Короткая пятница и другие рассказы[Сборник] - Исаак Башевис-Зингер

День короток. Пришел вечер, и Мотиха села на скамеечку, чтобы провести так семь дней траура. И все эти семь дней большой ходил по двору, делал то и это, в общем, занимался делами. Он посылал с мальчишкой вдове деньги, необходимые для хозяйства. Наконец, община решила взять дело в свои руки и позвала его к раввину. «Почему ты не оставишь этот дом теперь?» — спросили у него. Сначала он промолчал, словно не понял, к кому именно обращены эти слова, а потом достал из нагрудного кармана бумагу и положил ее на стол: Мотя назначил его опекуном над всем своим имуществом. А жене оставил только домашнюю утварь. Горожане прочли это и не поверили своим глазам. «Как он мог сделать такое?» — удивлялся раввин… Остальным, впрочем, все было ясно: Мотя поехал в Люблин, нашел там самого высокого человека, какого только мог сыскать, и назначил его своим наследником и душеприказчиком. Оказалось, что раньше тот служил десятником в бригаде лесорубов.

Раввин решил так: «Вдова дала клятву, поэтому ты не должен входить в дом. Верни ей все имущество в целости и сохранности». Но Мендель ответил ему: «Решение может отменить только тот, кто его принял, а он лежит в могиле». Главы общины пытались переубедить его, даже угрожали исключением, но ничего не помогало. Он был высоким, как дуб, и, когда говорил, казалось, что голос идет из бочки. Мотиха тем временем держала данную клятву. Перед каждым, кто приходил к ней выразить соболезнования, она повторяла ее над свечами, над молитвенником, над всем, что только попадалось под руку. В Субботу мужчины собрались в синагоге на молитву, она ворвалась даже туда и поклялась на Священных Свитках. Она кричала, что никогда не сделает того, чего хотел от нее Мотя, и никто не заставит ее изменить свое решение.

Она кричала об этом так, что все вокруг плакали.

И что бы вы думали, дорогие мои? Не прошло и года со дня смерти Моти, как Мотиха вышла замуж за Менделя. У него ведь было все, а у нее ничего. Она оставила свою гордость и пошла к раввину: «Что я могу поделать, святой рабби? Так хотел Мотя. Он приходит в мои сны, щиплет меня, кричит, что задушит». Она закатала вверх рукава кофты и показала иссиня-черные следы от ногтей у себя на руках. Равнин не хотел брать на себя такую ответственность и написал в Люблин. Там вместе собрались уже три раввина, и они три дня искали верное решение в Талмуде. В конце концов они дали ей, как бы это сказать получше, освобождение, что ли.

Свадьба была скромной, но все равно, чтобы посмотреть на нее, собралась целая толпа. Можете себе представить, сколько было шуточек да насмешек. Перед свадьбой Мотиха чуть не уморила себя голодом, вся пожелтела и ужасно похудела. А как только снова вышла замуж, расцвела, словно роза. И даже, несмотря на свои годы, вскоре забеременела. Город сгорал от любопытства. Точно так же, как первого своего мужа она называла «маленький», второго она звала «большой» и никогда не упоминала его имени. Большой тут, большой там. Она не спускала с него глаз и соглашалась со всем, что он говорил. Через девять месяцев она родила мальчика. Ребенок был таким большим, что роды длились целых три дня. Начали уже думать, что она умрет, но, к счастью, все обошлось. Половина города пришла на обрезание. Одни радовались, другие посмеивались. И ведь и у тех, и у других был повод.

Наконец все, кажется, утихло. После того что случилось, да еще в ее-то годы — рождение сына для Мотихи было почти чудом. Но как Мотя был удачлив в делах, точно так же Мендель оказался неудачлив. Землевладельцы его не любили. Другие торговцы избегали. На складе завелись мыши, огромные, как кошки, и съели почти все зерно. Все решили, что это кара свыше. Мендель и вправду недолго занимался торговлей. Он снова стал десятником в бригаде лесорубов. А теперь слушайте внимательно: ударил он как-то в лесу по дереву киянкой, а дерево взяло, да и упало ровнехонько на то самое место, где он стоял. Хорошо, если бы в тот день хотя бы дул ветер, так нет же — светило солнце. Мендель не успел даже вскрикнуть.

Мотиха прожила еще долго, но после смерти второго мужа тронулась умом. Сидела да бормотала себе под нос: «Большой, маленький, большой, маленький…» Каждый день приходила на кладбище и, плача, перебегала от одной могилы к другой. Когда она умерла, меня уже не было в городе. Я жила у родителей мужа.

Да, вот я и говорю: злость… Нельзя этим дразнить. Маленький — он маленький, а большой — большой. Это ведь не наш мир. Не мы его создавали. И не нам его менять. Вы хоть раз слышали о чем-нибудь подобном? Это все злость, все из-за нее. Каждый раз, когда я думаю об этом, мне становится страшно.

КРОВЬ

1

Желание плоти очень тесно связано с желанием крови. Древние каббалисты знали об этом. Поэтому и в десяти заповедях «Не прелюбодействуй» следует сразу за «Не убий».

Реб Фейлик Эрлихман владел большим имением неподалеку от города Ласкева. Эрлихман, конечно же, не было его настоящим именем, так его прозвали соседи за то, что он всегда очень честно вел свои дела. Первая жена родила ему двух детей: сына и дочь, но они оба умерли молодыми и не оставили потомков. Жена его тоже умерла, и поэтому через несколько лет реб Фейлик женился снова. Как говорится в Екклесиасте: «Утром сей семя твое и вечером не давай отдыха руке твоей». Новая жена была на тридцать лет моложе его, и друзья пытались даже отговорить его от этого брака. Риша, так ее звали, похоронила уже двоих мужей, и поговаривали, что оба умерли не своей смертью. Да и происходила она из бедной семьи. Ходили слухи, что своего первого мужа она била палкой, а ко второму, который два года пролежал парализованным, ни разу не пригласила доктора. Много чего еще говорили, но реб Фейлик оставался непреклонным. Он не боялся пересудов. У его первой жены был туберкулез, и она долго болела перед смертью. Риша, сильная и здоровая, как мужчина, хорошо управлялась с хозяйством и дома, и в поместье. У нее были густые рыжие волосы и зеленые, как крыжовник, глаза. Высокая грудь и широкие бедра означали, что с детьми у нее не должно было возникнуть никаких проблем. В том, что она до сих пор не стала матерью, она, конечно же, винила своих мужей. Еще у нее был глухой, низкий голос, и, когда она смеялась, слышно это было издалека. Сразу же после свадьбы Риша решила взять все дела в свои руки: она рассчитала старого управляющего, который любил выпить, и наняла нового — молодого и старательного; она наблюдала за посевом и жатвой, за разведением скотины; следила за тем, чтобы крестьяне не крали у нее яиц, цыплят или меда. Реб Фейлик надеялся, что новая жена родит ему сына и будет кому прочесть кадиш после его смерти, но годы проходили, а детей все не было. Риша говорила, что он сам стал слишком старым. Однажды она уговорила его поехать в Ласкев к нотариусу и переписать все имущество на нее.

Постепенно реб Фейлик начал отходить от дел. Он был мужчиной среднего роста, с белоснежной бородой и розовыми щеками, по цвету напоминавшими тронутые морозом зимние яблоки, что явно выдавало в нем человека кроткого и состоятельного. И с бедными и с богатыми он вел себя как равный и никогда не кричал на своих крестьян. Каждую весну, перед Пасовером, он отправлял ласкевским беднякам мешок пшеницы, а после окончания праздника Кущей жертвовал богадельне воз дров и множество всевозможных овощей: картофель, капусту, свеклу. В имении он построил и оборудовал полками для книг и Священных Свитков маленький дом учения. Когда удавалось составить миньян, там можно было молиться. После того как все имущество перешло Рише, реб Фейлик целыми днями читал псалмы или дремал в боковой комнатке. Силы оставили его; руки начали дрожать, а голова тряслась, когда он говорил. В свои семьдесят лет он оказался в совершенной зависимости от Риши и, как поговаривали в городе, ел ее хлеб только из ее милости. Он смотрел сквозь пальцы на то, что изредка крестьянские лошади или коровы забредали в его лес. Риша же не прощала нарушителей, и им приходилось платить ей огромные штрафы.

Уже давно в имении жил ритуальный резник, реб Дан, старик, попутно исполнявший обязанности служки в молитвенном доме и каждое утро читавший вместе с реб Фейликом главу из Мишны. Когда он умер, Риша начала искать нового резника: ведь реб Фейлик частенько ел на ужин жареных цыплят, и сама она любила мясо. Ласкев был слишком далеко, чтобы каждый раз ездить к тамошнему резнику. И вот она узнала, что в деревеньке Кровичи, что располагалась неподалеку от имения, есть резник по имени Рубен, у которого недавно во время родов умерла жена и который, помимо резничьего дела, владел еще и кабаком, где каждый вечер напивались окрестные крестьяне.

Утром Риша велела одному из своих крестьян заложить бричку и отправилась в Кровичи, поговорить с Рубеном. Она хотела уговорить его время от времени приезжать в имение. С собою она взяла столько цыплят и гусаков, что птицы чуть было не задохнулись в тесном мешке.