Испанский жених - Виктория Холт

Так он держал его довольно долго, но наконец поставил на ноги, и тогда к нему подошла королева с Марией. Марии уже исполнилось шесть лет, а в таком возрасте детям положено соблюдать этикет, однако сейчас ей было не до приличий. Она бросилась на шею отцу, обвила его своими маленькими ручками и не отпускала до тех пор, пока мать не одернула ее. Погладив ее белокурые вьющиеся волосы, император встретился глазами с Филиппом и одобрительно улыбнулся – понял, что его сын может стать как раз тем правителем, которого полюбит народ этой чужой страны.

Между тем в городе уже начались торжества и праздничное веселье. С улицы доносился радостный гул толпы. Через некоторое время Филипп вместе с отцом вышел на балкон, под которым собрались тысячи горожан, дружным скандированием выражавшие свою преданность императорскому престолу. А когда они стали кричать, что не видят маленького принца, отец поднял его высоко над собой, и толпа взревела от восторга.

Вечером было устроено грандиозное пиршество, и хотя император не переставал смеяться и разговаривать с придворными дамами, Филипп то и дело чувствовал на себе его внимательные взгляды. Филипп сохранял спокойствие; молчал, если его ни о чем не спрашивали.

Когда слуги стали укладывать его в постель, в спальню пришел отец. Встав у постели, он взглянул на сына.

– Завтра мы с тобой кое о чем поговорим, – вздохнул он. – Нам нужно многое сказать друг другу.

Филипп хотел было подняться – знал, что ему не следовало лежать в присутствии отца, – но Карл, бережно уложив его обратно в постель, с улыбкой проговорил:

– Не надо церемоний, мы ведь одни. Иногда мы можем побыть просто отцом и сыном. Из тебя, я вижу, сделали настоящего испанского гранда.

– Вы бы этого не хотели, сир?

Карл потупился, а затем легонько сдавил хрупкое плечо сына.

– Ты и не представляешь, как мне приятно видеть тебя. А теперь спи. Завтра нам с тобой предстоит очень серьезный разговор.

Карл был доволен – оказалось, что его сын неплохо разбирался в сложных перипетиях отцовских походов к границам испанского доминиона. Кроме того, он сразу понял, что если Филипп и не преуспеет в науках, то его проницательный ум с лихвой возместит этот недостаток.

Карл уже начал уставать от военной карьеры. Он не преминул сказать об этом Филиппу.

– Много, много раз я мечтал вернуться к своей семье. Поскорей вырастай, мой сын, – армии нужен более молодой командующий, чем твой отец. Да и в государственных делах не помешает свежий взгляд или даже новая политика.

Когда он усадил мальчика к себе на колени, Филипп не мог не поразиться такой фамильярности, но сейчас они были одни, и поэтому Карл рассмеялся над чопорностью своего сына.

– Сын мой, не нужно всегда казаться таким церемонным. Будь самим собой. Улыбайся. Веселись, пей, наслаждайся изысканными яствами. Хорошие блюда… доброе вино… все это – настоящие, невыдуманные блага нашей жизни, и, поверь, ничто другое не может сравниться с ними. Разумеется, ими пользуются не только великие правители – но ведь это не значит, что мы должны их избегать. Хочешь, открою тебе один секрет? Больше всего на свете я ценю радости семейной жизни. Вот, например… Мне бы очень хотелось, чтобы у тебя и Марии было много братьев и сестер. Но если мужчина всегда находится за границей, то как же у него будет много детей… законнорожденных, признанных народом и Богом? Это невозможно. А когда у императора есть такой чудесный сын, как ты, то его долг состоит в том, чтобы сохранять и приумножать свои владения. Долг! В жизни правителей нет большего проклятия, чем постоянные мысли о нем! Знаешь, что бы я сделал, если бы у меня была свобода выбора? Нет, ни за что не догадаешься. Я бы стал монахом и весь остаток своих дней молил Бога спасти мою душу и души многих других людей – потому что бездомный солдат не может не совершать грехов. Ах, перед тобой стоит великая задача! Я уже вижу грядущую славу Испании. Мы превратили ее в процветающую страну. Думал ли кто-нибудь, что это нам удастся? Сплотить воедино всю эту страну… Андалузию… Арагон… Новую Кастилию… Старую Кастилию… всю! Со всеми ее бесплодными равнинами, непреодолимыми горами и стремительными реками! Понимаешь ли ты, как много уже сделано? Или ты еще слишком молод? Гм, ты производишь хорошее впечатление, кажешься умным, смышленым мальчиком. В самом ли деле ты так умен, сын мой, или просто знаешь, когда нужно держать язык за зубами? Но может быть, в том-то и заключается настоящая мудрость? Да, пожалуй, ты научился молчать. И теперь можешь сказать: «А вот вы, отец, лишены такого дара». – Карл громко расхохотался. – Это верно, природа меня им не наградила. Но как же мне не быть многословным, когда я встретил своего сына… моего дона Филиппа, принца и наследника Испании? Я часто думал об этой нашей встрече. Думал, что скажу тебе, какими советами помогу встать на ноги. Я хочу, чтобы ты учился на ошибках, которые допустил твой отец.

– Сир, вы не допустили никаких ошибок. Карл рассмеялся еще громче, чем прежде.

– Так тебе говорили, да? Браво, браво! Но, надеюсь, ты достаточно умен, чтобы не слушать всех этих сказок. Тебе предстоит выполнить огромную задачу, сын мой, и ты справишься с ней, как никто другой, если будешь читать мысли людей, если будешь понимать тайное значение их льстивых улыбок и лживых похвал. В своей жизни я потерпел много, очень много поражений. Я совершил множество ошибок, и ты не обратишь их себе на пользу, если вслед за моими придворными будешь называть их победами. О да, перед всеми остальными мы будем выдавать их за величайшие подвиги на свете, но наедине друг с другом все-таки будем называть вещи своими именами. Договорились?

– Договорились, Ваше Высочество.

– Ну, а если так, то зови меня отец. В твоих устах это слово мне больше по душе. Филипп, сынок мой, вырастай поскорей. Мне нужна твоя помощь.

Изумленно уставившись в отцовское лицо, Филипп неожиданно для себя сделал одно чрезвычайно важное открытие. Этот император, так просто говоривший о своих ошибках и заблуждениях, сейчас показался ему более великим человеком, чем образ непогрешимого героя, который он составил по рассказам учителей и наставников. Нелегкая борьба этого императора показалась ему более благородной и заслуживающей уважения, чем легкие победы того, другого Карла.

– Да, – продолжил император, – мы превратили Испанию в страну с высоко развитой промышленностью. Простые люди из долин Эльбро и Доуро, Тагуса и Гвадалаквира покидают свои бесплодные земли и переезжают в города. В Севилье изготавливается лучший в мире шелк, в Толедо куются превосходные мечи и доспехи. Нашим колониям мы продаем шерсть и пряжу. Вот видишь, какую огромную пользу приносят Испании наши военные походы и плавания? К нашим владениям примыкают все новые земли, а там мы продаем наш шелк, нашу шерсть, наше вино, наши зерно и кожу. Мы никому не позволяем конкурировать с нами. Новый Свет… Мексика и Перу – они принадлежат нам, и за них мы должны благодарить наших мореплавателей. Величие страны измеряется не только протяженностью и плодородием ее исконной земли, но и богатством присоединенных территорий. А покоренные народы важны и сами по себе – не только потому, что Испания получает от них золото, драгоценные камни и рабов, но еще и потому, что в результате выгадывает торговля. Ты меня понимаешь?