Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

«Винцлау побогаче Ланна будет, - замечает себе генерал. – А уж про Ребенрее и говорить нечего». А ещё он увидел тут дороги. Кладка на них старая. Но генерал знал, что эти дороги, хоть и делались они тысячу лет назад, одинаково хороши и зимой, и летом.

Он не отрывал глаз от всего, мимо чего проезжал, думая, что бы у себя, в своей земле из увиденного использовать, а маркграфиня ему и говорит:

- Барон, дорогой, нет уже мочи терпеть, теперь давайте поедем вперёд с малым отрядом, ваши люди с этими пушками ещё до вечера шагать будут. А мы можем в карете с кавалеристами вашими уже через час у меня дома быть.

И сказала она это с просьбой в голосе, едва ли не с мольбой. Он знал, что хочет мать быстрее увидеть своих детей, да и самому ему, признаться, надоело сидеть в деревянном коробе в полуденной духоте да в дорожной пыли. Ему уже который день хотелось принять ванну. И он, подумав, что тут-то, почитай в её столице, принцессе точно ничего угрожать не может, оставил отряд на попечение Карла Брюнхвальда и согласился поехать вперёд.

И как въехали в город, генерал стал удивляться.

Швацц оказался город старый, стоящий на холмах, узкие улицы вели то вверх, то вниз, часто были извилисты. Во многих местах брусчатка просела, а иной раз из неё и камни побрали для каких-то нужд. Карету трясло. И много было в нем ручьёв, и устья ручьёв были забросаны хламом и камнями. Через те ручьи стояли плохие мостки. И дома не были белены. Уж разве бургомистр Вильбурга допустил бы такое? Хотя вывески… О, какие тут были красивые вывески. Произведения искусства истинные. Даже над кривой дверью затрапезной пивной, и над той висел отлично прорисованный большой и толстый монах, держащий в руке кружку пива, а под ним была надпись «Пивных дел мастер Шульц». Хороши были также кованные ограды, ковали их мастера. Розы выковывали, лилии. Хороши были и храмы, тут он ничего сказать не мог, красиво так красиво. Ратуша его впечатлила, была она сотворена большими зодчими. А ещё женщины были очень хорошо одеты, платья у них как раз под жару были – лёгкие, из тонких материй, а вовсе не из того толстого сукна, что делали платья на севере, эти платья даже вид имели какой-то легкомысленный, призывный, что ли, но вот сам город… Нет, Швацц ему не показался.

«Ланн роскошен, хоть и порой небрежен. Вильбург вычищен и вылизан, но без показного богатства». Швацц же напомнил барону богатого неряху или, может, господина, у которого нерадивые слуги не следят за его внешностью и чистотой платья.

Зато как светились глаза маркграфини, когда они въехали в городские ворота! А когда въезжали на большую площадь, на которой возвышался дворец, украшенный синими и алыми флагами, цветами дома Винцлау, так она и прослезилась даже, стала вытирать глаза платком; и когда он спросил, что с нею, принцесса лишь покачала головой: ничего. И отвернулась от него. Когда карета остановилась во дворе замка, встречали её всего несколько человек. В основном слуги, но был тут и важный господин. Был он полнокровен, весом, чревом велик и имел одышку; этот господин не постеснялся подать маркграфине руку, когда слуги открыли ей дверцу кареты и откинули ступеньку. И маркграфиня первым делом, выйдя из кареты, представила его Волкову.

- Граф Вергель, - она назвала его на старый манер. – Майордом дома Винцлау.

- Инхаберин, - вельможа низко кланяется ей.

- Граф, - тут принцесса указала на Волкова, – это мой избавитель, человек, спасший меня от колдунов Тельвисов, барон фон Рабенбург.

- О, от колдунов? – удивляется майордом. – Фон Тельвис оказался колдуном? Ну да, я что-то слышал… Про них ходили такие слухи. Но я считал, что это лишь дурные наговоры. Но нам рассказывали, что вы, после паломничества и молебнов, приняли приглашение графа Тельвиса и пребываете в его доме по собственной воле.

Он делает большие глаза, прикладывает руку к груди, выражая удивление.

Вот только генералу кажется, что это… не очень искреннее удивление.

- И кто же вам такое сказал? – сразу вспыхивает принцесса. И так как граф не торопится с ответом, она настаивает: – Ну же, граф, извольте ответить, кто сказал вам, что я гощу у Тельвисов по собственной воле?

- Это рассказывала нам ваша подруга госпожа ди Армачи, – отвечал ей майордом. – Она вернулась с кавалером Гейбницем и сказала, что у неё дела, а вы остались погостить в горах.

- Ах вот как! Погостить в горах? В горах, которые завалены трупами, – улыбается нехорошей улыбкой принцесса. – И, конечно же, это была моя дражайшая подруга, почти сестра, Бьянка Кастелло ди Армачи, кто же ещё? – и тут она словно вспомнила. – Так она вернулась с Гейбницем?

- Да, так и было, она вернулась с ним сюда и рассказала, что вы остались гостить у Тельвисов.

- Странно, - удивилась принцесса и взглянула на Волкова. – Я почему-то думала, что кавалер Гейбниц погиб.

- Нет, я видел его так же, как и вас, Ваше Высочество, неделю назад живым и невредимым. Были они тут, при дворе, – отвечал ей граф фон Вергель. – И он, как и госпожа ди Армачи, убеждал нас, что вы у добрых господ Тельвисов гостите.

- И граф, и графиня оказалась подлейшими колдунами и душегубами, - продолжала маркграфиня, и тут в её голосе послышался упрёк. Как будто она выговаривала графу. – И никто не справился обо мне, никто не пришёл мне на помощь, лишь по велению герцога Ребенрее один барон прибыл высвобождать меня из плена. Он лично дрался за меня с людьми колдунов.

- Жаль, что мне не выпала честь стоять с вами плечом к плечу, барон, - важно произнёс граф и поклонился.

- Граф, уверен, что будь у меня такой товарищ, мне было бы намного легче одолеть ту мерзкую банду, - в свою очередь отвечал ему с поклоном Волков, а сам при том думал: «А что же ты, толстяк, даже письма своей сеньоре не отправил? Не справился: может, ей надобно что?».

После этого короткого разговора принцесса, которая в дороге, кажется, повеселела, вдруг опять стала сурова. И произнесла:

- Пойдёмте в дом, господа. Граф, что с моими дочерьми?

- К