Север и Юг - Элизабет Гаскелл

— Маргарет, дорогая, — сказал он, привлекая ее к себе, — вспомни о первых мучениках, вспомни о тысячах страдальцев.

— Но, отец, — сказала она, внезапно поднимая покрасневшее, залитое слезами лицо, — первые мученики страдали за правду, тогда как ты… О милый, милый папа!

— Я страдаю во имя совести, мое дитя, — сказал он с трепетным достоинством, которое происходило от острой чувствительности его характера. — Я должен делать то, что велит мне моя совесть. Я долго мирился с самобичеванием, которое пробудило бы любой ум, менее вялый и трусливый, чем мой. — Он покачал головой, продолжив: — Твоя бедная мать так желала перемен, но ее желания оказались подобны содомским яблокам, они привели меня к этому трудному решению, за которое я должен быть и, надеюсь, буду благодарен. Уже почти месяц, как епископ предложил мне другую должность. Если бы я принял ее, мне нужно было бы заново подтвердить свою приверженность догматам нашей Церкви. Маргарет, я пытался сделать это. Я пытался удовольствоваться простым отказом от повышения, тихо оставаясь здесь, заглушая голос моей совести. Да простит меня Бог!

Он встал и заходил туда-сюда по комнате, жестоко порицая себя, но Маргарет его почти не слышала. Наконец он сказал:

— Маргарет, я вернусь к прежнему печальному известию: мы должны покинуть Хелстон.

— Да, я поняла. Но когда?

— Я написал епископу, по-моему, я уже говорил тебе об этом, но я забываю сейчас некоторые вещи, — сказал мистер Хейл, упав духом, как только разговор зашел о прозе жизни. — Я написал ему о своем намерении уйти в отставку. Он был достаточно добр, он уговаривал меня, но все бесполезно, бесполезно. В сущности, он повторял все мои доводы. Я буду вынужден довести до конца вопрос о снятии сана, и я лично навещу епископа, чтобы попрощаться с ним. Это будет испытанием, но горше, намного горше будет расставание с моими дорогими прихожанами. Уже назначен помощник викария, некий мистер Браун. Он приедет завтра и остановится у нас. В следующее воскресенье я проведу свою прощальную службу.

«Стоило ли это предпринимать так поспешно? — подумала Маргарет. — Но возможно, поспешность и к лучшему. Промедление только доставило бы лишние муки. Пусть лучше вот так сразу оглушит, чем переносить все эти приготовления, которые теперь, похоже, близки к завершению».

— Что говорит мама? — спросила она, глубоко вздохнув.

К ее удивлению, отец, не ответив, вновь заходил по кабинету. Наконец он остановился и произнес:

— Маргарет, я жалкий трус, я не могу причинять ей боль. Я хорошо знаю, что и без того замужество твоей матери оказалось не тем, на что она надеялась, что имела право ожидать, а это окажется таким ударом для нее, который у меня не хватит мужества и сил нанести. Ей необходимо объяснить, хотя бы сейчас, — сказал он, с тоскою глядя на дочь.

Маргарет была ошеломлена тем, что ее мать ничего не знает, хотя дело зашло уже так далеко.

— Да, в самом деле нужно, — ответила Маргарет. — Возможно, она не… О да! Она, конечно же, будет потрясена. — Маргарет снова ощутила всю силу удара, когда попыталась представить, что почувствует мать. — Куда мы едем? — спросила она наконец.

— В Милтон, на север, — ответил он с унылым безразличием, так как почувствовал, что хотя любовь дочери ненадолго принесла ему утешение, сама она тем острее ощущала болезненный удар.

— На север, в Милтон! Фабричный город в Даркшире?

— Да, — ответил он тем же подавленным, отстраненным тоном.

— Почему туда, папа? — спросила она.

— Потому что там я смогу заработать на хлеб для семьи. Потому что там я не знаю никого и никто не знает Хелстон, никто не напомнит мне о нем.

— На хлеб для семьи! Я думала, что у вас с мамой есть… — Она остановилась, увидев глубокие морщины на лбу отца.

Но он, движимый мгновенным чутьем, увидел на ее лице, как в зеркале, отражение его собственного уныния и подавил его усилием воли.

— Я все расскажу тебе, Маргарет. Только помоги мне сообщить об этом матери. Я сделаю все, что угодно, кроме этого. При мысли о ее страдании мне делается дурно от страха. Если я расскажу тебе все, возможно, ты сможешь передать это ей завтра. Меня не будет весь день — пойду прощаться с фермером Добсоном и бедняками в Брейси-Коммон. Тебе это очень не по душе, Маргарет?

Маргарет это было совсем не по душе, она больше всего на свете хотела избежать подобного объяснения. Она не смогла ответить сразу, и ее отец снова спросил:

— Тебе это очень неприятно, да, Маргарет?

Она собралась с силами и сказала решительно:

— Это тяжело, но должно быть сделано, и я постараюсь это сделать. Тебе предстоит еще много неприятных дел.

Мистер Хейл уныло покачал головой и пожал ей руку в знак благодарности. Маргарет снова чуть не расплакалась от расстройства. Чтобы избавиться от тяжких дум, она сказала:

— Теперь расскажи мне, папа, какие у нас планы. У тебя и мамы есть немного денег независимо от приходского жалованья, не так ли? У тети Шоу есть, я знаю.

— Да, я полагаю, у нас есть независимый доход — сто семьдесят фунтов в год. Семьдесят из них мы всегда отправляли Фредерику, с тех пор как он уехал за границу. Я не знаю, нужно ли ему столько, — продолжил он колеблясь. — Он что-то получает на службе в испанской армии…

— Фредерик не должен страдать, — сказала Маргарет решительно, — в чужой стране, так несправедливо отторгнутый своей родиной. Остается сто фунтов. Не могли бы мы — ты, я и мама — жить на сто фунтов в год в очень дешевой, очень тихой части Англии? О, я думаю, могли бы.

— Нет! — сказал мистер Хейл. — Это не выход. Я должен что-то делать. Я должен заняться делом, чтобы держаться подальше от нездоровых мыслей. Кроме того, в деревенском приходе мне было бы больно вспоминать о Хелстоне и о моих обязанностях здесь. Я бы не вынес этого, Маргарет. И сто фунтов в год — очень мало на все необходимые нужды по содержанию дома, на то, чтобы обеспечить твою мать всеми удобствами, к которым она привыкла и которых достойна. Нет, мы должны ехать в Милтон. Это решено. Мне всегда лучше решать самому, а не под влиянием тех, кого я люблю, — сказал он, будто отчасти извиняясь за то, что многое решил сам, прежде чем сообщить кому-то из членов семьи о своих намерениях. — Я не могу слышать возражений. Они лишают меня уверенности.

Маргарет решила хранить молчание. В конце концов, не все ли равно, куда они поедут, если отъезд ужасен сам по себе.

Мистер Хейл продолжил:

— Несколько месяцев назад, когда я уже не мог молча бороться со своими сомнениями, я написал мистеру Беллу. Ты помнишь мистера Белла, Маргарет?

— Нет, мы никогда не встречались. Но я его знаю. Он — крестный Фредерика, твой старый наставник в Оксфорде, не так ли?

— Да, он член научного совета в колледже Плимута. Насколько мне известно, он уроженец Северного Милтона. Во всяком случае, у него там есть собственность, которая очень поднялась в цене с тех пор, когда Милтон стал большим промышленным городом. Ну и у меня есть причины полагать… представить… лучше мне ничего не говорить об этом. Но я уверен в симпатии со стороны мистера Белла. Не скажу, что он так уж подбодрил меня. Он сам без особых забот провел большую часть жизни на одном месте — в своем колледже. Но он отнесся ко мне с большой добротой. Благодаря ему мы и едем в Милтон.

— А именно? — спросила Маргарет.

— Ну, у него там есть арендаторы, дома и фабрики. Хотя он и не любит это место, слишком суматошное для человека его склада, он вынужден поддерживать там связи, и он сообщает мне, что слышал, будто там есть хорошая вакансия частного учителя.

— Частного учителя! — воскликнула Маргарет насмешливо. — Для чего промышленникам античная история, литература или воспитание, которое подобает джентльмену?

— Ну, — ответил ее отец, — некоторые из них действительно кажутся неплохими людьми, осознающими свои недостатки, — а это больше, чем могут похвастаться многие выпускники Оксфорда. Некоторые хотят учиться, хотя и имеют солидный доход. Некоторые хотят, чтобы их дети были лучше образованы, чем они сами. Во всяком случае, есть вакансия, как я сказал, для частного учителя. Мистер Белл рекомендовал меня некоему мистеру Торнтону, своему арендатору, очень умному человеку, насколько я могу судить по письмам. И в Милтоне, Маргарет, я найду себе занятие, если не счастье, встречусь с людьми и событиями настолько иными, что мне не придется вспоминать о Хелстоне.

Маргарет догадалась, что это был его тайный мотив. Все будет другим. Все, что она слышала о севере Англии, о промышленниках, о диком и холодном крае, внушало отвращение. Однако Милтон будет отличаться от Хелстона, и ничто там не напомнит им о любимых местах.