Пафосное стремление называться - Ле Олей

основные представители будущего поколения пожирателей. Все они оказались весьма милы — а Аристократка из группы плохишей даже слишком, что не могло быть просто так. У этой девушки были свои границы и чёткое понимание своих и чужих.

Дедушка ее Школьного Недруга был более старомодной копией Недруга младшего — не только отпечаток времени создавал налёт шарма. Более тяжелый подбородок, густые волосы — а всё-таки чистокровные волшебники не обошли вырождение стороной, злорадствовала Тэ И. Из всей компании у него была самая чистая улыбка, чем-то отдалённо напоминавшая ей Друга 2. Забавно, но первично к ней обратились как к «Мистеру» — общая маскулинизация её экспрессии с учётом гендерных тенденций этого времени создала забавное последствие.

Две Язвительные Пешки были как братья-близнецы Друга 2 в альтернативной вселенной — их мрачный сарказм скреплял вышеназванную компанию, и эта роль мрачных шутников без улыбки была им явно привычна. Здоровяк, какая неожиданность, был самым грубым из всех гавнюков даже по меркам родной для Тэ И эпохи, и эта социальная неуклюжесть была поводом общественного сомнения в его гавнюковской сущности. В любом случае, сейчас все змеиные словесные реверансы были продиктованы потенциальной выгодой узнавания тайных сведений про Другую Магическую Школу (из которой якобы она была родом), а также созданием комфортной дистанции для дальнейшего прощупывания почвы моей социальной полезности, сразу обозначила для себя Тэ И.

Так что, по аналогии со своим опытом столкновения со студентами Другой Магической Школы, Тэ И не была слишком открыта и разговорчива. На данном этапе не было сильных поводов и связанных с этим неудобств, и, судя по наблюдению за аурой социальной интеракции в её отношении, это было правильной стратегией, молчаливо нарабатывающей необходимый ей социальный капитал.

* * *

Но все эти 2 дня Тэ И не находила себе места. Она не видела нигде Мартина Сью. Если фотографии и её сведения не врут, то такого человека было бы очень трудно не заметить. Странное дело, но из центра солнечного сплетения к желудку разливалась ноющая тревога со злостью наперевес. Её цель прибытия, настройку на которую она предвкушала большой работой с внутренним стержнем и ритмом спокойствия, попросту не была в её поле зрения. И это открыло канал параноидального беспокойства на предмет правильности её действий.

Прикидывая доступные методы выяснения обстоятельств, по иронии судьбы, Тэ И решила спросить про старосту или лучших учеников факультета у самого симпатичного ей из всей компании Дедушку Недруга. В ответе прозвучало искомое имя — но причина отсутствия за столом сейчас была неясно замята.

— …гениальный Мартин! Он будет на занятиях, — сидящие рядом «альт-близнецы» почти хором подхватили совершенно бысстыдно идолопоклонческие настроения, всё так же никак не касаясь темы отсутствия кумира за общей трапезой. Или не божеское это дело?

Тэ И на мгновение потеряла лицо, обменяв её на маску гнева и отвращения. Она не выносила такой восторженной рекламы кого бы то ни было и в минимальных контекстах, но с таким открытым лизоблюдством, ещё и не в её пользу, она не сталкивалась. Видимо, перемена в её лице не осталась незамеченной, судя по единой на всех гавнюков ноте непонимания, отразившейся на их еще минуту назад иступленно сектантских лицах. Тэ И подумала, как жутко выглядит это восторженное единодушие.

Что ж, Мартин Сью в школе. А значит, всё идет по плану.

Глава 9. Внутри Мартина

Мартин лежал на кровати в своей комнате, которую ему выделили как старосте и лучшему ученику в этом году. А всё-таки любовь — главный инструмент власти.

Никакой пощады к себе — важный принцип, который он усвоил вместе со своим абсолютным превосходством перед всеми людьми. Но в моменты его приступов обнаруживалась загадочная даже для магической медицины особенность, на время которой он исчезал из мира, так как никто не должен был видеть его таким.

Или что это там было. Раз в несколько месяцев Мартина скручивала адская боль во всём теле, выносить которую слегка помогало общее болеутоляющее от недалёкой Врачихи. Конечно, Школа полна некомпетентных людей, которые видят мир не дальше своего носа, будучи болванами на службе страха за потерю места. Скучно. Перевелись волшебники.

Вот сейчас был такой приступ, которому помочь могло только отведённое время в пару дней. Мартин перевернулся на живот, в раздражении пытаясь найти комфортное положение, в котором ему чуть меньше хотелось сдохнуть. Великий Маг Прошлого, прекрати этот позор.

Некоторое время назад Мартин, как обычно, в одиночку начал изучать вопрос его загадочной болезни. Не ориентироваться же на банальных людей вокруг. Хотя они бывали полезны — один из соратников [Тэ И знает его как Дедушку Недруга], как доверенное и не самое тупое лицо, помог с редкими книгами из своей семейной библиотеки.

Мартин поморщился — во время этих приступов боль была не только физическая: его уровень базовой агрессии и искрящейся ауры злости зашкаливал, сменяясь любой случайной эмоцией по выбору дальше. Сейчас это была тревожная смесь страха и стыда. В гневе очищаясь от этого месива, рыча, Мартин пульнул какое-то стихийное заклинание в барельеф стены с русалками. Стена посыпалась, и на него уже не смотрела бесстыдная девица в обнажении. Он потом приберётся.

«Каждый раз, как первый», — с досадой Мартин думал, что только зарекается подготовиться к этому периоду заранее.

Да как можно.

В книгах соратника он вычитал чувствительную информацию — обилие неосвоенной силы у великих магов вытесняет обычные человеческие способы осязать мир, и оттого с разной периодичностью может выходить в форме подобных взрывов сродни шаманской болезни, только носящей регулярный характер.

Об этом мало свидетельств — историю пишут победители, поэтому все слабости великих склонны забываться или обозначаться «сильными» эпитетами. Но ходят легенды, и это в рамках серьёзной магической литературы, какой же позор, что сам Великий Маг Прошлого знаком с подобным не понаслышке.

Взрослые сильные волшебники лежат от слабости, точно как самки при течке. Уму непостижимо.

«Предательство человеческой природы обходится дорого», — об этом твердил Абрахам Рахман, автор книги, и в качестве лекарства предлагал единственное — изменение внутреннего соотношения магического и человеческого в самом волшебнике. Прими в себе слабость, будь с людьми и прочие сказки в духе безумца Мудреца Наставника. Почему все авторы такие идиоты? Да потому что они недостаточно сильны, чтобы принять факт отдельности от стада и стать во главу этого стада, которое умирает без хороших пастухов. Всё идёт от этих якобы вечных ценностей, которые по сути удобные формулы порабощения. А в Школе есть целый рассадник этого —