Его БЕСсердечная - Риша Вольная

Виктория

Я нечеловечески устала.

Новая жизнь била ключом по мозгам, но ещё мощнее по нервам.

А ещё я жутко скучала. По прошлой, как оказалось, клёвой жизни, по Герману, по нашей фирме и по своей квартире. Раньше поездки к отцу занимали короткий период времени, да и больше походили на развлечения — знакомства с нужными людьми, выход в свет, вечерние беседы с отцом. А потом я сбрасывала с плеч этот груз и летела домой. В настоящий дом.

Действительно, осознание важного и горячо любимого в моей жизни пришло поздно, только когда я этого окончательно лишилась.

Два месяца жила как в тумане. Каждое утро приходилось напоминать себе, зачем я живу и зачем должна вставать с постели.

Встреча с Шаховым разрушила туман и вскрыла то, что я так старательно прятала от самой себя все эти дни. Я хочу назад. Хочу к моему буке Герману.

Когда увидела Дениса, то в душе всколыхнулась такая радость, что сейчас из-за его спины или машины выйдет Герман. Эти двое в беде всегда неразлучны.

Стрелой пролетела надежда, что Аверину вдруг стало интересно где я, куда я пропала, что он скучал, но меня ждало полное разочарование.

Денис молчал, а я просто не могла спросить напрямую про Германа при своих людях. Тем более я помнила, зачем уехала и сожгла все мосты за собой — опасность. Аверину и его миру вместе с Шаховым грозила огромная опасность, если бы они находились рядом со мной.

Отца, несмотря на мощную охрану и статус, всё равно в итоге убили. Молодые и борзые, они не признавали авторитетов и, как волчары, грызли себе путь в мир богатства и власти. И теперь я — Витория Коста— огромная кость в их горле.

Отдала приказ «показательной порки» для двоих парней Шахова, а ему самому пригрозила убраться из страны. Лучше останусь со своими снами и иллюзиями, зато это безопасно для дорогих моему сердцу людей.

Но это больно. Саморазрушение.

Еле дождалась, чтобы остаться одной. Уже потом, стоя под душем, ревела от души по несбывшимся надеждам и разбитым мечтам. Оплакивала до судорожной икоты то, что уже не смогу быть счастливой по-настоящему.

Одна моя отдушина- это океан и залив Витория. Отец был одержим своим городом, что даже при рождении дал мне его имя. Витория.

Потом мать сбежала с каким-то русским путешественником, прихватив трёхлетнюю меня с собой. Постоянно мы нигде не жили, поэтому отец не смог нас найти. Я же вообще его не помнила. Когда умерла мама, мы уже долго скитались по России, поэтому я никуда не дёрнулась. Привыкла. На тот момент очередной муж дочку умершей женушки не желал, ну если только в качестве замены. А этого не хотела я.

Сбежала и жила самостоятельно пару лет, пока не встретила свою парочку- Чип и Дейл — умный и серьёзный Герман и весельчак Дениска.

С ними моя жизнь изменилась. Появилась опора и уверенность в завтрашнем дне. Мы начали своё дело с Авериным. Шахов подался в службу, потом полиция. Тоже нам частенько помогал. И когда мне казалось, что жизнь наладилась, меня нашёл Карл дон Коста. Отчество, оказывается, мать мне оставила от родного отца.

Я долго отказывалась, обижалась, но отец меня действительно любил. Я, к нашему общему сожалению, была его единственным ребёнком. Двое моих младших братьев умерли. Ответственность легла на мои плечи.

Вынырнула из воспоминаний, как из сказки. Кажется, это всё было давно и не со мной.

А завтра воскресенье… мой любимый день за последние полтора месяца — поездка в залив, а там и большая акватория. Вода меня успокаивает, а иногда приплывающие стайки дельфинов развлекают. Отключаю на время образ железной леди и веселюсь вместе с ними, кормлю их рыбкой, которую специально беру с собой. Говорили, тут водятся красивые черепахи, но нырять с аквалангом я боюсь.

Подводные глубины меня всегда пугали, в отличие от Аверина. Герман, прирождённый дайвингист, в своё время даже награды какие-то получал, но меня с собой никогда не звал. А я … не просилась.

Слёзы, как по команде, подкатились к глазам. Чёрт! Надо просто не думать о нём!

Всё! Вика, возьми себя в руки!

Позвонила пилоту и согласовала полет на раннее утро и легла в постель. Спать, надо спать…

"— Вика...иди ко мне...Вика...

Я поворачиваю голову и вижу Германа в майке и в спортивных штанах.

— Вика... Иди...Иди ко мне...

Я делаю от окна своей спальни несколько шагов и оказываюсь в его руках.

— Моя Вика, — шепчет мне в волосы... до мурашек по телу.

Я поднимаюсь на носочки и целую его жёсткие губы. Не хочу говорить, хочу почувствовать.

Герман сжимает меня сильнее и жадно целует в ответ. Бедром я чувствую его эрекцию и, не сдерживаясь, стону ему в рот. Просовываю руку под резинку его спортивок и глажу член поверх боксеров.

— Вика... Вика...

Он одним быстрым движением смахивает всё, что было на тумбочке, и садит меня на неё, прежде стянув с меня джинсы. Широко развожу бёдра, чтобы с трепетом вдоль позвоночника почувствовать его мощное тело между ними.

— Люблю твою привычку ходить дома без лифчика, — хрипит в шею, обдавая жаром дыхания.

Наклоняется и кусает меня за сосок поверх тонкой ткани топа. Я стону, выгибаясь в мужских руках под нужный ему угол.

— А когда ты голая, мне это ещё больше нравится, — и медленно тянет низ топа вверх, задевая чувствительную кожу груди, соски.

В конце сама скидываю вещицу на пол, уже елозя от нетерпения задницей по тумбочке.

Но Аверин не торопится, продолжая играть с грудью- проводит пальцами по соскам, катает их между пальцами, выбивая из моего горла короткие стоны и царапины по его плечам.

— Знаешь, как сильно я тебя хочу?

— Нет, — стону я, чувствуя, как живот заливается яркими искрами возбуждения.

— Я не остановлюсь ни перед чем, — шепчет прямо в ухо.

Снова ласкает пальцами необычно чувствительные соски, пока его губы обжигают подбородок, шею, спускаясь всё ниже. Втягивает в рот сосок, катает его на языке. Возбуждение летит по телу, срывая все запреты. В животе пожар, а в голове сплошной дурман. Меня начинает потряхивать, когда Герман пальцами ныряет в трусики и размазывает смазку по половым губам.

Я громко стону и вжимаюсь промежностью в его ладонь, буквально требуя облегчения этой сладкой муки. Он прерывает мои стоны глубоким поцелуем. Нажимает на клитор пальцами, и меня обдаёт кипятком изнутри. Двигаюсь в такт его пальцам, забывая дышать.

— Ай-ай-ай, а я Викусь?

— Ты...,