Замкнутые на себя - Саша Суздаль

Резко стукнула дверь, и на пороге появилась кудрявая, черноволосая женщина, со странной безуминкой в больших чёрных глазах, которые с вопросом уставились на него. Опавшая красота очаровательного лица не портила её, если бы не одежда: странное серое вязаное платье, широкое в поясе и бесформенные стоптанные башмаки столетней давности.

— Хочешь есть? — грудным голосом спросила она, отведя свой взгляд.

— Тебя как зовут? — ответил он вопросом.

— Меня зовут Манароис, — ответила она, подняв голову, и он утонул в темноте её глаз.

Они смотрели глаза в глаза, не отворачиваясь, как будто знали друг друга тысячу лет, и могли разговаривать взглядами.

— Как меня зовут? — спросил он, почему-то полагая, что она знает.

— Ерхадин, — ответила Манароис. Он удивился своему имени: оно никак не ассоциировалось с ним и в памяти не имелось никаких зацепок, чтобы его принять.

— Ты хочешь есть, — снова спросила его Манароис, и он машинально кивнул головой. Она ушла в другую комнату и принесла оттуда глиняную плошку полную варева. Присела на краю кровати и, набрав полную ложку, поднесла ему ко рту. Он отстранил её руку и принялся есть сам.

— Ты где спишь? — спросил Ерхадин, пережёвывая пищу и поглядывая в открытую дверь на кухню.

— С тобой, — ответила Манароис, как что-то, само собой разумеющееся. Ерхадин внимательно оценил её взглядом, рассматривая, но своего мнения не сообщил. Он доел содержимое плошки и собрался подняться с деревянной кровати, как обнаружил, что совершенно голый.

— А где моё… — начал Ерхадин, но Манароис уже поняла и полезла в небольшой сундук, стоящий в углу, откуда вытянула рубаху самого простого покрою и такие же белые портки. Ерхадин оделся, не стесняясь Манароис, а она и не думала отворачиваться. Прошёлся, ожидая своих ощущений, но тело молчало, не вспоминая ни о чём.

Во второй комнате, куда он отправился, находилась кухня, она же прихожая и столовая. В ней стоял стол и пару простых неокрашенных стульев. У стены стояла печь, с полками над ней, на которых приютились несколько древних плошек. В углу на деревянной перекладине висели пучки каких-то трав и мешочки с неизвестным содержимым.

Возле печи на стене висело медное зеркальце, единственное украшение в доме, в которое Ерхадин сунул своё лицо и застыл на месте. Он вмиг стал мокрым и в голове зазвенела напряжённая струна, готовая вот-вот лопнуть. Из медной глубины на него смотрело обезображенное лицо, левую половину которого покрывали грубые безобразные шрамы, а вытекший глаз прикрывало запавшее веко.

— Что это? — глухо спросил Ерхадин, прикладывая руки к лицу. Манароис, остановившись сзади, подала ему кожаную маску на пол лица, мелким мехом внутрь и с чёрными тесёмками для крепления. Он стоял неподвижно, глядя на маску, и Манароис сама одела её на лицо Ерхадину, завязала тесёмочки, и он снова взглянул в зеркало. И все вспомнил. Невероятная злоба исказила его сохранившуюся сторону лица, и она стала похожа на ту, что под маской. Всё забытое вспыхнуло внутри вулканом, испепеляя внутренности, в которых не осталось места душе. Ерхадин присел возле стола, обхватив голову руками и застыл, ни о чём не думая и ничего не видя, уперев взгляд в открытое окно.

— Тебе нужно идти, — сказала Манароис, обнимая его за плечи, и он, в знак благодарности за бескорыстную любовь, обнял её за талию, уткнувшись лицом ей в живот.

— Ты не забыл, что будешь править страной? — спросила она, утверждая, а он, доверяя ей безгранично, понял, что так и будет, такая его судьба и его назначение в этой жизни.

— Как идти в Фаэлию? — спросил он у Манароис, но та удивлённо на него посмотрела: — О чем ты говоришь?

— Я говорю о столице королевства Фрей, — объяснил Ерхадин и, глядя на Манароис, понял, что та его не понимает.

— Здесь нет никакого «королевства» и никакого «Фрея», — развела руками она. «Куда же я попал?» — подумал Ерхадин, вспоминая прошедшее.

— У тебя есть какое-либо оружие? — снова спросил он, не надеясь.

— У тебя есть сила воли, — ответила Манароис, — иди.

Она дала ему мешок, в который положила сушёные фрукты и немного бобов, а больше у неё ничего не имелось. Он обнял её и поцеловал прямо в губы, запоминая их вкус, который не хотел терять. Выйдя из дома, он миновал рощицу, его окружающую и потопал на восток, а почему – он и сам не знал.

Ярко светило солнце. Дикое буйство природы, раскинувшееся вокруг, радовало глаз, как будто подсказывало, живи, наслаждайся сегодняшним днём и не думай о том, что будет. Потому что будущее – вероятность, которая имеет множество вариаций, недоступных пониманию в начале пути. А если дан шанс, то нужно его использовать, иначе, зачем судьбе испытывать вас. Ерхадин шагал вперёд, зная, что изберёт путь, нарисованный Манароис, что бы на нем его не ожидало.

Ерхадин попробовал руки, и светящийся шар, слетевший с них, обрадовал его – в том месте, куда он попал, волшебство возможно, что намного упрощало его жизнь. Оставалось узнать, умеют ли им пользоваться другие.

К концу дня он подошёл к слиянию двух рек, которые, соединившись, продолжали свой путь замысловатой змейкой. Присмотревшись, Ерхадин увидел что-то знакомое, но никак не мог понять, что. Память отказалась советовать, и Ерхадин ещё и ещё раз всматривался в раскинувшийся перед ним пейзаж, пытаясь за что-то зацепиться взглядом. Возможно опомнившись, память отбросила кокетство и подсказала: «Лея». Ерхадин, хлопнул себя по лбу: «Реки Лея и Горне! Как же я сразу не догадался! Так значит я у себя дома!»

Он, не снимая одежды, бросился в воду, и медленно переплыл реку. На другом берегу снял одежду, выжал её и разложил на берегу. Вечернее солнце уже не грело, и Ерхадин разжёг костёр, чтобы немного просушиться. Вытащил из мешка горсть сушёных фруктов и пожевал, отгоняя голод. А потом, прикрывшись тонкой свитой, улёгся спать.

«Оскалившись, хищный зверь с драконьей пастью пытается схватить его, а он, понукая коня, кричит: «Вперёд! Вперёд!» — оставаясь на месте, с каждым мгновением теряя силы. Но что-то тёплое колыхнулось рядом, успокоило его, снимая с него свитку и медленно ускользая. «Не уходи» — прошептал он, пытаясь схватить тёплое нечто, но оно, зараза, принялось вырываться. Причём, вырывалось, ругаясь, и Ерхадин удивлённо открыл глаза».

Перед ним стоял молодой человек с мешком на плече, из которого торчала свитка Ерхадина, а в руке у него находился нож, которым он угрожал ему.

— Раздевайся, — сказал грабитель, помахивая ножом, — и бросай мне одежду.

Ерхадин снял рубашку и бросил её вперёд. Потом опустил полотняные штаны и, ухмыляясь, протянул грабителю. Тот торопливо их схватил и, засмущавшись, отвёл глаза. Ерхадин отвернулся и зашёл в речку, чтобы ополоснуться и смыть кошмарный сон.