Серый Тюльпан - Александр Зорич

– Мой, – сказал Фрит, и его губы плотно сжались, а лоб прорезала морщина. – Был.

– Вам, наверное, его немножечко жалко, – участливо предположила Мелика, чтоб не молчать.

Фрит поднял на нее взгляд, который вдруг стал обжигающим. Мелике показалось, что она сморозила чудовищную глупость и варвар сердится – ведь она дерзнула заподозрить его в девчачьем малодушии.

– Скажешь тоже – жалко! – хмыкнула Гита и, напустив на себя опытный вид, кокетливо подмигнула Фриту – дескать, не судите строго. – Это же скотина, а не человек! Вот тебе жалко свинью, когда ты ешь парциду с базиликом?

Мелика на секунду задумалась. Вспомнила пряный вкус парциды. Вспомнила сладкий розовый пар, идущий из хлева, в котором только что закололи кабанчика. Вспомнила, как однажды свинья по кличке Шонка укусила ее за палец. Взвесила все это в уме и сказала:

– Нет, не жалко.

И неожиданно для себя добавила:

– А вот коня мне было бы жалко.

Взгляд варвара вдруг застыл на ее, Мелики, переносице. Он выпрямил спину, подвинулся чуть вправо и освободил место рядом с собой.

– Ты добрая девочка, Мелика. Иди сюда, – сказал он, похлопывая по земле ладонью.

– Кто, я? – испуганно переспросила Мелика и посмотрела на Гиту в поисках моральной поддержки.

– Ты-ты. Кто ж еще!

– Зач-ч-чем?

– Просто посидим. Я хочу с тобой рядом посидеть. Не бойся.

Мелика сделала неуверенный шаг в сторону варвара и снова обернулась к Гите, как будто и впрямь надеялась, что буде Фрит захочет, к примеру, овладеть ею прямо на брюхе мертвого животного, Гита поможет, заступится.

Тело плохо слушалось ее, но Мелика все же села, подобрав под себя грязные, исцарапанные ноги.

Варвар приобнял Мелику за плечи, наклонился к самому ее уху и принюхался. Даже по привередливым меркам Фрита Мелика пахла отменно – свежим снегом, необмолоченным зерном, первой, любимой скворцами, садовой вишней. Фрит одобрительно оскалился. Да, именно то, что ему нужно. Именно она. Фриту очень захотелось рассказать Мелике про Эви.

Дыхание девочки участилось – все это было слишком непривычно. Но в каком-то новом смысле даже приятно. Ее никто и никогда не обнюхивал так тщательно – даже знахарь, к которому ее возили родители, когда она болела сенной нежитью.

– Посмотри на него, Мелика, – шепотом сказал Фрит, указывая пальцем в сторону бездыханного коня. – Видишь?

– Вижу, – испуганно подтвердила девочка. – Он мертвый.

– Правильно. Его убили. Он умер вчера. И вместе с ним умер Фрит.

– Так вы что – все-таки призрак? – непонарошку леденея, спросила Мелика и боязливо отпрянула, насколько могла, в сторону.

– Нет. Никакой я не призрак, – уголки губ варвара пошли вниз, и он властно, хоть и без грубости, вернул Мелику назад. – Но тот Фрит, что был жив вчера – умер вместе с Эви. Потому что Фрит без Эви – больше не Фрит. Когда я уйду с Полей, я возьму себе другое имя. Так будет честнее. И с этим другим именем я буду жить до тех пор, пока не встречу Эви снова – в Слепой Степи. Наверное, я говорю слишком сложно для тебя? – предположил варвар.

– Не знаю. Но я поняла, что Эви – это имя коня. Что вам его очень жалко. И что вы встретитесь с ним, когда умрете, – с ученической обстоятельностью повторила умница Мелика.

– Ты поняла правильно, – кивнул варвар.

Мелика по-своему, по-кроличьи просияла.

– А можно мне сесть с вами? – вдруг спросила Гита. – А то у меня ноги устали. И… мне страшно.

– Садись возле Мелики, – Фрит привстал с места. – А я пока сделаю важные дела. А потом мы пойдем. Все вместе.

– А попить у вас есть?

– Только вино… Но оно совсем некрепкое! – торопливо заверил девочек Фрит и потянулся за своей флягой.

Для этих девочек ему было не жаль честного вина. Для этих девочек ему вообще ничего было не жаль.

Стоило ему приметить две нескладные фигурки, кружащие по заколдованным Полям, как Фрит понял: вот она – жертва, угодная Рогу. Сама идет к нему.

И еще он понял: теперь за Эви беспокоиться нечего. Потому что искони не знал его народ жертвы лучше девственницы. А уж тем более – двух…

Недоброе, низкое ликование прямо-таки распирало Фрита, учащало дыхание, румянило ему бледные щеки. Но он быстро взял себя в руки. Ведь жертва – это не убийство. Жертва должна быть предложена как полагается – без слез и воплей, без грязи и страха.

Нельзя испугать славных Мелику и Гиту, невесть за какой выгодой забредших в самую пасть к Хуммеру. Лучше, если они сами не заметят как умрут. И здесь вино окажется очень даже кстати…

– Пейте, хорошие. Согревайтесь, – поощрил девочек Фрит.

Храбрая Гита присосалась к фляге и сделала три больших глотка.

Мелика ограничилась одним. Винная сладость была тяжелой, но приятной, ласкающей. Она пила спиртное в первый раз и, конечно, с непривычки поперхнулась.

Гита стукнула подругу по спине, приговаривая «дурочка, дурочка».

А Фрит лишь искоса поглядывал на них, разгуливая поодаль.

К жертвоприношению нужно было еще приготовиться – очертить круг, омыть руки, очистить огнем меч, обратиться к Рогу. Он, конечно, все видит, но вдруг что-нибудь неотложное отвлекло его – какой-нибудь запропавший в горах табун?

Наскоро собрав сухой травы и приблудных деревяшек явно обозного происхождения, Фрит принялся разводить костерок, время от времени с умилением поглядывая на Мелику и Гиту – он испытывал к обеим нечто вроде тихой, невыразимой по-человески нежности.

Девочки размякли от хмеля и теперь чирикали без умолку.

– А красивая шкура у Эви, правда? Такая мягкая, – говорила Мелика, поглаживая вдоль шерсти надувшийся, пыльный конский живот.

– Красивая. Сразу видно, кровленый конь! – с видом знатока причмокнула Гита.

– Как это «кровленый»?

– Это значит хороших кровей.

– А если б плохих кровей, то что?

– Плохих был бы похож на вашего Серко. Шея толстая, ноги короткие, с козинцом, хвост ободраный и рожа бандитская.

– Во-первых, Серко не наш… А дядин. – уточнила Мелика. – А во-вторых, он мне все равно нравится… Он, знаешь, какой хитромудрый! Хотя Эви, конечно, покрасивей будет…

Фрит расплылся в улыбке. Все идет чудно да гладко. Лучше и быть не может. Как хорошо, что девочкам нравится конь! Значит, их легкости будет нетрудно ради него уйти из этого неправильного мира в промытые Солнцем Праведных чертоги господина Рога. А ведь это так отрадно – когда жертва совершается естественно, без скрежета зубовного, без воплей. Фрит осторожно водрузил на трескучий дымный язычок костра лезвие короткого меча.

– Если бы у меня был такой конь, как Эви, и его бы убили, я бы, наверное, сильно плакала, – предположила Мелика.