Плач Минотавра - Хавьер Аспейтья

В это самое время в расположенном неподалеку морском порту Катсамба Европа, поддерживая рукой юбки, с помощью двух финикийских моряков поднималась на торговое судно.

— Жрица! — воскликнул один из моряков, узнав ее. — Плохие времена настали для Крита.

— Крит переживет ахейцев, — твердо сказала Европа. — Но кто знает, какая беда придет за ними.

Корабль, медленно переваливаясь на волнах, начал удаляться от берега, направляясь в бесконечное зеленое море. Беременная Европа одиноко застыла на корме и со слезами на глазах смотрела, как за горизонтом исчезает берег острова, земли где она родилась, но умереть не сможет.

II

ПАСИФАЯ

Ведьмы Эа

Пасифая была дочерью Персеиды, дочери Тетис, дочери Геи. Она родилась в Гортине, в полнолуние за шестнадцать лет до того, как Европа навсегда покинула Крит. Как и все женщины, родившиеся под полной луной, Пасифая отличалась необычайной остротой чувств и силой страстей: легко полюбить, тяжело удержать, невозможно обмануть, говорит о таких критская поговорка. Детство Пасифаи проходило среди дубрав острова Эа, что в Адриатическом море, под присмотром старшей сестры, знаменитой жрицы Цирцеи, учившей девочку, как чтить Богиню, как с помощью танца находить дорогу в священной роще, как усмирять животных, как прясть, чтобы навлечь смерть или отвести ее, как добывать лекарства и яды, скрытые в растениях, и как находить те немногие двери в преисподнюю, что еще оставались на земле, и открывать их с помощью человеческих жертвоприношений.

Маленькая Пасифая вела вольную жизнь среди лесов, пока сестра не отправила ее на Крит. Цирцея решила, что так будет лучше, когда обнаружила пропавшую на две недели сестренку спящей с окровавленным ртом на теле недавно убитого олененка и обвившейся вокруг ног большой змеей.

— Я собирала в лесу цветы, устала и решила немного вздремнуть, — рассказала девочка, когда Цирцея погрузила ее в гипнотический транс. — Внезапно земля разверзлась, и оттуда появился человек на огромной колеснице, который хотел похитить меня. Я пыталась убежать, но не могла двинуться с места. Человек бросил меня в свою колесницу и повез в глубь земли. Когда я проснулась, здесь была только эта змея. Мне кажется, что это она меня спасла.

Цирцея серьезно задумалась над видением девочки, в жилах которой, как и в ее собственных, текла кровь Эмпусы[1], и поняла, что сестру ждет великое будущее. Повинуясь своему чутью, она вместе с Пасифаей отправилась в Гортину, на Крит, и передала сестру на попечение жрицам Богини.

— Поклянись мне именем Богини, — сказала она Пасифае на прощание, — что эта змея всегда будет с тобой.

В пышных дворцовых залах Гортины Пасифая тосковала по священным рощам Эа. Она росла красивой, но нелюдимой, друзья восхищались ею и боялись ее: не раз и не два Пасифая, к величайшему неудовольствию своих наставниц, шутя втаптывала в грязь чувства очередного юнца, покоренного ее пленительным взглядом. Девушка внушала несчастному, что он свинья, затем отводила его в хлев и бросала ему желуди, чтобы тот ел их.

Посланник

Как только Европа во всеуслышание объявила Пасифаю своей преемницей, поведение девушки, на радость наставницам, резко изменилось. Еще недавно столь непокорная воспитанница стала вдруг послушной и ласковой, преисполнившись величавости и чувства собственного достоинства, приличествующих ее новому положению.

Спустя некоторое время новой Госпоже Луны сообщили, что в Гортинский дворец прибыл один из советников Миноса, чтобы от имени будущего царя познакомиться с будущей супругой. Перед Пасифаей предстал молодой бородач, слишком тучный для своего возраста.

— Меня зовут Апат, Минос прислал меня вручить тебе этот подарок.

Пасифая взяла из рук посланника серебряное кольцо. От ее внимательных глаз не ускользнули ни легкое дрожание век, ни пылающие щеки, ни расширенные зрачки посланца.

— Скажи мне, Апат, — спросила царевна, надев кольцо на безымянный палец и с удовольствием отметив, как блеск серебра оттеняет белизну ее кожи, — почему Минос, вместо того чтобы приехать самому, прислал сюда гонца? Уж не потому ли, что он один из тех грязных, безродных ахейцев, что привыкли отдавать своих жен друзьям на потеху, словно собак, которых одалживают на время охоты?

Посланник застыл, разинув рот. Змея Пасифаи выползла из неприметного угла за его спиной и неспешно стала приближаться к нему. Через несколько секунд гонец выдавил из себя:

— Но закон запрещает Миносу видеть свою жену до начала церемонии бракосочетания.

Змея коснулась лодыжки посланника своей шершавой кожей, тот вскрикнул и отодвинулся как можно дальше, изо всех сил стараясь держаться с достоинством.

— Не бойся, — засмеялась царевна, — она ест только мышей и голубиные яйца. Так вот, значит, каков мой будущий муж, которому через несколько дней предстоит править всем Критом. Он боится нарушить глупый, наспех придуманный ахейский обычай, а потому, глазом не моргнув, шлет ко мне одного молодого советника, чтобы тот посмотрел на меня. Ну что ж, смотри, — с усмешкой сказала Пасифая, плавно разведя руками. — Кстати, скажи-ка мне, не велел ли царевич, чтобы я сделала для тебя что-нибудь еще? Его желания для меня закон.

— Достаточно, будь ты проклята! — гость покраснел от гнева. — Держи себя подобающе, когда говоришь с будущим царем Крита. Я — Минос.

— Минос, говоришь? — вскричала Пасифая, сорвав с пальца кольцо и яростно швырнув его к ногам гостя. — Ты — лжец, я поняла это, лишь только ты вошел в комнату, по блеску твоих глаз. С чего бы мне теперь тебе доверять? Должна ли я поверить, что мой будущий муж способен прятать свое лицо, как преступник? Если ты Минос, тебе стоило предупредить моих наставниц о своем визите. Я не знаю, кто ты, но если бы ты был Миносом, ты бы понимал, что я, Пасифая, Госпожа Луны, должна всегда оставаться настороже и не верить самозванцам.

Ошеломленный Минос вышел из комнаты и отправился искать наставниц, как и велела ему Пасифая. Через некоторое время аудиенция продолжилась. Минос настоял на том, чтобы змею убрали из комнаты. Войдя в покои Пасифаи, царевич уселся на деревянный стул и вперил свой тяжелый пристальный взгляд в глаза девушки.

— Послушай, Пасифая, дочь Персеиды. — Минос встал и начал ходить по комнате. — Мне не хотелось бы, чтобы у тебя возникли какие-то иллюзии. Я не собираюсь жениться на тебе лишь потому, что так решила моя мать. Моя супруга должна обладать рядом добродетелей, не говоря уже о целомудрии, которому здесь не особо-то учат… Как бы то ни было, твоя вспышка гнева не разозлила меня, скорее наоборот. Именно такого поведения ждет любой муж от своей жены, когда та говорит с незнакомцем.