Короткая пятница и другие рассказы[Сборник] - Исаак Башевис-Зингер

Со временем Риша так обленилась, что почти перестала следить за делами. Она перепоручила все новому резнику и даже не догадывалась, что он обкрадывает ее. Каждое утро она выпивала рюмку ликера и начинала переходить из комнаты в комнату (что было сложно, если учесть, что у нее были больные ноги), бормоча себе что-то под нос. Она останавливалась у зеркала и говорила: «Горе, горе, Риша. Посмотри только, что с тобой случилось? Если бы твоя святая мать встала из могилы и увидела тебя, — она умерла бы снова». Иногда она пыталась привести себя в порядок, но ей это не удавалось: старая одежда не налезала, а волосы спутались в колтуны. Часами она пела песни на польском и идише. Ее голос огрубел и охрип, и она сама придумывала слова: повторяла какую-нибудь бессмысленную фразу или издавала звуки, похожие на кудахтанье домашней птицы, хрюканье свиней или предсмертный рев быка. Упав на кровать, Риша икала, рыгала, смеялась и плакала. Ночью, во снах, ее мучили фантомы: быки поднимали ее на рога, петухи распарывали ее плоть шпорами. Однажды появился даже облаченный в саван реб Фейлик, с пальмовой ветвью в руках, он кричал: «Я не могу спокойно лежать в своей могиле. Ты опозорила мой дом!»

Риша, или, как она теперь называлась, Мария Павловская, проснулась, ее члены оцепенели, а тело покрылось холодным потом. Дух реб Фейлика пропал, но она все еще слышала шорох пальмовой ветви и эхо его крика. Она начала одновременно креститься и читать молитву на иврите, которой еще в детстве ее научила мать. С трудом опустив ноги на пол, она встала с постели и начала ходить по темным комнатам. Она давно выбросила все вещи реб Фейлика и сожгла его Священные Свитки. В доме учения теперь хранили шкуры животных. Но в гостиной по-прежнему стоял стол, за которым реб Фейлик ел в Субботу, а с потолка свисал канделябр, в котором он зажигал праздничные свечи. Иногда Риша вспоминала двух своих первых мужей, которых мучила своим злым языком, своей алчностью, вечными скандалами и придирками. Она была далека от раскаяния, но что-то все же наполняло ее горечью. Открыв окно, Риша подняла глаза к ночному небу, полному звезд, и закричала: «Бог, приди и покарай меня. Приди, Сатана! Приди, Асмодей! Брось меня в пустыню, за темными горами, чтобы я там сгорела!»

6

Как-то зимой в Ласкеве объявилось чудовище. Оно появлялось только по ночам и нападало на горожан. Одни говорили, что оно похоже на медведя, другие — на волка, третьи и вовсе утверждали, что это демон. Женщину, вышедшую ночью по нужде во двор, оно укусило за шею. Старому ночному сторожу оцарапало лицо. Припозднившемуся ешиботнику еле удалось убежать от него. Женщины и дети теперь боялись выходить на улицу после наступления темноты. Во всех домах плотно закрывали на ночь ставни. Много странных вещей рассказывали об этой твари: кто-то слышал, как она кричит человеческим голосом; кто-то видел, как встает на задние лапы и бежит. Она переворачивала бочки с капустой во дворах, открывала закрытые клетки, в пекарне выбросила из квашни оставленное подниматься тесто и измазала испражнениями чурбаны для разделки мяса во всех кошерных лавках.

Однажды темной ночью ласкевские мясники, вооружившись ножами и топорами, решили убить или схватить таинственное чудовище. Разделившись на маленькие группки, они разошлись в разные стороны и стали ждать. Внезапно раздался страшный крик. Побежав на него, они узнали, что чудовище появилось на окраине города. Кричал мужчина, которого оно укусило за плечо. Испугавшись, некоторые мужчины вернулись домой, но большинство все же остались. Один из сотников заметил чудовище и бросил в него топор. Очевидно, он попал в цель, так как оно издало ужасный крик, пошатнулось и упало. Душераздирающий стон потряс воздух. Потом тварь начала ругаться на польском и идише и выть высоким, почти женским, голосом. Поняв, что они ранили дьяволицу, мужчины разбежались по домам.

Всю ночь животное выло и стонало. Оно даже подползало к домам и стучало в окна. Затем все стихло. Начали лаять собаки. Когда рассвело, осмелевшие горожане вышли на улицу. Каково же было их изумление, когда они увидели, что чудовищем была Риша. Она лежала на земле в старой шубе, насквозь мокрой от крови. На ней был всего один валенок. Из спины торчал топор. Собаки уже выгрызли ей внутренности. Рядом лежал нож, которым она порезала одного из своих преследователей. Теперь стало ясно, что Риша превратилась в оборотня. Постольку, поскольку евреи не хотели хоронить ее на своем кладбище, а христиане не спешили выдавать участок на своем, ее тело отнесли на холм перед имением, с которого она некогда угрожала разъяренной толпе, и бросили в специально вырытую канаву. Все ее имущество конфисковал город.

Через несколько лет в ласкевском приюте остановился странный путник. Он заболел и попросил перед смертью, чтобы к нему привели раввина и семерых самых старых горожан. Он признался им, что он Рубен, любовник и сообщник Риши. Долгие годы он бродил от одного города к другому, не ел мяса, постился по понедельникам и четвергам, носил рубаху из рогожи и замаливал свои грехи. Он решил вернуться, потому что здесь похоронены его родители. Раввин долго говорил с ним, и Рубен рассказал многие детали, о которых горожане даже и не подозревали.

Могила Риши на холме быстро поросла бурьяном. Но и спустя многие годы после ее смерти среди ласкевских ешиботников сохранился обычай приходить сюда на Тридцать третий день Омера, когда следует брать в руки лук и стрелы и запасаться варенными вкрутую яйцами. Они танцевали и пели:

Риша зарезалачерную кобылу,ее к себе забраланечистая сила.Свинью за быка.Стала Риша ведьмой,в сере да в смоле,нынче же гореть ей…

Перед тем как уйти, дети плевали на могилу и повторяли:

Ведьма есть, покоя нету,есть покой, а ведьмы нет.Вон отсюда на тот свет.

ОДИН

1

Много раз в прошлом бывало так: мне хотелось, чтобы что-то произошло, и это действительно происходило. Но происходило так нелепо и глупо, что казалось, будто это специально подстроено Высшими Силами с единственной целью — показать, что я абсолютно не разбираюсь даже в том, что нужно мне самому. Так случилось и тем летом в Майами-Бич. Я остановился в большом отеле, полном туристов из Южной Америки, приехавших сюда отдохнуть от изнуряющей жары, и таких же бедняг, как я сам, страдающих от сенной лихорадки. Мне быстро надоели все местные «развлечения»: купание в океане с шумными латиноамериканцами, испанская речь с утра до вечера, жирная пища два раза в день. Когда я читал газету или книгу на идише, на меня смотрели с нескрываемым удивлением. Поэтому вполне естественно, что, выходя как-то раз на прогулку, я сказал себе: «Как хорошо было бы оказаться в пустом отеле». Очевидно, какой-то бесенок подслушал меня и тут же расставил ловушку.

Спустившись на следующее утро к завтраку, я обнаружил, что все постояльцы собрались в холле. Они разбились на маленькие группки и говорили громче, чем обычно. У всех с собою были собранные чемоданы. Из стороны в сторону сновали носильщики с полными багажа тележками. Я спросил, что случилось. «Разве вы не слышали объявления службы информации? — ответил стоявший рядом мужчина. — Они закрываются». — «Но почему?» — «Потому что обанкротились». И мужчина, удивленный моей неосведомленностью, пошел дальше. Это было странно: отель закрывался! Насколько я знал, гостиничный бизнес приносил, в общем-то, неплохие доходы. К тому же как мог закрыться отель, в котором остановились сотни людей? Но я уже давно понял, что в Америке лучше не задавать лишних вопросов.

Кондиционеры отключили, и вскоре воздух в холле стал спертым и душным. Длинная цепочка постояльцев выстроилась у конторки администратора, чтобы оплатить счета. Стоял ужасный шум. Люди бросали окурки от сигарет прямо на мраморный пол. Дети обрывали листья и цветы с растений, стоящих в кадках. Несколько южноамериканцев, еще вчера притворявшихся стопроцентными латиносами, вдруг заговорили на идише. У меня почти не было багажа, всего один чемодан, и, забрав его, я отправился на поиски нового отеля. Солнце пекло так сильно, что мне вспомнилась одна талмудическая история, о том как Господь убрал его над Мамрийской пустыней, чтобы ни один странник не мог побеспокоить Авраама. Немного кружилась голова. Все было так, словно вернулись времена моей юности, когда я, еще холостой и беззаботный, носил все свое имущество в маленьком чемоданчике, свободно уходил с одной квартиры и через несколько минут находил другую. Проходя мимо маленького отеля, который казался почти заброшенным, я прочел на вывеске: «Номера за два доллара в сутки». Что могло быть лучше? Я открыл дверь и вошел внутрь. Кондиционера в холле не было. За стойкой показалась молодая горбунья с черными внимательными глазами. Я спросил, есть ли у них свободные комнаты.