Авгур - Владимир Холкин

Андрей постоял на улице, глядя, как на горизонте начинают сгущаться тучи, и шагнул в свой подъезд. Уже на ступеньках возникла мысль, что он забыл нечто очень важное. Андрей притормозил и растерянно огляделся. Взгляд упал на ряды помятых почтовых ящиков, и он подошел поближе, не понимая, что его зацепило. Проверять почту было совершенно бессмысленно. Давно минули те времена, когда мама выписывала для себя «Огонек», а для Андрея «Технику — молодежи», где печаталась фантастика с продолжением. Денег на приобщение к печатному слову у населения давно не водилось, а после дефолта об этом даже вспоминать было глупо. Писем же в их семье сроду не получали. Разве что тетя, живущая в Красноярске, могла прислать открытку ко дню рождения.

Он повторял про себя все эти аргументы, но рука уже тянулась к ящику с номером их квартиры. Андрей просунул три пальца в щель и повернул язычок замка. Помятая дверца открылась со ржавым скрипом, и он осторожно заглянул внутрь. В правом углу у стенки покоился засохший огрызок, рядом лежала груда серых листовок — шедевры местной предвыборной агитации. Физиономии кандидатов напоминали милицейские фотороботы. Андрей со вздохом потянул наружу весь ворох и только тогда заметил среди бумажек толстый конверт.

Бросив листовки в соседний ящик, он с удивлением прочел на конверте свое имя, отчество и фамилию. От кого могло прийти такое письмо, Андрей не имел ни малейшего представления, но адрес был правильный. Андрей машинально поднялся к лифту, продолжая вертеть находку в руках. Буквы были начертаны очень тщательно, причем писали, похоже, не шариковой ручкой, а перьевой. Или даже самым настоящим пером — судя по тому, как расплывались чернила. Почерк был твердый, но при этом изобиловал завитушками в псевдостаринном стиле. Бумага была старая, пожелтевшая, словно письмо полвека пролежало в хранилище, прежде чем его решились доставить по назначению.

И только зайдя в квартиру и остановившись возле окна, Андрей обратил внимание на почтовую марку. Она была очень крупная и выпуклая на ощупь. Звериный глаз глядел на него с конверта, блестя в лучах вечернего солнца.

ГЛАВА 3

Если перейти заплатанную асфальтовую дорогу, где машины осторожно пробираются среди ям, потом прошагать по детской площадке с покосившейся шведской стенкой, поднырнуть под проволокой, на которой обвисли покрытые пылью пододеяльники, поморщиться от резкого ветра, что рвется в просвет между двумя восьмиэтажными глыбами, миновать шеренгу приплюснутых гаражей, где по утрам в выходные дни разливают пиво и копаются в недрах раздолбанных «жигулей», и, наконец, подняться по бетонным ступенькам между кустов сирени, то можно выйти прямо к школе номер четыре. А если обернуться и посмотреть на юг, то в ясную погоду будут видны далекие синеватые горы…

Сейчас с юго-запада приближался грозовой фронт, и по его гранитно-серой стене пробегали трещины молний. Солнце застыло над краем наползающей тьмы, не решаясь оставить город в такой момент, но свет его уже потускнел, и было понятно, что оранжевый диск вот-вот сорвется за горизонт. Тени деревьев болезненно удлинились, подбираясь к зданию школы, и в окнах спортзала сверкал закатный огонь. Ветер гнал по асфальту пыль и высохшие травинки.

Андрей пришел на полчаса раньше, потому что так попросила завуч Наталья Викторовна. Надо было переставить столы и занести припасы в классную комнату, где все соберутся после вручения аттестатов. Его, наверное, уже ждали, но Андрей продолжал стоять, повернувшись спиной к горячему ветру. Он думал о конверте, который так и не вскрыл. Тогда в квартире он уже хотел надорвать бумагу, но тут позвонила мама и сказала, что немного задержится. Положив трубку, Андрей вернулся к письму, но вспомнил, что надо еще погладить рубашку. Потом пошел в душ, а когда вылез, времени уже не было. И сейчас нераспечатанное послание лежало на книжной полке — рядом с разбуженной Горючей Слезой…

Перебирая в памяти странности последних часов, Андрей разглядывал надписи на стенах котельной, которая приткнулась между школой и ближайшей многоэтажкой. Бросались в глаза двухметровые литеры ДДТ, хронологические отметки вроде «11-Б, выпуск 1998» и, наконец, интеллигентное пожелание: «Банду Ельцина под суд!» Еще была неожиданная сентенция: «Зеленые — лохи!» Кому здесь могли досадить экологи, Андрей не имел понятия. Ну, разве что, в гаражах завелось нефтяное лобби… Андрей пожал плечами и зашагал к крыльцу.

Там уже стояли двое пацанов из параллельного класса и демонстративно курили, не желая уходить за угол. В костюмах они смотрелись солидно и непривычно. Андрей пожал им руки и спросил:

— Ну, чё там?

— Да ничё пока, — сказал один, выпуская дым.

— Народ уже подтянулся?

— Да вроде. Таскают чё-то.

— А вы чё стоите?

— А х… делать?

Поучаствовав в этом содержательном диалоге, Андрей шагнул в вестибюль. На первом этаже царила пыльная тишина, но сверху доносились приглушенные возгласы. Потом что-то загрохотало и рассыпалось по полу. Возгласы стали громче. Андрей подошел к зеркалу на колонне и полюбовался собственным отражением. В целом, неплохо — пиджак не слишком болтается, на морде заметны проблески интеллекта. Галстук Андрей надевать ее стал. Ну ее нафиг, эту удавку — и без нее душно. Со второго этажа спустились трое одноклассников и физрук, лицо которого светилось в ожидании пьянки.

— А, Сорокин, — констатировал он. — Давай с нами.

Они прошли по гулкому коридору, из окон которого открывался вид на внутренний двор, потом свернули в «аппендикс» и оказались возле столовой. Там была еще одна дверь на улицу — нечто вроде черного хода, возле которого сейчас стояла ободранная «газель». Физрук заглянул в салон, удовлетворенно кивнул и скомандовал:

— Так, парни, в темпе — взяли по ящику и вперед. Но аккуратно, не уроните!

Андрей потащил наружу ящик с шампанским (тяжелый, сволочь!). Дальше стояла водка и сухое вино. Вадик Фоменко восхищенно заметил:

— Ни фига себе! Это все нам, что ли? Тут целый месяц можно бухать.

— На месяц не хватит, — со знанием дела сказал физрук. — И про родителей не забудь.

— И про педагогический коллектив, — уточнил Андрей.

Физрук одобрительно посмотрел на него, прикрыл дверцу, и они, кряхтя, потащили драгоценную ношу. В классе уже царила веселая суета. Столы сдвигали к стене и ставили по периметру — так чтобы середина оставалась свободной. Чья-то мама громко распоряжалась. Андрей с пацанами сгрузили ящики в угол, и их сразу погнали в очередной рейс. Всего пришлось сходить к фургону три раза. За это время народу в классе прибавилось. Женская часть родительского актива стелила скатерти и расставляла тарелки. Отцы в это время разглядывали бутылки. Из угла доносилось: