Кошачье кладбище - Стивен Кинг

Луису увиделась Элли: сейчас она крепко спит, а в ногах у нее урчит и посапывает Чер.

— У моей дочки есть кот. Уинстон Черчилль. Мы его сократили до Чера.

— А больше вы ему ничего не подсократили?

— Простите, не понял? — Луиса и впрямь поставил в тупик вопрос старика.

— То есть кастрированный он у вас или нет?

— Нет, — признался Луис.

Ему вспомнилось, как еще в Чикаго они с женой разошлись во мнениях. Рейчел хотела кастрировать кота, даже договорилась с ветеринаром. Луис не позволил. Почему — и сам не смог бы объяснить даже сейчас. Самые простые (и самые глупые) доводы он отметал сразу: дескать, лишив кота мужского начала, он, Луис, нанесет ущерб и своему; или что Чера кастрируют в угоду толстухе соседке, она жаловалась, что Чер «помечает» ее мусорные бачки. Хотя и эти доводы имели некоторое значение, но главное — в другом: в предчувствии, что Чер утеряет кое-что более ценимое хозяином в кошачьей личности, может, дерзкий и независимый огонек в зеленых глазах. В конце концов Луис убедил жену, что коль скоро они переезжают в глубинку, с котом забот не будет. И теперь — надо же! — Джадсон Крандал, житель этой самой глубинки, сетует на обилие машин и задает роковой вопрос: кастрирован ли кот. Ну, ну, доктор Крид, малая толика иронии — и ваше кровяное давление в норме.

— Я бы все же кастрировал, — продолжал Крандал, затушив сигарету большим и указательным пальцами. — Меньше бегать будет. А то, глядишь, шасть-шасть, через дорогу и обратно, и разделит участь райдеровского енота или коккер-спаниеля, что малыш Тимми Десслер держал, или попугая миссис Бредли. Попугай, как вы понимаете, под машину не угодил, просто улетел в один прекрасный день.

— Спасибо, я приму во внимание ваш совет.

— Ну, как пивко пошло? — Крандал поднялся. — Я, пожалуй, еще и к голове приложусь.

— И не заметил, как две банки осушил. — Луис тоже встал, время прощаться. — Мне пора. Завтра важный день.

— Приступаете к работе?

— Да, в университете, — кивнул Луис. — Студентам еще две недели гулять, а мне нужно в своих будущих обязанностях разобраться.

— Верно. Чтоб знать, где какие пилюли лежат, а то беды не миновать. — Крандал протянул руку, и Луис осторожно пожал ее, ведь старые кости хрупки.

— Заглядывайте как-нибудь вечерком, — снова пригласил Крандал, — познакомитесь с Нормой. Вы ей понравитесь.

— Непременно зайду, рад нашему знакомству, Джад.

— Взаимно. Даст Бог, приживетесь тут, в наших краях.

— Надеюсь.

По старой, в трещинах и выбоинах, асфальтовой тропе он подошел к шоссе. Пришлось обождать: сначала пронесся грузовик, за ним — вереница легковых машин. Луис, подняв руку, пересек шоссе («дорогу», напомнил он себе) и вошел в свой новый дом.

Дом спал. Элли, похоже, ни разу не повернулась в постели — так крепко заснула; Гейдж лежал в привычной для себя позе: на спине, раскинув руки и ноги, рядом — бутылочка с питьем. Луис засмотрелся на сына, от любви к нему даже защемило сердце. А может, это отзывалась тоска по оставленным местам и людям, которые с каждой милей пути удалялись, удалялись, пока не исчезли, будто их и вовсе не было.

Он подошел к кроватке сына и, зная, что никто не видит его сейчас, даже Рейчел, поцеловал маленькие пальчики, погладил щеки ребенка. Гейдж мурлыкнул во сне и перевернулся на бок.

— Спи спокойно, малыш, — прошептал Луис.

В спальне он разделся и тихонько улегся на один из двух сдвинутых на полу матрацев — временное супружеское ложе. Напряжение прошедшего дня мало-помалу отпускало. Рейчел крепко спала. Ящики и коробки грудились причудливыми пирамидами.

Луис приподнялся на локте и выглянул в окно. Оно выходило на дорогу. Как раз напротив дома Крандала. Темно. Никого не увидишь, но он приметил янтарно-оранжевый огонек сигареты. НЕ СПИТ, подумал он. И, МОЖЕТ, ПРОСИДИТ ВСЮ НОЧЬ? У СТАРИКОВ БЕССОННИЦА. ОНИ КАК СТРАЖИ.

Только что охраняют и от кого?

Луис не успел додумать — его сморил сон. Снилось ему, что он в Диснеевском парке, едет на белой машине с красным крестом. Рядом — Гейдж, только повзрослевший, лет десяти. На выступе приборной доски сидит Чер, не сводит с Луиса пронзительных зеленых глаз. А по главной аллее, рядом с домиком старинной железнодорожной станции, расхаживает Микки-Маус и пожимает руки ребятишкам, столпившимся вокруг. И их доверчивые ладошки исчезают в его белой картонной лапе.

7

Последующие две недели прошли в хлопотах. Луис мало-помалу втягивался в работу (хотя настоящая-то работа впереди, когда съедутся в университетский городок все десять тысяч студентов, среди них, наверное, немало и пьяниц, и наркоманов-зубрилок, и тоскующих по дому — в основном девиц — так, что ни есть, ни пить не могут). Итак, Луис осваивался на посту заведующего медицинской частью, а Рейчел осваивалась в новом доме.

Гейдж исправно хватал синяки и шишки — ведь каждый по-своему знакомится с новым местом, с трудом засыпал по ночам, но к концу второй недели все образовалось. Только Элли пребывала в постоянном возбуждении: и ждала, и боялась, когда же наконец пойдет в школу, в приготовительный класс. Она то беспричинно хихикала, то впадала в беспросветное уныние, то спичкой возгоралась от одного неосторожного слова. Все у нее пройдет, считала Рейчел, поймет, что не так страшен черт, как его малюют, стоит только раз в школе побывать. Луис соглашался с женой, к тому же дочка значительно чаще радовала родителей, нежели огорчала.

Посиделки с пивом на веранде Джада Крандала вошли у Луиса в обычай. Когда у Гейджа наладился сон, Луис стал наведываться к старику через день-другой, приносил с собой пива. Познакомился он и с Нормой Крандал, очень радушной и милой старушкой. Ее мучил артрит, так омрачающий преклонные годы в остальном здоровых людей. Но держалась Норма молодцом, стоически переносила боль, не сдавалась. Дух ее не сломить! Лет пять — семь полноценной, хотя и не без лишений, жизни ей еще отмерено, прикинул Луис.

Вопреки своим же твердым принципам он осмотрел Норму (сам вызвался!), проверил предписания ее врача — все правильно. Жаль, что он ничего не может добавить, его коллега доктор Уайбридж все учел и предусмотрел, даже возможные обострения. Нужно мириться с участью, иначе ждет тесная больничная палата, тоскливые письма домой, нацарапанные случайным цветным карандашом.

Понравилась Норма и жене Луиса. В знак дружбы они обменялись кулинарными рецептами — так мальчишки обмениваются карточками с гербами бейсбольных команд. Норма Крандал раскрыла секрет своего яблочного пирога, а Рейчел научила ее делать бефстроганов. Старушке полюбились и Гейдж, и Элли. Про девочку она говорила, что та вырастет «красавицей времен ее молодости». Слава Богу, что не со зверушкой какой сравнивала, например, с енотом-ласкуном, усмехнулся Луис, рассказывая вечером жене о впечатлениях, Рейчел расхохоталась, да так сильно, что даже пукнула, и уже оба зашлись от смеха, разбудив Гейджа в соседней комнате.