Пещера - Тим Краббе

Все оторопели.

– У тебя еще будет шанс высказаться, – сказал Кейс, невозмутимо кивая. Он поднял фонарик с разбитым стеклом. – Вставишь сюда новое стекло? – спросил он, и после паузы: – Нет, конечно. Тогда иди.

Эгон отправился к водной колонке ополоснуть лицо; хотелось немного побыть одному, без Аксела. Вдруг он увидел Марьоке. От неожиданности они оба испугались. Он чувствовал себя опустошенным, грязным, навсегда утратившим что-то важное.

Оба не знали, что сказать, и лишь смотрели друг на друга.

– Это Аксел виноват, – сказал Эгон.

Марьоке кивнула, не разжимая губ.

– Тебя сильно наказали? – спросила она.

– Нет, – ответил Эгон.

– Ну и хорошо, – сказала она и ушла.

Эгон поспорил, что оставшуюся часть каникул Аксел будет вести себя благоразумно. Так оно и было, за исключением дороги домой, когда в Льеже, где они делали пересадку, он, наплевав на все запреты, отправился в город и вернулся лишь тогда, когда их поезд уже уехал.

Вся группа вынуждена была еще час ждать следующего поезда. Аксел потряс перед Эгоном пачкой бельгийских денег, которые он выручил от продажи в кафе оставшегося у него гашиша.

Однажды вечером Эгон, студент третьего курса геологического факультета амстердамского университета, сидел в кафе с парой приятелей и сквозь шум расслышал свое имя. Он сразу же узнал этот голос, а обернувшись, узнал и лицо – узкое некрасивое лицо с горящими деспотичными голубыми глазами и взъерошенными волосами непонятного цвета. Но в первую очередь он узнал Аксела по поднявшемуся в нем самом чувству тревоги.

– Эгон! – крикнул Аксел. – Что было в тех солонках?

– Ничего, – ответил Эгон.

Они обнялись, Аксел заказал пиво, спросил, как у него дела, рассказал о себе, вспомнил былые времена, а потом перетянул его в круг своих друзей.

Несколько лет он провел в интернате, с небольшим опозданием сдал выпускные экзамены и теперь учился на первом курсе юридического факультета в Амстердаме, состоял в студенческой корпорации, был членом дискуссионного клуба «Грим». Он жил в общежитии, которое тоже называлось «Грим» и располагалось на краю «розового» квартала, на улице Гримбюрхвал – отсюда и название. Среди его друзей было еще несколько членов «Грима», а также невероятно красивая девушка по имени Хилдегонде – его подруга.

Не прошло и недели, как Эгон уже принимал активное участие в жизни Аксела и в деятельности клуба. Родившись в Хилверсуме, а затем проведя несколько лет в интернате в Оверайсселе, Аксел перебрался в Амстердам лишь месяц назад, но все городские кабаки он знал уже лучше Эгона. Почти каждый вечер они встречались в одних и тех же определенных кафе, в «Гриме», а по ночам в «Коппере», сводчатом здании на канале, куда приходила совсем другая молодежь и где, по утверждению очевидцев, однажды произошла поножовщина со смертельным исходом. «Грим» походил на лабиринт коридоров, комнат, лестниц и пещер. Там пахло плесенью и табачным дымом, пивом и каналом. Туда никто не приходил в галстуке. Являясь членом прогрессивной студенческой ассоциации, Эгон представлял себе корпорацию совсем иначе, но его уверяли, что «Грим» – необычный клуб. Аксел, единственный первокурсник в клубе, жил в самой маленькой комнате – угол с кроватью и столом, и между ними едва мог поместиться стул. Невозможно было себе представить, что в подобном закутке или где-то еще в этом здании люди учились. Никто не сетовал на шум, не прекращавшийся ни на секунду. Казалось, вечеринкам не было конца. Их проводили в самой большой комнате старшего члена «Грима», молодого человека по имени Ренэ, которому было уже под тридцать (он давно закончил учебу). Но складывалось впечатление, что хозяином всех вечеринок на самом деле был Аксел. Он неизменно на них присутствовал, всех знал, и все знали его. Там всегда было полно народу, разбредавшегося по разным комнатушкам; вдоволь пива, на покупку которого иногда скидывались; там сладко пахло марихуаной, которая выкуривалась по кругу. Туда приходили не только студенты. Учащиеся театральной школы; завсегдатаи «Коппера», коротко стриженные, в кожаных куртках; молодой журналист еженедельной газеты, живущий неподалеку; несколько женщин, слывших проститутками; певец, уже записавший диск; а как-то вечером туда завернули члены известной американской рок-группы, фривольно устроившись на обтрепанном угловом диване и среди бутылок на столе. К Ренэ частенько наведывались двое неуклюжих вульгарных мужчин, Ян и Фааз. Они были намного старше всех остальных и всегда стояли на одном и том же месте, друг рядом с другом. Их спокойствие вселяло ощущение опасности.

– Кто они такие? – спросил однажды Эгон у журналиста, с которым время от времени общался.

– Гангстеры, – ответил тот.

В такие ночи Аксел был похож на светлячка. Иногда он надолго куда-то исчезал, но стоило только вспомнить о нем, как блеск его глаз снова мелькал перед тобой. Хилдегонде тоже часто бывала здесь, что не мешало Акселу регулярно водить в свою комнату и других девушек. Это происходило так же загадочно, как тогда в Ла-Роше. Ты не замечал, что он говорил с этой девушкой или находился в ее обществе, ты даже не замечал, как они вместе ускользали из поля зрения. Через какое-то время они снова появлялись с вызывающе-горящим взглядом (такой же был у Аксела после свидания с Верой у тропинки).

– Я показал Джуди свою комнату, – говорил он в таких случаях, и у Эгона больше не оставалось сомнений.

Однажды Эгон искал свою куртку. Случайно приоткрыв дверь, он увидел группу юношей и девушек, сидящих на краю кровати и на стульях друг против друга. Он уловил какую-то таинственность происходящего еще до того, как одна из девушек вколола шприц себе в руку. Ему стало так противно, что он впопыхах закрыл дверь, не успев даже заметить, был ли среди них Аксел.

В «Гриме» тоже происходило нечто странное и недоступное для посторонних глаз. Как будто каждый из его обитателей одновременно являлся кем-то другим. Эгон задался вопросом, торгует ли Аксел наркотиками. Наверняка. Ведь он не учился, не работал, но постоянно был при деньгах. Начало было положено уже тогда, в Бельгии. Как-то в «Коппере», где в несмолкающем грохоте оглушительной музыки Эгон всегда чувствовал себя неуютно, Аксел сунул ему в руки маленький пакетик – будь другом, подержи. В тот же момент в кабак вломились восемь полицейских, и Эгон понял, что может на долгие годы угодить за решетку. Его мутило от страха, он сжимал пакетик в кармане брюк, словно гранату. Полицейские обыскали нескольких человек, включая Аксела. Когда они ушли, Эгон вернул пакетик, но пребывал в состоянии такой прострации, что не было сил негодовать и отказаться от ста гульденов, которые протянул ему Аксел. Он не спросил о содержимом пакетика, а сам Аксел ничего не сказал.

Эгон решил больше никогда не приходить в «Коппер». Нужно наконец порвать с Акселом, думал он. Так с друзьями не поступают.

Поздним вечером, когда он сидел дома и занимался, в дверь постучала пожилая дама, у которой он снимал комнату, и позвала к телефону. Она была немного рассержена: ведь он обещал, что после десяти ее никто не будет беспокоить, но звонивший ничего не желал слушать. Это был Аксел, который рассказал странную историю. Девушка по имени Маргрит влюблена в Эгона, но не осмеливается ему признаться. Поэтому он и звонит. Свидание уже назначено. Она ждет его в одиннадцать часов. Аксел продиктовал адрес и положил трубку.

Эгон ничего не понял. На часах уже было без десяти одиннадцать. Он знал Маргрит – не слишком красивая девушка, которую он иногда встречал в «Гриме» и в кафе. Он ничего такого не подозревал; наоборот, он думал, что ей нравится Аксел, который не проявлял к ней ни малейшего интереса.

Он сел на велосипед, поехал на другой конец города, где и напоролся на поток ругательств – в одиннадцать часов Маргрит договорилась о свидании с Акселом. Выместив на Эгоне свой гнев, она успокоилась, но в результате не захотела, чтобы он уходил. Их роман длился несколько недель.

Во время второй зимы его «гримовских» лет, которые он сам так окрестил, до Эгона дошел слух, что пропал Фризо Лисе, парень из их окружения. Вот уже две недели никто его не видел и не слышал. Эгон неоднократно проезжал на велосипеде мимо его дома, и каждый раз мопед Фризо стоял на одном и том же месте.

Было ли его исчезновение как-то связано с «Гримом»? Наверняка. Невозможно вращаться в такой загадочной среде, а потом пропасть по каким-то другим причинам. Но никто ничего не знал. Затем исчезла и Хилдегонде. Она не появлялась больше ни в кафе, ни в «Гриме». Аксел вел себя как всегда, избегая любых разговоров на эту тему. Возможно, он порвал с ней и не хотел об этом распространяться. Однако Эгон слышал, что Хилдегонде и на занятия больше не ходит. Весь этот мир вдруг приобрел ужасающе мистические очертания, как если бы «Грим» был напичкан люками, где без следа исчезали люди. Если такое случилось с Фризо и Хилдегонде, то могло случиться и с ним. Иногда ему тоже хотелось обладать некой внушающей страх тайной, о которой другие могли лишь смутно догадываться. Но когда он заговаривал об этих исчезновениях, вокруг странно смеялись и отводили глаза. Он чувствовал, но не знал точно, кто именно из его окружения носит в себе эту тайну.