Бригада 16. Похищение европы - Александр Белов

- Брат, у вас на дереве - кукушка. Мы ее снимем, но ты тоже не зевай.

Они вместе со Злобиным вышли на крыльцо, парень ткнул пальцем в сторону раскидистого дуба.

- Сечешь?

Между густых ветвей мелькнул солнечный зайчик. Витек сжал кулаки, но парень его успокоил.

- Не напрягайся, сделаем. Мусорить не будем. А за этим, - он показал на Федора, - присматривай. Какой-то он... блаженный.

Многолитровые двигатели ровно зарокотали. Князь и его свита сели в черные джипы и уехали.

Белов стоял и думал о новом союзнике. Но еще больше его беспокоило предупреждение Князя - о тайном и могущественном враге.

Злобин мерил шагами крыльцо, ругаясь на себя за то, что он опять - уже дважды за этот день! - лопухнулся, не заметив скрытого наблюдения за особняком.

Ватсон сбегал в соседнюю комнату за походным чемоданчиком, где хранил медикаменты, и подошел к Федору.

- Горе ты мое! Луковое-лукинское! И как это тебя угораздило?

Федор с трудом раздвинул разбитые губы:

- А долго ли нам? Умеючи-то?

Фотограф дощелкивал третью кассету. Руки приятно дрожали. Еще бы - ему удалось в первый же день снять на пленку, как Белов пожимает руку седоволосому мужчине. Кто этот мужчина, фотограф не знал, но прекрасно понимал, что не тот, с кем позволительно встречаться кандидату в губернаторы. Он нутром чуял - есть компромат! Отличный компромат!

Зная по собственному богатому опыту, что долго в укрытии задерживаться не стоит, он уже хотел слезть с дерева, как вдруг услышал еще один щелчок. Тоже - затвора, но не любимого «Никона».

Папарацци посмотрел вниз. Там, у подножия толстого ствола, стоял типичный браток и улыбался. Улыбка его как бы существовала отдельно от него, как у Чеширского кота, но вот черный глаз «Макарова», не мигая, смотрел фотографу прямо в лоб. И в одноглазом взгляде пистолета не было ни тени доброжелательности.

- Сам слезешь, пока не стал инвалидом,- нараспев спросил парень, - или тебе помочь? Корреспондент был тертый калач, он знал, что постоянное ношение оружия вызывает у людей повышенную нервозность и лишние фразы вроде: «А в чем, собственно, дело?» могут только ухудшить ситуацию. Фотограф, не вступая в пустые пререкания, повесил «Никон» на шею и стал спускаться. Когда до земли оставалось метра два, он немного задержался и бросил незаметный, как ему показалось, взгляд на окрестности. Папарацци прикидывал, успеет ли он спрыгнуть и добежать до ближайших кустов.

Парень будто прочел его мысли. Он расплылся в широкой улыбке - так, что глаза превратились в узкие щелочки.

- Хорошо бегаешь? - спросил браток ласково. - А я и не против. Беги, все равно пуля догонит.

Фотограф еще раз все хорошенько прикинул и пришел к выводу, что лучше не испытывать судьбу.

- И в мыслях не было, - мрачно сказал он, примерился и спрыгнул на землю. - Видишь, стою на месте. - Для убедительности он поднял руки вверх.

Парень одобрительно кивнул. Он весь лучился от счастья, как Мальчиш-Плохиш, только что съевший ящик печенья и бочку варенья. Браток убрал пистолет в карман и подошел к фотографу. Дальнейшее произошло настолько стремительно, что папарацци даже не успел среагировать. Ему показалось, будто нагретый солнцем воздух слегка всколыхнулся, и через мгновение он ощутил сильнейшую боль в паху, самом чувствительном месте у мужчин. Фотограф взвыл от боли, но парень лишь сильнее сжал стальные пальцы - будто закручивал тиски. Папарацци встал на цыпочки и замер, боясь пошевелиться.

- Пожалуйста, очень тебя прошу, покажи мне документы, если есть, конечно, - браток говорил так вежливо, что отказать было невозможно.

Кончиками пальцев папарацци вытащил из нагрудного кармана права и доверенность на «мазду».

- Большое спасибо, - поблагодарил парень и принялся внимательно изучать пластиковую карточку прав. - Ой! - говорил он. - Ой-ой! Ой-ой-ой! Смотри-ка, что здесь написано! Место регистрации - город Москва. А к нам-то тебя каким ветром занесло, дружок?

Еще одно легкое движение пальцев - словно бы он катал в ладони медные шарики - и фотографу захотелось рассказать этому человеку все, поведать самую подробную историю своей жизни, не упустив ни одной мелочи.

- Я... оу-у-у... я... - Но рассказ почему-то не получался. Выходило сбивчиво и путано.

- Ты полез на дерево подглядывать за бабами! - Сделал вид, что догадался, браток. - Ты - извращенец? Любишь мастурбировать на ветке? По-моему, это нехорошо. Как думаешь?

Фотограф кивнул. Из левого глаза выкатилась крупная непрошеная слеза - будто в знак сожаления о нелегкой судьбе извращенца.

- Но ты не бойся, - издевался парень, - я никому об этом не скажу. Мы вообще люди вежливые и радушные. Любим гостей. Особенно - из Москвы... - Он вдруг резко сменил тему - Смотри-ка, какой у тебя красивый фотоаппарат. Наверное, получаются классные снимки?

Папарацци снова кивнул. Да и что ему оставалось делать? Снимки и впрямь получались классные.

- Прошу тебя... - умоляюще сказал парень. - Можно я проявлю твои пленки? Ладно? За свои деньги, ты не беспокойся... - Интонация была такой, что ему впору было молитвенно сложить ладони, но... Но в правой руке братка по-прежнему был «Макаров».

Пленки... Снимки, на которых Белов пожимал руку седоволосому, наверняка стоили немало. Но едва ли дороже, чем причинное место, которое дается раз в жизни.

«Пропади все пропадом», - подумал незадачливый папарацци.

Он вынул кассету из «Никона», бросил в пакет и протянул его братку. Парень для верности похлопал фотографа по карманам - убедился, что пленок больше не осталось. Стальной захват ослаб, «извращенец» смог наконец перевести дух.

- В 20.45 - рейс на Москву, - сказал парень. - Мне бы очень хотелось, чтобы ты летел этим рейсом. Я проверю твою фамилию в списке пассажиров, и если ее вдруг не окажется... Я расстроюсь. Не подводи меня, ладно?

- Да, - выдавил фотограф. - Я улечу...

- Вот видишь. Все вопросы можно решить по-хорошему, правда? - Браток повернулся на пятках и зашагал прочь.

Он обернулся всего один раз и погрозил «извращенцу» пальцем. На лице парня сияла широкая улыбка, но папарацци не обольщался: с той же самой улыбкой он мог разрезать его на куски... или бросить в море, привязав к ногам чугунную батарею. Одним словом, не стоило испытывать судьбу.

Корреспондент бросился к серой «мазде», завел двигатель и помчался в аэропорт, дав себе зарок впредь не появляться на Камчатке без особой нужды.

- Я все видела из окна, - с порога заявила Лайза. - Кто это был? Что это за человек? - Тут ее взгляд остановился на истерзанном Федоре. Лайза всплеснула руками и воскликнула: - Боже мой! Что он с тобой сделал?!

Лукин кряхтел и морщился, пока Ватсон обрабатывал ему синяки и ссадины. Заметив Лайзу, он приосанился и попытался убрать руку доктора от лица, но Вонсовский строго прикрикнул:

- Сиди тихо, юрод! - и Федор подчинился.

- Похоже, наш Фидель умудрился поссориться с местным уголовным авторитетом, - ответил за него Белов.

- Еще неизвестно, что бы с ним было, если бы Князь не узнал, что он - наш человек, - поддакнул Витек.

Лайза решительным шагом подошла к столу.

- Так. Я должна знать, что здесь происходит, - заявила она.

- Да, собственно говоря, мы все очень хотели бы это знать, - вставил Белов.

Взгляды присутствующих обратились к Лукину. Ватсон смочил в перекиси большой ватный тампон и смыл кровь с лица Федора.

- Рассказывай, - велел он. - Говорить-то ты можешь. Это у тебя всегда здорово получалось.

Федор поднял взор к потолку и перекрестился. Несколько секунд он беззвучно шевелил опухшими губами, потом опустил голову и огляделся: Белов, Витек, Лайза и Любочка не сводили с него глаз. Заинтересованность аудитории придала ему сил. Федор зачем-то потрогал свой мясистый нос, будто хотел убедиться в том, что он по-прежнему на месте, и начал свое повествование.

- Так вот, странники мои... - сказал он, - хочу поведать вам страшную тайну, к которой я пришел путем долгих умственных изысканий.

- Оно и видно, Сократ хренов, - пробурчал Витек, но Федор это не услышал.

- Дом сей - вертеп призраков. Пристанище темных сил, восставших из ада... - провозгласил Лукин.

- Восставших из зада? - задумчиво спросил Ватсон. - Ну-ну, это уже что-то из области проктологии.

Белов с Лайзой, несмотря на весь драматизм ситуации, с трудом сдерживали смех. Лукин всегда был не от мира сего, но никто даже представить себе не мог, что он ввяжется в серьезную потасовку.

- Когда я первый раз переступил порог особняка, сердце у меня было не на месте, - пробасил Федор и вдруг крикнул Ватсону тоненьким фальцетом: - Полегче, коновал! - Ватсон лишь пожал плечами. - Бедное сердце мое томилось и рвалось, оно словно говорило: «Зря ты оставил прибежище странников, осененное благодатью Нила Сорского, и прилетел сюда, в забытый Богом край, где огненные языки преисподней; рвутся из-под земли». Но я знал, что так; нужно для дела. В первую ночь я не сомкнул глаз ни на минуту...