Кошачье кладбище - Стивен Кинг

— Плюх — это коккер-спаниель Десслеров, — пояснил Джад. Он вырыл каблуком ямку в земле и стряхивал туда пепел. — Его мусоровоз в прошлом году задавил. Видите, целая поэма!

Луис кивнул.

На некоторых могилках лежали цветы, все больше завядшие, совсем старых, высохших не было. Луис пытался разобрать надписи, но они стерлись, одни совсем, другие наполовину. Попадались «памятники» и вовсе без надписи — наверное, мелками писали, и все слова смыло.

— Мам! — крикнула Элли. — тут даже золотая рыбка есть! Посмотри!

— Не хочется, — сказала Рейчел. Луис взглянул на жену. Она стояла поодаль, и вид у нее был не очень радостный. ДАЖЕ ЗДЕСЬ ОНА ТРЕВОЖИТСЯ. Боится всего, что связано со смертью (что свойственно почти каждому). Но у нее это чувство обострено, наверное, из-за сестры. Та умерла очень рано. С первых дней супружества Луис понял, что этой темы лучше не касаться. Звали девочку Зельдой, и умерла она от менингита. Болела долго и тяжело, умирала трудно и страшно. А Рейчел росла очень впечатлительной, и душевная травма оказалась глубокой. Забудь она об этом, не страдала бы столько.

Луис подмигнул жене, Рейчел благодарно улыбнулась. Он осмотрелся. Поляна эта образовалась в лесу сама собой, без помощи человека. Оттого-то и трава такая густая — ничто не застит солнце. Но ведь знойным летом ее нужно поливать. Сколько ведер воды приходится перетаскивать ребятишкам, а это потяжелее, чем Гейджа за спиной носить. И все же кладбище ухожено. Удивительный народ — ребята! Бывали, конечно, и у него в детстве вспышки рвения, усердия, но они быстро угасали и… покрывались пеплом забвения. Да и Элли такой же растет.

К середине, где ряды сходились все меньшими окружьями, могилки были уже старые, надписи на многих не разобрать, а сохранившиеся, как верстовые столбы, уводили в прошлое. ТРИКСИ. ЕЕ ЗАДАВИЛО НА ШАССЕ 15 сен. 1968. В этом же ряду Луис увидел большой фанерный щит, глубоко врытый в землю. От снега, дождей и ветров он обтрепался и чуть покосился. Едва различалась надпись: В ПАМЯТЬ О МАРТЕ, НАШЕЙ ЛЮБИМОЙ КРОЛЬЧИХЕ. УМЕРЛА 1-го МАРТА 1965. А рядом, но в следующей аллейке: ГЕН. ПАТТОН! НАШ! СЛАВНЫЙ! ПЕС! — восклицало каждое слово. «Генерал Паттон» скончался в 1958 году. «ПОЛИНЕЗИЯ», — прочитал Луис на другой дощечке и, вспомнив свои детские книги и их героев, сообразил, что это скорее всего попугай. В последний раз он прокричал «Дай Поли печенья» летом 1953 года. На двух ближних к центру рядах надписи не сохранились. Вот, чуть в стороне, он приметил целую плиту из песчаника, на ней неумело выбиты слова: ХАННА, ЛУЧШАЯ СОБАКА НА СВЕТЕ 1929 — 1939. Песчаник недолговечен, и надпись скорее угадывалась, нежели читалась. Но сколько же терпения и труда понадобилось безвестному мальчугану, чтобы запечатлеть память о друге в камне. Невероятно! Любовь и горе маленьких людей не могло оставить равнодушным. Их родители вряд ли так же почитали своих стариков или даже детей, случись тем умереть во младенчестве.

— Да, тут целая летопись, — обратился Луис к подошедшему Джаду.

Тот кивнул.

— Пойдемте-ка. Покажу кое-что. — И повел его к середине. До чего же старательно последний, внешний круг могилок повторял этот, внутренний, самый маленький, самый старый. Джад остановился подле упавшей на землю сланцевой плиты. Присел, аккуратно поднял ее, поправил.

— Вот здесь надпись была. Сам каждую буковку выбивал. Теперь уж стерлось. Тут моя первая собака лежит. «Пестрый» его звали. Умер от старости в девятьсот четырнадцатом, как раз когда война началась.

Надо же, не всякое человечье кладбище может похвастать такой давней историей. Луис походил меж старыми могилками, но ни одна надпись не уцелела, кое-где и таблички поглотила высокая трава. Луис с натугой выдернул пучок-другой, земля будто вздохнула, не хотела расставаться с зелеными стебельками. На обнажившемся пятачке забегали-засуетились жучки. Луису сделалось не по себе, он подумал: ТАКОЕ МЕСТО ЗВЕРУШКАМ ОТДАВАТЬ? НЕ ОЧЕНЬ-ТО МНЕ ЭТО ПО ДУШЕ.

— А когда кладбище образовалось?

— Да уж и не припомню. — Джад засунул руки в карманы, задумался. — Когда Пестрого хоронил, оно уже было. Друзья мне тогда и могилу помогли выкопать. Не так-то легко, между прочим, земля здесь ровно камень. Случалось потом и мне им помогать. Вон там, — он ткнул узловатым пальцем, — собака Пита Лавассера, если мне память не изменяет, а вон три могилки, одна за другой — кошки Альбиона Кроугли. Старина Фритчи голубей держал. Так одного собака задрала, мы с Элом и Карлом его тоже здесь похоронили. — Джад задумчиво помолчал. — Да, никого уж из моих дружков-приятелей не осталось. Померли все. Все до одного.

Луис помолчал, тоже засунул руки в карманы и оглядел кладбище.

— Земля здесь ровно камень, — повторил Джад, — ничего живого не приемлет, самый раз для мертвых.

Неподалеку тихонько заплакал Гейдж, Рейчел подхватила его на руки.

— Проголодался, бедненький. Лу, по-моему, нам пора домой. Ну, пожалуйста, пойдем, а?

— Конечно, пора. — Луис накинул на плечи лямки сынишкиного креслица, повернулся к жене спиной, чтобы удобнее было сажать Гейджа. — ЭЛЛИ! Где ты, ЭЛЛИ?

— Да вон, гляди. — Рейчел указала на гору валежника, по которой, как по шведской стенке в спортзале, карабкалась дочь.

— Давай-ка слезай потихоньку, малышка, — вдруг встревожился Джад. — Не ровен час, нога меж сучьев провалится, недолго и сломать.

Элли спрыгнула наземь.

— Ух ты! — вскрикнула она, потирая бедро. Она зацепилась за сук, ногу не оцарапала, но брюки порвала.

— Вот видишь, не напрасно предупреждал. — Джад взъерошил ей волосы. — На эту кучу и взрослый не рискнет взобраться, даже тот, кто каждое дерево в лесу знает. Обойдет стороной. Деревья падают, умирают и делаются злыми. Так и норовят укусить.

— Правда? — удивилась Элли.

— Конечно. Здесь они, видишь, вроде штабелем сложены, но один неверный шаг — посыплются одно за другим.

Элли взглянула на Луиса.

— Это правда, папа?

— Правда, дочка.

— Ух! — она обернулась и крикнула куче валежника. — Вы мне штаны порвали, у-у, злючки!

Взрослые рассмеялись. Валежник промолчал. Лишь по-прежнему, как уже не один десяток лет, тянул побелевшие скрюченные руки-сучья к солнцу. Луису представилось, что это скелет огромного древнего дракона, которого убил доблестный рыцарь. И лежит теперь, устрашая всех, груда драконьих костей.

Еще ему показалось, что очень уж заботливо уложены деревья и валежник, отгораживая кладбище от дремучего леса, иногда Джад Крандал вскользь упоминал о нем, как об «индейском лесе». Неужто так постаралась природа, уложив деревья штабелем, а валежник сверху пирамидой, неужели…