Последний конвой. Часть 3 - Виктор Романович Саморский

ненормальная. Все-таки нервишки в последнее время расшатались основательно. Жара, паршивое питание и недосып. А тут еще эти проклятые черви на мою голову… Словно какой-то защитный клапан психики сорвало, и вся накопившаяся злость, усталость и раздражение вырвались в едином сиюминутном порыве и превратились в невыносимо пронзительный вопль.

Иваныч тут же ударил по тормозам. Сильно накренившись, МАЗ встал на краю обрыва. Черт его знает, насколько глубоко уходила подводная яма, во всяком случае мне в тот момент показалось, что мы зависли на самом краешке отвесного склона. Еще пару секунд, и грузовик мог бы целиком уйти под воду, вот тогда нам всем точно были бы кранты. Повезло, у старика оказалась отменная реакция.

Забулькала грязная жижа, в нос ударила невыносимая вонь болотной тины, по крыше кабины Мишка громко топал подкованными ботинками, на два размера больше, чем нужно. Как он там удержался и не слетел в воду, когда тягач накренился под сорок пять градусов, я ума не приложу.

Надо признать, крик подействовал на мужиков отрезвляюще, Стивен птичкой упорхнул с переднего сиденья на лестницу, которая ведет на крышу, к пулемету. Даже про раненную ногу забыл сгоряча. А мы с Василием в тот момент цеплялись руками и ногами за все выступающие части кабины, чтобы не соскользнуть с заднего сидения прямо в серую жижу.

С Иванычем оказалось чуть сложнее: пока старик выбрался из-за руля, пока взгромоздился на сиденье, потом еще выше, одной ногой встал на рулевое колесо, второй на спинку сидения — времени прошло уйма, вода успела наполнить почти треть кабины и он слегка намок. Возможно, именно тогда и подцепил паразита.

А может быть, это случилось чуть позже, теперь уже не узнать…

Я чуть-чуть успокоилась, когда поняла, что мы больше не погружаемся. В немалой степени тому поспособствовал Петр Иванович. Очень спокойно попросил объяснить, а в чем собственно проблема? Ну, искупались, и чего страшного-то произошло? Бывает. Не впервой.

Вот тут меня прорвало, и я рассказала все… И о прыгающих червях, и о сожранных изнутри крокодилах. И даже о застреленном Чекистом, ни в чем не повинном солдатике, проболталась.

А с другой стороны, я никаких подписок о неразглашении не давала, так что с меня взятки гладки.

Иваныч выслушал молча, не перебивая, хмыкнул так, многозначительно, и говорит с издевочкой:

— И почему это, интересно, я совсем не удивлен?

И тут для меня сразу все встало на свои места. Ведь действительно, так и есть, мы, люди, — расходный материал. Сколько народу погибнет в пути, руководителям экспедиции просто наплевать. У них, видите ли, великая миссия — спасение человечества. А то, что мы и есть оно, это самое пресловутое человечество, которое они спасать собираются, наши руководятлы попросту забыли.

Пока я сидела в прострации и осмысливала эту немудреную истину, Иваныч взял на себя руководство, заставил Михаила притащить канистру солярки и велел вылить под ноги. В нос ударила такая вонь, что у меня сразу глаза заслезились.

Боже ты мой, какая же гадость!

— Петр Иванович, вы думаете поможет? — спрашиваю без всякой надежды.

— Еще как поможет, — смеется он, — я не знаю, червяки это или пиявки, но подохнут с гарантией, и к бабке не ходи.

О какой бабуле пошла речь я не поняла, но переспрашивать постеснялась.

— Да мы и сами задохнемся, — взмолилась я, — вы хотя бы двери настежь откройте. Дышать же совсем нечем. Глаза режет.

А Иваныч тем временем плюхнулся в воду, взялся за руль, погазовал немного, и медленно сдал назад. Машина вернулась в вертикальное положение, отчего грязная вода хлюпнула уже и к нам, под заднее сиденье, и нас с Василием немного брызгами обдало.

Ох, чует мое сердце, теперь от запаха солярки мне до конца поездки не избавиться. Водные процедуры руководителями экспедиции не запланированы. А после эпопеи с червями я, наверное, ни в один водоем под открытым небом до конца жизни не полезу.

Петр Иванович открыл обе дверцы, с шумом и плеском болотная жижа устремилась обратно в озеро, но легче дышать от этого не стало.

— Ну, вот и все, — гордо произнес Иваныч, с чувством выполненного долга, — затыкайте носы тряпками, сейчас вонять еще сильнее будет.

Схватил канистру и давай остатки горючей жидкости разбрызгивать по грязной кабине тонким слоем. И тут я поняла, что вся предыдущая вонь, которую пришлось вытерпеть, это были цветочки, ягодки только начинаются. Сразу заболела голова, тошнота подкатила к горлу.

Выпустите меня отсюда! Я лучше на крыше поеду вместе с Мишкой.

Иваныч вспомнил о нашем сопровождающем в ОЗК и велел Михаилу его срочно разыскать.

— Дуй, — говорит, — наверх, покрути фару. Нужно отыскать морячка и посмотреть, что с ним? Может, жив еще?

Мишка ускакал, как горный козлик, пару минут грохотал по крыше подковками, потом раздался металлический скрежет.

— Вижу, — внезапно закричал Иваныч, выжал газ, и мы принялись разворачиваться. Фары выхватили на поверхности воды какой-то странный бесформенный предмет, напоминающий серо-зеленый ком грязи. Я даже не сразу сообразила, что именно так выглядит мертвый человек в ОЗК, наполовину погруженный в болото.

Ну все! Я решительно встала и принялась протискиваться на переднее сиденье.

— Куда? — ухватил меня за руку Иваныч.

— Выпустите немедленно, — потребовала я, — нужно осмотреть пострадавшего, может быть, ему еще можно помочь.

— Лидия Андреевна, немедленно сядьте на свое место!

Вот уж не думала, что в этом тщедушном старичке столько внутренней силы и воли.

— Вы же сами нам только что рассказали, насколько опасно приближаться к зараженному паразитами трупу.

— А Михаил? — взревела я.

— Мишка не дурак, — отрезал Иваныч, — издалека посмотрит и все. Трогать голыми руками он ничего не будет.

Михаил вернулся гораздо быстрее, чем мы ожидали. Запрыгнул на ступеньку, заглянул в окно.

— Дядя Петя, он мертв. Выглядит так, словно уже неделю в воде лежит.

Мне даже напрягаться не нужно, чтобы представить эту жуткую картину. Серые телесные покровы с черными полосами запекшейся крови, впалые щеки, пустые глазницы и слегка приоткрытый рот, издающий тошнотворный приторно-сладковатый запашок разлагающегося трупа.

— Мишка, ты отсюда фургон видишь? — тем временем спрашивает Иваныч.

— Ага, вижу, — отвечает Михаил, и рукой направление указывает.

— Тогда держись, — говорит Петр Иваныч. МАЗ ревет, выбрасывает столб дыма, запах солярного выхлопа немедленно заполняет кабину, двери то у нас до сих пор настежь открыты.

Чувствую — все, конец фильма. Сейчас