Остров для белых - Веллер Михаил

И в этой ситуации, когда все преступления, все пороки, все опасности для жизни нашей – строго запрещено направлять на них агрессию. И на ложь запрещено направлять агрессию, а надо принимать ее как правду. И все это раздражает. Куда раздражение все, агрессию всю выплеснуть?! Некуда!

Нет. Есть. Есть такое место! Есть такой выход.

Тебе сказали: нарушать политкорректность – строго запрещено, это очень плохо, это свидетельство черной души негодяя-нарушителя и преступной его сущности античеловеческой и антигуманной. Те, кто нарушают наше светлое представление о прекрасной справедливости, о святой доброте ко всем людям – они неправы. Нехорошие. Гадкие. Сволочи! Подонки!

Вот он – враг! Ату его, ату!

И вся агрессия, которую нельзя направить на истинных преступников, все раздражение и гнев, которые копились из-за невозможности назвать ложь ложью, бред – бредом, несправедливость – несправедливостью – все эти агрессия и гнев, злость и ненависть накопившиеся – обрушиваются!!! На кого? На врагов! На нарушителей политкорректности.

Каких нарушителей? Любых! Что они нарушили? Плевать, нам уже невмоготу терпеть, что бы ни нарушили – вот он, желанный враг, вожделенный объект для ненависти, агрессии, злобы, несогласия и облечения.

Поэтому «блекфейс» – преступление, негр – о, ни в коем случае, только «слово на букву «н», «гей» вместо гомосексуалист, «нетрадиционные отношения» вместо извращенные. Назвать инвалидом «персону ограниченных возможностей», идиотом или олигофреном «умственно отсталого», упомянуть о различиях средних АйКью разных рас и так далее – да это хуже, чем убить, избить, украсть, быть мошенником!

Так пришел агрессивный кретинизм – неправдоподобная злоба в мелочах. Смертельная ненависть обрушивается на нарушителя бессмысленных правил. Это как в тюрьме среди уголовников: есть свои правила и законы, иногда смехотворно условные, и нарушителя жестоко карают. А делать им не хрен. Вот и изобретают себе какое-то подобие порядка, чтоб его соблюдать: создают себе трудности.

Ребята, я вам по-простому. Чтобы люди существовали в обществе вместе, нужны какие-то законы, чтоб друг друга не грабили и сильные не загрызли слабых. Слабые ведь тоже нужны: кто-то умный, кто-то много повидал, кто-то скучную грязную работу делать будет. А законы – это что? Запреты – и повеления. Не укради! Не убий! Но друга в беде не брось, трудись, о семье заботься. Так было всегда.

И вдруг! Сплошная механизация и компьютеризация! Жратвы и шмоток до хуя – и при этом можно ебаться без женитьбы всеми способами, ни хуя не делать – но чтоб тебя кормили и давали денег, можно воровать – но посадят ненадолго и будут кормить три раза в день и прочее. Короче – вседозволенность.

Но! Общество так развалится! Оно не может без запретов и повелений! Оно может существовать только организованно, хоть как-то. И если нельзя запрещать ебать мужиков в жопу, бездельничать, нельзя бить вора – то необходимо же запрещать хоть что-то! И приказывать хоть что-то!

Тогда запрещают курить везде. Запрещают говорить, что есть умные и дураки. Запрещают говорить слово против пидоров или про то, что все изобретения сделали белые. А приказывают говорить, что негр-викинг – это нормально, баба со штангой – это нормально, принимать на работу и учебу не по способностям, а по цвету кожи – это нормально. А кто против – те враги! Обрушивай на них весь свой запас агрессии!

Вот так, ребята, гуманизм без берегов и политкорректность без краев – превращаются не просто в диктатуру и тоталитарную идеологию – но в идеологию и диктатуру бессмысленности, идиотизма и смертельной злобы по кретинским вымышленным причинам.

Если люди разрушают и переиначивают нормальный порядок в обществе, когда умные и сильные, трудолюбивые и семейные – наверху, а бездельники, развратники и дураки – внизу, и если реформаторы хотят всех уравнять и слабым, глупым и извращенным дать побольше благ, отняв у умных семейных работяг – то такое переустройство неизбежно придется делать силком. Против человеческой природы, и против социальной природы, и против эволюции, и вообще против устройства Мира. Мир будет сопротивляться! Он не хочет стоять на голове!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И реформаторы делаются все злее, все остервенелее, все более жестоки и непримиримы. Огнем и мечом они насаждают свою веру: называй белое черным, а черное белым! Вся власть дуракам! Все блага бездельникам! Все уважение развратникам! И не сметь возражать!

Ничего. Когда они все сдохнут – мы спляшем на их могиле.

Все.

Прошу налить! С вами, сукиными детьми, бросишь тут пить. О, о! Спасибо за комплимент, нашелся тут мне тоже, можно подумать, что не читал я эту лекцию в университетах. Ну, может, не все слова употреблял. А за что меня били и гнали? Нормально! Бьют, гонят, затыкают? Значит, правду говоришь.

Глава 7. Голый мальчик

бродвейский мюзикл

либретто

сценографию легко представит себе любой,

кто хоть раз видел мюзикл по телевизору

музыка на ваш вкус (хоть Ллойд Вебер)

Хор. Наш король, наш король! Наш президент – король наших душ, надежда страны! Он вождь народа, он прекрасен душой и телом. Как он легко двигается, как прекрасно сидит костюм на его стройной фигуре. В новом костюме президент еще моложе и прекраснее!

Мальчик. Старый хрыч, старый хрыч! Вы объелись белены, он мерзок и гол! Его кожа дрябла, его ноги тощи, его пенис как сморщенный мизинец. Он шатается! Он озирается! Слабоумный придурок. Он не понимает, это пляж или воровской притон.

Конгресс. Наш Конгресс, наш Конгресс! Самые мудрые женщины и мужчины, самые преданные патриоты! Мы гордимся ими, мы вверили им свою судьбу!

Мальчик. Шайка воров в сумасшедшем доме, в доме, в доме шайка воров! Они крадут деньги народа, они разваливают страну, они бредят. Смотрите, как у них бегают глаза, как их руки шарят по карманам соседей. У них отвислые животы и кривые ноги. Они говорят сегодня одно, а завтра другое, и говорят бесконечно, всю жизнь говорят, они говорят. Прикройте их наготу, оденьте их в оранжевые тюремные робы!

Верховный суд. Смотрите, смотрите как они храбры! Смотрите скорей все на мантии их! Они неподкупны и служат Закону! Они так учены, им ведомы все инструкции. Они защитят всех невинных и осудят всех преступников. Страна может быть спокойна!

Мальчик. Глаза, глаза, протрите глаза! Вам видно, всем видно: они прислужники силы! Они служат миллиардерам, они служат губернаторам, они служат президенту, они служат толпе! Они служат даже журналистам! Они боятся осуждения, боятся шантажа, боятся сломать карьеру, боятся прессы и погромов. Это написано на их лицах, на их грудях, на их животах и на их задницах – смотрите, надписи проступают везде!

Хор. Кто этот поганый мальчик? Он расист! Он белый, он мужчина, он цисгендер! Высечь его, высечь! Распять, распять его, скорее распять!

Священник. Вера, Надежда, Любовь – вот что спасет нас! Как прекрасны их лица. Как развевается шелк их волос. Глаза их сияют, сияют, сияют. Да пребудут вечно с нами Вера, Надежда, Любовь, Любовь!

Мальчик. Ты лжешь, шарлатан, и смущаешь людей. Клячи, клячи, ужасные клячи! Веры здесь нет, одно ее платье, под ним пустота, пустота, пустота. Надежда вверх тянет свой средний палец, надежда нам всем показала язык. Зачем же Любви эти острые зубы, и толстый бумажник так туго набит: карты, там карты золотые и платиновые. Она любит богатство, любит комфорт, власть и славу любит она. Мне она ничего не даст, а ты, сутенер, живешь за ее счет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Священник. Проклятие богохульнику! Ты Сатана!

Гей и лесбиянка. Любим, мы любим, мы верим в любовь!

Мальчик. Какая любовь? Вы меня не родите, никого не родите, вы предаетесь похоти и мерзки перед лицом Господа. Вы растляете юных и совращаете легковерных.

Хор. Убить, убить, скорее убить!

Журналист. Я самый правдивый, я самый знающий! Я напишу всю правду о гадком мальчике в своей правдивой газете, я скажу всю правду о гадком мальчике на своем самом правдивом телевизионном канале. Пусть все узнают правду и осудят его!