запас находился тут же под рукой, в кабинете, так как сэр Гордон применял его для умерщвления насекомых.

— Кто подымет меч… — прошептал Алекс. — Идем… Посмотрим на поле битвы…

— Минуточку. На счастье, у врача хватило ума не позволить ничего трогать, он остался при мертвом и сразу позвонил в ближайший полицейский участок, а они, в свою очередь, через несколько секунд известили нас. Бедфорда знали в этом районе. Он родился в этом доме и провел здесь свое детство…

Алекс невольно улыбнулся, но тотчас опять стал серьезным.

— Чему ты смеешься? — с подозрением спросил Паркер.

— Так, ничему. Не обращай на меня внимания. Пошли…

Он пошел первым. Паркер догнал его у двери и открыл ее.

Поскольку единственное большое окно в кабинете сэра Гордона было задернуто шторой и комнату освещала только стоящая на письменном столе маленькая настольная лампа, Джо должен был напрячь зрение, чтобы что-либо разглядеть в полумраке.

Паркер быстро пересек комнату и зажег висящую под потолком большую люстру.

Сэр Гордон Бедфорд сидел за письменным столом, или, скорее, лежал на нем верхней половиной тела. С того места, где они стояли, невозможно было увидеть его лицо.

Джо огляделся.

Полка с книгами, письменный стол, длинный стол, поблескивающий стеклянными пробирками и никелем аккуратно разложенных инструментов… Небольшой столик, на нем пишущая машинка и рядом маленькое кресло… А по всей комнате, от окна до дверей в противоположной стене, вдоль стен с обеих сторон тянулись два ряда больших витрин, полных неподвижных бабочек, наколотых на булавки и выстроенных как эскадры самолетов в небе, на темном фоне бархата, которым были внутри обиты витрины.

Не сходя с места, Джо спросил:

— Дом был заперт изнутри?

— Да.

— Решетки — на всех окнах? Я заметил их, когда шел сюда.

— Да, на всех. Знаешь этот стиль: резные, изогнутые, украшенные, внешне филигранные решетки, а в действительности солидные и мощные. Они заботились о собственной безопасности, люди того времени… Хотели спать спокойно…

— И действительно, — пробормотал Алекс, — уснули уже все, во веки веков, аминь.

Он подошел к окну и отодвинул штору. Перед ним был сад, полный красных георгин. Какое-то время он смотрел на цветы, чувствуя за спиной присутствие неподвижного тела за письменным столом и слыша ровное, спокойное дыхание Паркера.

— А входные двери?

— На них автоматический замок и засов. Впрочем, даже калитка в этом доме всегда заперта на ключ. Сэр Гордон категорически требовал от домочадцев, чтобы во время его пребывания в доме все имели при себе ключи от автоматического замка и каждый раз запирали дверь. Он часто хранил здесь секретные документы, которые забирал с собой на уик-энд, чтобы спокойно просмотреть их, и хотел иметь полную гарантию, что никто чужой не сможет легко проникнуть в дом. Наш специалист сразу проверил все замки и решетки. Все в порядке. Никаких следов взлома. Входные двери были заперты на засов изнутри. Поэтому можно, пожалуй, сказать, что если это не самоубийство, то…

— То убийцей является кто-то из домочадцев, так? — Алекс отвернулся от окна. — А кто был в доме этой ночью?

— Следующие особы:

жена покойного Сильвия Бедфорд;

его брат Сирил Бедфорд;

его секретарь Роберт Рютт;

невестка Юдита Бедфорд и

горничная Агнес Уайт.

— Кухарки у них нет?

— Есть, но она поехала к больному сыну.

— Понятно. Еще секунду. Ты, кажется, сказал: «во время его пребывания здесь»… Значит, Бедфорд не жил в этом доме?

— Нет. У него была квартира в Сити, а здесь он проводил только некоторые уик-энды и жил, когда хотел спокойно поработать над историей своих любимых бабочек. В этом доме постоянно находились его брат с женой и прислуга.

— Та-а-а-к… — Джо обернулся и посмотрел на письменный стол.

— А теперь перейдем к письмам… — Паркер подошел к письменному столу. Джо пошел за ним и остановился напротив покойного.

Гордон Бедфорд наверно, был великаном. Его плечи закрывали почти всю поверхность стола, а пальцы свисающей правой руки, под которыми на полу лежали осколки маленькой чашечки с золочеными краями, скорее напоминали пальцы боксера-тяжеловеса, чем ученого. Когда Паркер с некоторыми усилиями поднял голову и плечи мертвеца, Джо вздрогнул. На лице сэра Гордона была та таинственная и страшная гримаса, которую еще Гиппократ тысячи лет тому назад назвал ироничной улыбкой смерти. Очевидно, яд подействовал молниеносно.

Шеф полиции осторожно прислонил тело к спинке кресла. На секунду Джо показалось, что мертвый хозяин дома сейчас громко захохочет. Но неподвижные искривленные губы не шевельнулись.

Паркер показал пальцем на лежащий на столе лист.

— Это я нашел сразу… — сказал он. — Здесь уже все сфотографировано и со всего сняты оттиски, поэтому мы можем свободно брать каждую вещь в руки. Бери и читай.

Алекс взял и прочел:

«Есть в моей жизни дела, которые нарастали долго и стали причиной данного шага. Возможно, что они никогда не выйдут на поверхность. В этой области мало что становится известно людям незаинтересованным. Впрочем, вдаваться в подробности большого смысла не имеет. Люди, которых я мог бы назвать, с легкостью подтвердили бы правду, содержащуюся в этом письме, но они этого никогда не сделают, и никто не заставит их себя выдать. Никто и никогда не сможет их обвинить. Но правда одна: я родился в честной семье, мои родители и деды были людьми безупречными, и сам я начал жизнь как человек честный, и хотел остаться таким до конца. К сожалению, я поддался искушению. Уже тогда я хотел покончить с собой. Я знал, что не смогу лгать так легко, как другие. Но мне не хватило смелости. А потом, когда я понял, что совершенное преступление смыть уже невозможно, я стал погрязать все глубже и глубже. Моя замечательная репутация мне только помогала. Казалось, что я последний из тех, кого можно заподозрить в недобросовестности и взяточничестве. А однако, я делал это потом с непонятной мне самому страстью, как будто думал, что одно пятно сотрет другое. Может быть, я считал, что таким способом научусь быть циничным? Что в конце концов забуду, что же такое — мои поступки? Но я не забыл. Решение, которое сегодня я должен привести в исполнение, созревало во мне давно. Оно не является для меня чем-то новым, хотя для многих моих знакомых и товарищей по работе будет, наверное, большой неожиданностью. Нет, я не «финансовый Катон». Я даже не обыкновенный честный человек. Я предавал свою страну и свое доброе имя многократно ради барышей. Этого ничем не смыть. Но, признаваясь в ужасной правде за минуту до смерти, я надеюсь, что, может