История нелегкой победы - Владимир Антонович Золотарев

ВОЙНА ГЛАЗАМИ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

Русская военно-историческая наука уделяла большое внимание изучению войны 1877–1878 гг. Было издано немало различных трудов. Их авторы подвергли весьма вдумчивому анализу многие военно-научные проблемы. Главное внимание обращалось на критическую оценку опыта войны с тем, чтобы извлечь из него уроки. Это было необходимо для решения практических задач строительства и подготовки вооруженных сил России. Военные историки сумели выявить новые моменты в развитии военного искусства. Разумеется, изданные работы не одинаковы по уровню научных обобщений.

Первой работой о войне явилось трехтомное издание «Война 1877–1878 гг.» под редакцией генерал-майора С. П. Зыкова. Готовилось оно в тот период, когда документальная сторона военных действий практически еще не была исследована. Это во многом обусловило ее описательный характер. В «Войне 1877–1878 гг.» присутствует критика некоторых моментов в ходе военных действий, но причины неудач объясняются, как правило, случайностью.

В 1880 г. вышла в свет вторая часть большой работы о войне П. А. Гейсмана{54}. Основное внимание он уделяет вопросам стратегии русской армии, практически не анализируя отдельные бои и сражения. Его труд отличает высокий уровень профессионализма.

Более половины работы Гейсмана посвящено анализу процессов, предшествовавших началу военных действий. Здесь содержится краткая, но достаточно выразительная характеристика вооруженных сил воюющих сторон.

Главным недостатком вооруженных сил Турции Гейсман считает неудовлетворительный и хаотический характер организации армии, представлявшей, по его мнению, опасность только в обороне. Трудности русской армии, по словам Гейсмана, были обусловлены тем, что война «застала Россию среди разгара организационных работ, предпринятых для развития… вооруженных сил» и вооружение армии «несколько не соответствовало требованиям того времени»{55}. Затяжной характер кампании, утверждает Гейсман, был обусловлен тем, что Балканский театр военных действий являлся одним из труднейших в Европе, а не тем, что Россия не знала противника и имела недостаточно сил в апреле 1877 г., как считали многие, особенно в политических кругах.

С таких позиций оценивает Гейсман стратегический план войны, разработанный к началу кампании. Он ого полностью одобряет.

Неудачи Гейсман объясняет отклонением от первоначального замысла. А отклонения такие, по его словам, чаще всего случались по вине отдельных военачальников. Так, промедление под Никополем и Плевной, по мнению Гейсмана, произошло потому, что руководство 9-го корпуса ждало подсказки. Если бы Никополь был своевременно взят, то своевременно была бы взята и Плевна. Правый фланг русской армии оказался бы обеспеченным так же, как левый, и войну удалось бы выиграть в 1877 г. В этом же ключе анализирует Гейсман и другие проблемные ситуации.

В работе «Введение в историю русско-турецкой войны 1877–1878 гг.» П. А. Гейсман пытается разобраться в политической ситуации, в которой возникла война и которая «могущественно влияла и на военную обстановку».

Он стремится доказать, что между стратегическими целями России в войне и политической ситуацией существовало серьезное противоречие. Гейсман утверждает, что военная стратегия поставлена была в стеснительные условия дипломатией, которая не дала армии должного анализа текущего момента. Гейсман только затронул подлинную стратегическую проблематику русско-турецкой войны, но не сумел подняться до серьезных обобщений.

Видное место среди работ о русско-турецкой войне занимают труды Н. А. Епанчина. Наиболее полное выражение его идеи нашли в коллективном исследовании «Обзор войн России от Петра Великого до наших дней».

Епанчин обращает внимание на два обстоятельства, оставшиеся вне поля зрения многих других военных историков. Во-первых, он указывает, что в ходе кампании возник разрыв между стратегическим планом (его Епанчин одобряет) и последующими действиями — в ходе войны произошло «устремление всех сил и средств для вспомогательной задачи»{56}. Наиболее ярким примером в этом отношении он считает «обращение Плевны с ее армией в главный предмет действий»{57}. С его точки зрения, новые войска (гвардия), прибывшие на Балканы в октябре, следовало бросить не против Плевны, а на главное направление. Против Плевны же выставить достаточный заслон для того, чтобы обеспечить операционную линию. Епанчин подчеркивает, что «та же вспомогательная задача по обеспечению операционной линии была вполне успешно выполнена отрядом наследника цесаревича (Рущукским отрядом. — Авт.) против вдвое превосходящих сил (русская армия от 60 до 70 тыс. против НО—115 тыс. турок. — Лет.) без всяких чрезвычайных кровопролитий»{58}.

Как «характерную черту в стратегии войны 1877–1878 гг. следует отметить, — пишет Епанчин, — чрезмерную осторожность… последствие преувеличения опасностей»{59}. В качестве примера такого рода наряду с Плевной Епанчин называет «расходование до 100 000 человек на обеспечение… тыла (войска Циммермана и Одесского округа. — Авт.), все время бездействовавших»{60}. Он говорит, что неудачи происходили не столько от слабости, сколько от несоответственного употребления вполне достаточных сил.

Замедленностью, нерешительностью, разбросанностью сил по большому числу направлений отличались, по мнению Епанчина, действия русских войск на Кавказе, а «перелом в ходе войны, переход от наступления к обороне обозначился даже отступлением к своим пределам»{61}.

Анализ Епанчина отличается стремлением к поиску новых черт в тактике и стратегии русской армии, вниманием ко всему, заслуживающему обобщения и внедрения в практику.

В «Обзоре войн» Епанчин остановился на двух крупных эпизодах войны, каждый из которых примечателен наличием элементов операции. Речь идет о преодолении Балкан силами трех крупных отрядов и о сражении под Шипкой — Шейново, которое Епанчин справедливо оценивал как «операцию на полное окружение»{62}.

В начале 90-х годов Епанчин опубликовал исследование о действиях Западного отряда{63}. Работа представляет большой интерес и с точки зрения собранного в ней фактического материала, и с точки зрения теоретических обобщений.

Епанчин, например, прослеживает действия трех самостоятельных отрядов, преодолевших Балканы по общему плану, и подчеркивает, что отряды начинали движение в зависимости от успеха движения отряда Гурко. Тем самым создавался «единый механизм», функционировавший по всему фронту почти на протяжении 300 км. Епанчин не формулирует понятие «операция», но подводит к его пониманию.

Во второй работе, посвященной «отрядной проблематике»{64}, Епанчин непосредственно обращается к одному из наиболее важных эпизодов войны 1877–1878 гг. — неожиданному для противника преодолению Балкан и выходу 10-тысячного отряда в Забалканскую Болгарию.

О смелом ударе русских со смешанным чувством восхищения и опасения немецкий военный обозреватель Гартнер писал: «Эта так называемая казацкая война принесла достаточные плоды»{65}.

Епанчин отмечает, что отряд Гурко опроверг скептицизм в отношении целесообразности применения больших масс конницы непосредственно на поле боя. В отрядах Гурко конница принимала самое непосредственное участие во всех боях. Иначе говоря, в тактическом отношении было обеспечено взаимодействие всех родов войск, входивших в отряд.

Стратегическое значение похода, по мнению Епанчина, состояло в том, что фактически он представлял собой наступление авангарда армии, острие того самого клина, который вначале