Стиль подлеца - Чингиз Абдуллаев

— Позвони Любомудрову, пусть ждет нас, — сказал Дронго.

Андрей кивнул, доставая телефон. Набрав номер, передал телефон Дронго.

— У вас есть новости? — спросил он.

— Нет. Следователь ничего не сказал. Вы ведь понимаете, что он не имеет права разглашать тайну следствия. За исключением некоторых общеизвестных фактов. Как звали девушку, где она была прописана, ну и тому подобная дребедень.

— Мы сейчас приедем, подождите нас, — попросил Дронго, отключаясь.

Он знал, как просто прослушать мобильный телефон. Когда автомобиль отъехал от гостиницы, Дронго спросил у сидевшего за рулем Андрея:

— Как ты думаешь, мы сумеем найти следы убитой по тому адресу, куда она якобы ездила?

— Не знаю, — честно ответил Андрей.

— Ты отвозил ее на Удальцова?

— Вообще-то я не водитель, — заметил Ильин, — у меня немного иные функции.

— Я не хотел тебя обидеть. Просто мне нужно понять, зачем она туда ездила. Если только для того, чтобы обмануть всех вас, то это слишком далеко: Она могла бы выбрать место поближе. Если там действительно жили ее знакомые, то их наверняка уже потрясли следователи. В таком случае, почему следователь не хочет сообщить нам адрес, который все равно ничего не даст? И все же съездим по адресу, который знали ваши водители. Кстати, кто их обычно туда отвозил?

— Наш водитель. Леня. Он работает с самим патроном. Поэтому и отвозил ее туда, на Удаль-цова. Два раза. И еще раз кто-то другой. Но я точно не помню, кто именно.

— Где можно найти вашего Леню?

— В офисе нашей компании. Он на работе.

— Заберем Викентия Алексеевича и поедем к вам. Нужно найти Леню. Кстати, заодно и выясним один адресок. Телефон Лени у меня есть, узнаем, по какому адресу он находится.

— Выясним, — кивнул Андрей, — это-то не проблема.

Автомобильные пробки в центре города были уже не просто обычным явлением, но проблемой, решить которую не могли городские власти. Даже широкие проспекты столицы не выдерживали напора автомобилей, хлынувших в город с начала девяностых. До прокуратуры они добирались довольно долго. У здания их терпеливо ожидал Викентий Александрович, не проявляя никаких признаков раздражения. Профессия приучила адвоката к терпению. Он сел в машину и тяжело вздохнул.

— Собственно, я так и думал, — сказал Любомудров, — ничего не получается. Следователь даже не хочет говорить на эту тему. Его можно понять. С одной стороны, на него давят, чтобы он быстрее закончил дело, с другой — требуют обвинить нашего патрона. И он запутался, что же ему делать.

— Вы думаете, на него так уж сильно давят?

— Это заметно, — вздохнул адвокат, — полагаю, что и девушку подставили именно из-за этого. Цель тактическая — не допустить участия в аукционе главу нашей компании. А цель стратегическая, конечно же, скомпрометировать его настолько серьезно, чтобы навсегда отбить у него охоту появляться в этой стране. Все слишком серьезно. Если мы не сумеем доказать в течение нескольких дней невиновность патрона, боюсь, что ему все же придется прилететь и отвечать на вопросы следователя. В противном случае они сделают официальный запрос и попросят власти во Франции о его выдаче.

— А французы сразу согласятся, — мрачно подвел итог Дронго.

— Конечно, согласятся. Он для них типичный представитель русской мафии. Они не делают различия между нашими бизнесменами. Любой очень богатый человек из России для них прежде всего подозрительный тип, неизвестно каким образом разбогатевший и Бог знает как оказавшийся в их стране. Я уже сталкивался с подобными фактами. Западные страны охотно выдают любого бывшего российского гражданина в случае обоснованного обвинения. Бывшие соцстраны, наоборот, не, выдают никого, даже если обвинение абсолютно доказано. Там работают те же мотивы, но для них Россия прежде всего наследница Советского Союза, и, чтобы выразить свое отношение к правовой системе России, они демонстративно не выдают даже заведомых преступников.

— Полагаете, вашему патрону стоит переехать в Польшу или в Чехию, чтобы его не выдали, — пошутил Дронго, — или еще лучше — в одну из прибалтийских стран?

— Не получится, — возразил Любомудров. — Он слишком известный человек. Если через шесть дней мы не подтвердим участие нашей компании в аукционе, разразится грандиозный скандал. Наши западные партнеры откажутся от любых экономических контактов не только с нашей компанией, но и вообще с Россией. И выиграют только наши конкуренты.

— Вы считаете, что все спланировано на столь высоком уровне?

— Безусловно. Вы же прекрасно знаете, кто именно поддерживает наших конкурентов. Уже давно и открыто они заявили, что не допустят участия в аукционе другой стороны. Теперь они демонстрируют свои возможности. Если пленку покажут по телевидению… — Любомудров еще раз вздохнул. — Не могу представить, чем все это может кончиться. Но у нас не будет шансов не только на участие в аукционе, но и вообще на сохранение нашей компании. Все слишком серьезно.

— Но, насколько я знаю, вашего шефа поддерживают на очень высоком уровне.

— В том-то все и дело. Чтобы скомпрометировать этот уровень, и затеяна подобная операция. Просто не представляю, как мы выберемся из этой ловушки. Ведь мы наверняка не сумеем найти убийцу или тех, кто стоял за этим преступлением в оставшиеся пять-шесть дней. А подтвердить свое участие в аукционе мы должны до вторника. В понедельник вечером срок подачи заявок истекает. В следующий четверг должен состояться аукцион, на котором наша компания намеревалась побороться за весь пакет акций.

— Я все помню, — мрачно кивнул Дронго, — мы сейчас постараемся узнать один адрес, а заодно попросим водителя вашего патрона немного поработать и с нами. Кстати, в вашей компании есть служба безопасности?

— Конечно, есть, — ответил Любомудров. — Ее возглавляет бывший генерал КГБ Савва Афанасьевич Федосеев.

— Савва? — переспросил Дронго. — Достаточно редкое имя. Он из Сибири?

— Кажется, да. А почему вы так решили?

— В городах такие имена уже давно не дают, хотя встречаются исключения. Почему ваш патрон не подключил к этому делу собственного начальника службы безопасности? Он ему не доверяет или не хочет посвящать в это дело слишком много людей?

— Нет. Ни то и ни другое. Именно Федосеев предложил вашу кандидатуру, узнав через своих бывших коллег, где именно вас можно найти. У него сейчас полно работы, думаете, так просто узнать, что именно предложат на аукционе наши соперники?

— В каком смысле? — не понял Дронго.

— Нам нужно знать их цену, чтобы перебить ее собственным предложением, — охотно пояснил Любомудров.

— Мне кажется, это несколько противозаконно, — осторожно заметил Дронго.

— Конечно, — кивнул Викентий Алексеевич, — но так проходит большинство аукционов в нашей стране. Узнать заранее о предложенной цене нельзя нигде в мире. А у нас можно. У нас можно многое. Мы узнаем заранее цену, мы договариваемся о правилах проведения аукциона. У нас даже можно предложить цену гораздо меньшую, чем конкуренты, и выиграть аукцион. У нас можно все, разве вы этого не знаете, Дронго?

— У меня была несколько иная сфера интересов. Я старался не лезть в подобные дела.

— Я думал, об этом все знают.

— Догадывался, — кивнул Дронго, — но даже не предполагал, что все в таких масштабах.

— Еще в больших, — признался адвокат. — Если у нас будет время после следующего четверга, можете со мной встретиться, я расскажу вам массу интересных историй.

— Не думаю, что мне будет так интересно слушать ваши истории. Лучше издайте книгу «Краткая история проведения аукционов». Получится неплохой бестселлер.

— А потом получу пулю в затылок, — угрюмо буркнул Любомудров. — В такие дела лучше не соваться. Я делаю свою работу и не стараюсь узнавать больше, чем мне положено. Но, к сожалению, очень часто из-за своей профессии узнаю слишком много такого, что делает меня циником.

— Кажется, Бальзак сказал, что адвокаты, врачи и священники бывают всегда циниками, ибо знают о человеческих пороках слишком много того, что недоступно другим людям.

— Вот, вот. Интересное замечание и очень справедливое. Только я добавил бы к этим людям еще и политиков высокого ранга, которые иногда знают больше, чем все врачи, священники и адвокаты, вместе взятые. И которые лгут, соответственно, гораздо больше, чем мы все вместе взятые.

— Хотите сказать, что правила аукциона определяют не экономическими интересами?

— Конечно, нет. Каждый крупный аукцион в Москве — это прежде всего большая политика. И условия аукциона каждая команда политиков подбирает только для своих. Поэтому аукцион всего лишь формальность. Всегда заранее известно, кто победит.

— И все знали, что победите именно вы?