Пловец Снов - Лев А. Наумов

1896 год». Случайность? Совпадение? Может, и так, но сейчас Горенов шёл по городу, и оно не выходило у него из головы… Что не только сон, но всё это вместе может значить?..

А вот и канал Грибоедова, некогда – Екатерининский. Бытует мнение, будто в 1923 году протоку переименовали не в честь литератора и дипломата Александра Сергеевича, а дабы запечатлеть его однофамильца Константина Дмитриевича – военного инженера и большого специалиста по водоснабжению. На самом деле роль последнего в судьбе этой артерии трудно переоценить, ведь Екатерининский канал вполне мог быть засыпан ещё в 1904-м из-за антисанитарии и наводнений в центре города. Кстати, тогда на его месте проложили бы ветку новомодных по тем временам трамваев, которая вполне могла стать едва ли первым подобным маршрутом в Петербурге, сыграв заметную историческую роль. Но Константин Грибоедов сумел объяснить, что здесь необходимо сохранить именно водную протоку, а также предложил использовать современные технические решения, опробованные им в Царском селе.

Так что же важнее – литература или реальность, проза жизни? В Петербурге – всегда литература. На самом деле канал получил фамилию именно от Александра Сергеевича. Это известно наверняка, поскольку до 1931 года он назывался «писателя Грибоедова». Вот ведь несправедливость: инженер его спас, сохранил, а литератор-то что сделал? Всего-то пожил в доме Вальха, носящем номер 104 по набережной. Да и сколько пожил? Очень недолго, меньше двух лет. Кто, проходя мимо этого здания, вспоминает теперь квартиранта, написавшего здесь самое начало «Горя от ума»? Кто знает, что у него в гостях собирались декабристы? Строение воспринимается исключительно как место жительства старухи-процентщицы. Снова парадокс! Тут обитал живой человек, здесь происходили исторические разговоры, а здание в устах молвы и экскурсоводов ассоциируется в первую очередь с литературным персонажем. Связь эта в наше время выглядит нерасторжимой, хотя, в общем-то, из текста Достоевского не вытекает, будто он имел в виду именно этот «преогромнейший дом, выходивший одною стеной на канаву, а другою в – ю улицу». Именно «-ю» становится важнейшим аргументом, если не прямым указанием на конкретное строение и Подьяческую улицу, коих было и есть во множестве. Казалось бы, всего-то дефис и самая странная буква, похожая то ли на соску, то ли на ключ… Нет, это рым, за который текст прицеплен к городу! А ведь если знако-буквенную конструкцию «-ю» повернуть против часовой стрелки на четверть оборота, то получится священный для египтян крест Анкх, символ жизни, объединяющий мужское и женское начало… Георгий вспомнил «Египетский крест» Эллери Квина – один из любимых своих детективов, классику жанра.

Самый «обиженный» в этой истории, разумеется, фабрикант Иван Вальх. Человек имел столько денег, недвижимости, в том числе этот дом – «владелец заводов, газет, пароходов» – но его имя теряется, рассыпается в прах и не значит ничего. А всё почему? Он уксус производил. Кислое дело… Впрочем, и уксус может кого-то сделать счастливым. Анкх – Вальх, здесь чувствуется какая-то робкая рифма.

У Горенова было много причин любить Петербург. Одна из них состояла в том, что город всегда мог отвлечь его от тягостных мыслей. Предложить тему, увести в какие-то рассуждения, перенести в древний Египет или Италию эпохи Возрождения. Как там в хорошей песне? «… За то, что мне не скучно с ним». Георгию с детства нравилось «Достояние республики», но тогда в Таганроге, смотря его с дворовыми друзьями, мог ли он предположить, что позже от этих слов будет щемить сердце?

Который час? Хоть чувство времени пропало у Горенова без следа, очевидно, он шёл слишком задумчиво, плюс задержка из-за аварии на перекрёстке… Есть шанс опоздать. Без него, конечно, не начнут, но Люма будет недовольна… Она всегда такая смешная, когда пытается его ругать. Многие авторы побаивались её всерьёз, но к Георгию эта женщина неизменно была слишком добра. Как порядочный человек, он предпочитал делать вид, будто не понимает почему.

Вот и Мойка. Горенова забавлял тот факт, что название происходит то ли от финского, то ли от ижорского слова «муя» – «грязь», «слякоть». Каждый петербургский пацан знал это со школы, из уроков истории города, но Георгию пришлось нагонять самостоятельно. В силу естественных языковых метаморфоз имя реки приняло такую форму, которая в сознании связывает этимологию скорее с чистотой, а не с грязью. Это, в общем, справедливо. Главная задача воды – смывать. Смывать всё, в том числе смыслы, иллюзии… Когда смотришь на реку или море, становится ясно, что ни один человек не сможет этому соответствовать. Кого-то осознание такой истины сделает несчастным, но кто-то только тогда почувствует время как своего друга и партнёра, а не как убийцу. Так что инженер Грибоедов был прав: не нужна здесь трамвайная ветка.

Горенов не оставлял страсть к плаванию или это она не покидала его. Всякий раз, шагая вдоль воды, следуя береговой линией, каменной набережной или песчаным пляжем, он представлял себя погружённым в стихию, охваченным ею. Не было сомнений, что плавание – одно из лучших «малых» дел, доступных человеку. Словно схема самой жизни, модель бытия в миниатюре, оно состоит в методичном повторении одного и того же. Правой, левой, правой, левой… Вдох, выдох, вдох, выдох… Буква, буква, буква, буква…

Море позволяет этому научиться… Кто знает, быть может, его гладь и создана для того, чтобы спокойно и довольно безопасно давать свои уроки… Почему безопасно? Потому что в солёной воде утонуть всё-таки непросто. По крайней мере, это почти не зависит от навыка: человек, который хорошо плавает, и тот, кто робко делает первые гребки возле берега, имеют примерно равные шансы. Опытные тонут на глубине, а неумехи – на мелководье. Снова всё как в жизни: удача важнее, чем мастерство. Скажем, если в воде столкнуться с голодной акулой, то не так уж важно, сколь быстро ты умел загребать руками. Конечно, шансы невелики. Вероятность не больше, чем получить на суше удар небесного электричества во время грозы. Но ведь у Горенова был знакомый, который с гордостью демонстрировал на своём измученном теле целых четыре следа от молнии. Один раз она вошла в него через левое плечо, выйдя из правой пятки. Также имелась точка входа на груди и выход на левой стопе. В этого бедолагу Перун попал дважды, причём не сразу, а с интервалом в три года. То есть и без того мизерную вероятность несчастному удалось возвести в квадрат своего чудовищного «везения».

Ещё бывают судороги. Они опасны не столько сами по себе, болью и потерей контроля над мышцей, сколько страхом и смятением, которое могут вызвать