Голубые рельсы - Евгений Марысаев

Когда Дмитрий закончил, Каштан, стоявший под трибуной, не выдержал и окликнул:

— Дима!..

Командиру отряда надо бы стоять на трибуне до конца митинга, но Дмитрий пригнулся и спрыгнул на землю. Они обнялись.

— Вымахал, черт, не узнать!.. Как в институте дела?

— Порядок. И ты изменился сильно… Кем к нам?

— Парторгом.

Каштан смутился. Ему стало неловко, что он окликнул Дмитрия, как мальчишку. Дмитрий, однако, не находил в этом ничего неудобного. Ткнув кулаком бригадира, обиженно спросил:

— Что ж ни одного толкового письмеца не кинул?

— Да так, время всегда в обрез…

Было у Каштана для такого письма время, не раз в мыслях писал его. Но не написал и не отправил: знал, что за должность у Дмитрия в Москве, понимал, как он занят.

— Мой товарищ, — представил Эрнеста Каштан.

Дмитрий и Эрнест не знали друг друга: Аршавский приехал на Березовую — Сыть, когда Янаков был уже в Москве.

Они пожали друг другу руки.

— Кто такая? Прослушал, — спросил Дмитрия Каштан, глядя на выступавшую девушку с энергичным взглядом и рассыпанными по плечам соломенными волосами, туго схваченными на затылке красной шелковой лентой.

— Любаша, наш комиссар, — ответил Дмитрий. — Перед отъездом диплом педагогического вуза получила. В школе рабочей молодежи математику преподавать будет… Что, хороша?

— Краля, что и говорить, — признался Каштан. — Да не с лица, однако, воду пить. Так у нас на деревне говорят.

— Красива, — подтвердил Эрнест. — Прямо-таки античная, классическая красота…

— Вдобавок умна. Довольно редкое сочетание, — улыбнулся Дмитрий. — Но предупреждаю сразу: с шурами-мурами к ней лучше не подступайтесь. Укусить может.

— Небось царевича своего на западе оставила, — предположил Каштан. — Разве такие в девках засиживаются?.. Ну, будет. Ровно кумушки разошлись, язык-то без костей.

Люба заверила начальника управления, что ни один боец Всесоюзного отряда не уедет, пока не будет построен БАМ…

Потом неожиданно кратко выступил Гроза.

— Магистраль наша, дорогая ты моя комиссарша, будет строиться не год и не два, а больше десяти лет, — обращаясь как бы к одной Любе, сказал он. — Так что твоего заверения не надо: не каждого хватит на такой срок. Устанете вы — вас подменят другие. А вот если Всесоюзный отряд в полном составе в Ардек через пару лет придет, «серебряные рельсы» там уложит, — честь вам и хвала. Тогда считайте, что долг свой комсомольский сполна отдали… — Иннокентий Кузьмич помолчал, окинул взглядом четкую колонну и заключил: — Добро пожаловать, ребята, спасибо за помощь вашу.

— Ну, не чудо ли старикан? — сказал Дмитрий Каштану и Эрнесту. — «Добро пожаловать» — все! Зачем говорить, когда и так все ясно?.. Как-то в старой кинохронике видел выступление Калинина перед строителями. Взошел на трибуну и сказал единственное слово: «Нажмем!» — а прозвучало оно сильнее самой пламенной речи…

С вещами колонна тронулась к зеленым вагончикам, что притулились в таежном коридоре. На вагонных окнах играли солнечные зайчики.

Люба вдруг забежала вперед, легко вскочила на пень и энергично подняла руку.

— Товарищи! — крикнула она. — Оказывается, наша улица еще не имеет названия. Прежде чем войти в нее, давайте придумаем название.

Галдеж, шум…

— Крещатик! — закричали украинцы.

— Ташкентская! — закричали узбеки.

— Рижская!

— Фрунзенская!

На пень — импровизированную трибуну — вскочил разбитной парень, из-под ворота зеленой форменной куртки у него выглядывал треугольник тельняшки. Лицо у парня было хитроватое, продувное.

— Вы просто меня удивляете, граждане и гражданочки! — с чувством сказал он. — За что идет спор?.. На минуту забудьте свои национальные чувства, и вы вспомните, что есть на Черном море город Одесса, а в городе том имеется улица с неповторимым названием, волнующим сердце и слух, как музыка великих композиторов, — Дерибасовская. Даешь название нашей улице — Дерибасовская!! — громко заключил одессит и для пущей убедительности ударил себя кулаком в грудь.

Захохотали.

— С таким же успехом, — едва справившись со смехом, сказала Люба, — я могу требовать название моей любимой улицы — московской улицы Горького. Не то, не то… — Она недолго молчала. — Мое предложение: назвать нашу улицу именем Павла Корчагина.

Согласились. Дмитрий сказал, что Дивный через несколько лет превратится в узловую железнодорожную станцию, в солидный город, поэтому улицу такого парня, как Павка Корчагин, можно назвать проспектом. Бойцы согласились и с этим.

Через считанные минуты к стволу лиственницы прибили указатель, нацеленный на вагончики, с надписью красной краской: «Проспект ПАВЛА КОРЧАГИНА».

Устраивались весело, расхваливали удобные вагончики. Дмитрию, как начальству, по распоряжению Грозы выделили отдельный вагончик в центре проспекта Павла Корчагина (большому начальству отдельная квартира необходима: работать приходится и вечерами).

Не успел он поставить вещи и осмотреться в своем новом жилище, дверь распахнулась, и в вагончик, чуть не сбив с ног стоявших на пороге Каштана и Эрнеста (они провожали Дмитрия), вломилась Екатерина, жена машиниста тепловоза Михаила Чухнова, женщина могучего сложения. В Дивном она прославилась как баба крикливая и вздорная, обладающая мертвой хваткой, с ней опасалось связываться даже начальство.

— Хто тут, я звиняюсь, новым парторгом будет? Вы? — упершись руками в бока, спросила она Дмитрия.

— Я, — ответил Дмитрий. — Вы присаживайтесь. Что случилось?

— И что ж это получается?! — поведя мощными плечами, крикнула Чухнова. — Я, мать двоих детей, маюсь в дырявом вагончике, а другие не успели приехать — и в такие хоромы?! Прохиндеи вы все, глаза ваши… — И здесь Чухнова сказала такое, что Дмитрий зарделся, как девица.

— Вы садитесь, садитесь, — сконфуженно предложил он. — Ваша семья, как я понимаю, нуждается в улучшении жилищных условий. В списке вы состоите?

Но от Чухновой ничего толком нельзя было добиться: она вела себя, как обманутая рыночная торговка.

— Да помолчи же ты, Екатерина! — не выдержав, сипло гаркнул на нее Каштан. — Имей совесть, человек только с дороги, в хату не успел зайти. — И к Дмитрию: — В списках она состоит, как и другие. Вот только впереди всех хочет оказаться, глоткой своей луженой взять.

— Рыжая ты образина!.. — незамедлительно загремела Чухнова.

— Ваня не рыжий, а каштановый, — поправил ее Эрнест.

— Подождите, подождите… — поднял руку Дмитрий. — Насколько мне известно, шесть семей уже живут в новых вагончиках. Остальные… тридцать две, кажется?.. семьи переселят в такие вагончики немедленно, как только они прибудут.

— А сколько их ждать? Месяц? Полгода? — рявкнула Чухнова.

— Наверняка меньше полугода. Но с точностью до недели сказать вам не могу.

— Екатерина, ты дождись, когда коттеджи для семейных начнут строить, — посоветовал ей Каштан. — Вот тогда тебя в первую очередь из старого вагончика переселят.

Чухнова на мгновение задумалась, но, видно, сразу смекнула, что лучше иметь синицу в клетке, чем журавля в небе. Поднялась с лавки-дивана, осмотрела вагончик, отделанный красивым пластиком, ехидно поинтересовалась у Дмитрия:

— Себя-то небось не обидели, а?.. — И, хлопнув дверью, заключила: — Прохиндеи вы все отпетые!

Дмитрий начал опускать вагонное стекло. Оно не поддавалось.

— А, черт!.. Как ее по батюшке, Вань?

— По батюшке еще, честь велика!.. Васильевна, кажется.

— Екатерина Васильевна! Товарищ Чухнова! Вернитесь, пожалуйста! — справившись наконец со стеклом, крикнул в открытое окно Дмитрий.

Шагавшая по улице Чухнова остановилась и обернулась:

— Чем еще порадуете, товарищ начальник?

— Переезжайте в мой вагончик, а я в вашем устроюсь. Сейчас идите к начальнику поезда и от моего имени попросите машину для переезда.

Чухнова удивленно разинула рот, широко раскрыла глаза.

— Да чего уж… да не надо, подождем мы… — сказала она растерянно.

— Ну и иуда ты, Катерина! — опять не выдержал Каштан. — Сначала человека из собственного дома выгнала, а теперь крокодиловы слезы льешь.

— Екатерина Васильевна! Вы слышали, что я сказал? Действуйте! — перебил его Дмитрий и чуть улыбнулся одними глазами. — Как бы другие вас не опередили…

Последнее замечание подействовало на Чухнову: тяжело топая, она припустилась по проспекту.

— Дают — бери, бьют — беги! Валяй, Катерина! — уже беззлобно вдогонку прокричал ей Каштан.

— Неплохо для начала, — усмехнулся Дмитрий, поднимая свой чемодан.

Вошла Люба, деятельная, стремительная.

— Командир, срочное дело.

— Уже? Быстро! Говори, Люба.

— Смотрела школу: тесное помещение, похожее на конюшню. Это в то время, когда комплект сборно-разборного здания для новой школы гниет под открытым небом. Занятия здесь ведутся и в летние каникулы: зимой и весной была нехватка учителей, многие сбежали от трудностей, поэтому учебная годовая программа не закончена. Словом, надо собрать новую школу. Предлагаю сделать это завтра и послезавтра силами нашего отряда, Рассчитала: управимся, правда, без окончательной отделки и установки отопительных батарей. С этим до осени можно не спешить.