Полёт: воспоминания - Леонид Механиков

Как-то подходит он на полётах к Юрке с вопросом: «Юра, ты вот хороший парень, вокруг тебя всегда ребята и смех, только вот одна нехорошая привычка у тебя — ты всё время держишь руку в кармане. Ты что там, в бильярд, что ли, играешь?» Наш общий любимец Юрка за словом в карман не лазал. Не полез и теперь:

— Так мандавошки у меня ведь.

— Какие мандавошки?

— Ты что, не знаешь? Вот смотри. Видишь — сидит вот на руке. Она прозрачная, её совсем не видно. А вот впивается и кусает, кусает, а всё чешется, чешется… И ведь передаётся-то как просто, — он поднёс ладонь ко рту, — дунул вот так — фу! — и всё!

Парень резко отшатнулся от Юрки и тут же отошёл.

Прошло несколько дней. Он снова подошёл к Юрке:

— Ты зачем на меня дунул?

Юрка не понял. Он давно уже забыл о разговоре.

Тот напоминает:

— Ты не прикидывайся. Ты тогда на меня дунул, а теперь и у меня эти самые мандавошки. Всё чешется.

Тут Юрка сообразил, в чём дело:

— Ой, извини, я ведь не специально, я нечаянно дунул.

— Ага, нечаянно! А мне теперь что делать? Ни сидеть, ни лежать не могу, уже сколько не спал, закусали совсем!

Этого уже Юрка упустить не мог:

— Знаешь, есть один способ как их вывести. Ты возьми селёдки, натри ею всё своё хозяйство и беги к воде. Как прибежишь — так штаны снимай. Эти гады пить захотят и попрыгают всё в воду. А ты штаны скорей надевай и беги оттуда!

Так тот парень и сделал. Не знаю, было ли в то время уже воровство, но нам в столовой давали такую ржавую селёдку! Так вот он той селёдкой натёр всё своё нежное хозяйство, побежал к воде, снял штаны, мандавошки, конечно, пить захотели и попрыгали все в воду, он скорей надел штаны и убежал от них. Может, всё бы на этом и закончилось бы, если бы через пару дней тот курсант не пришёл в докторскую палатку. Когда фельдшер увидел распухшее до неузнаваемых размеров хозяйство бедного парня, он пришёл в ужас и стал расспрашивать, как такое получилось. Парень рассказал, как он лечился от мандавошек. Фельдшер — тоже молодой парень — не выдержал и расхохотался. Тогда больной понял, что его Юрка разыграл…

Юрке, конечно, досталось тогда крепенько… Больше в то лето ничего особенного не случалось.

Разве что на вывозном в зону на По-2? Ну, это так — просто, как говорится, ещё один тест на выживание в авиации.

Видимо, программа подготовки в аэроклубе была составлена так, чтобы отсеять всех сомневающихся в первый год. Я уже рассказывал о методике подготовки боксёров, когда на определённом этапе на молодого выпускают опытного боксёра, чтобы тот его побил. Так вот и с нами поступили: провезли каждого из нас в зону на пилотаж. Следует сказать, что когда тебя везут — ты испытываешь все прелести перегрузок намного тяжелее, чем когда пилотируешь сам. Это случилось и со мной. Подошла и моя очередь лететь в зону с инструктором. Сел я в заднюю кабину По-2, хорошо подтянул привязную систему. Условие было одно: ничего в кабине не трогать. Я ничего не трогал. Сидел «за мешка». Взлёт, набор высоты, всё — как обычно. Начался пилотаж. Пока были виражи — я терпел: просто напрягал брюшной пресс, чтобы в глазах не темнело. Потом пошёл вертикальный пилотаж. То ли случайно, то ли специально, но в верхней части петли инструктор недотягивал, в результате чего меня со страшной силой тянуло из кабины, и я повисал на ремнях. Кабина в По-2 открытая, если уж вывалишься — так вывалишься на самом деле. Парашюта нет. В очередной раз, когда меня потянуло из кабины, я судорожно схватился за какую-то ручку под сиденьем и так за неё и держался. При очередном зависании меня вдруг выбросило из кабины вместе с сиденьем! Я почувствовал, что падаю! Меня выбросило в набегающий поток, даже ветер ударил мне в лицо! Не знаю, как я удержался, но в кабине я всё-таки остался. Дальнейший полёт я помню смутно: страху тогда натерпелся. И только на земле я понял, что произошло, когда смог разжать правую руку: оказывается я держался за рычаг регулировки высоты сиденья и в верхней части петли, когда меня вытягивало из кабины я тянул за этот рычаг, поднимая сиденье на максимальную высоту. Об этом я никому так и не рассказал. Зато для себя на всю жизнь запомнил: прежде чем чтолибо сделать — подумай. Особенно в кабине.

Десятый класс я закончил с тремя четвёрками. Остальные — пятёрки. Отец мечтал меня отдать в радиотехническую академию в Ригу, где начальником был его приятель. Я бастовал: только летать! Аэроклуб шатался. Я стоял на своём. Отец, конечно, настаивал не очень, но я был твёрд. Теперь из двенадцати нас осталось только шесть. Остальные, понюхав воздуха, посерьёзнели. Кто поехал в институт, кто ещё куда подался, а мы шестеро — в лётчики. Это было весёлое время. Иногда нас отпускали на субботу-воскресенье домой.

Ездили мы на крышах вагонов. Это чудо, ехать на крыше в хорошей компании с гитарой в руках и орать песни. Сорок километров пролетали за миг. И ничего, что все в паровозной копоти, чернее самих машинистов — потом на станции отмоемся, чтобы домой прибыть в надлежащем виде — но зато сколько хороших песен сыграла моя неизменная и верная спутница гитара…

Первый самостоятельный полёт на УТ-2М. Это уже серьёзно.

Самолётик капризный, страшно не любит высокого выравнивания, многих он на этом подловил. Вылетел я из группы или четвёртым, или пятым — теперь уже не помню. Помню, как бегал вокруг меня инструктор, как старательно техник привязывал в задней кабине мешок…

Самолёт УТ-2М, так же, как и ПО-2, был с открытой кабиной, не имел ни тормозов, ни даже аккумулятора. Говорить о том, что он не был оборудован радиосвязью, я даже не буду. Связь с инструктором осуществлялась через тот же матюкальник, и забавно было слушать, стоя в стартовом наряде с флажками на финише, как инструктор Мишина, боевая лётчица, прошедшая не один фронт и имеющая не один орден, на четвёртом развороте заводит своего курсача на посадку: женский голос слышен дальше, чем мужской и яснее — материлась она отменно, мат с неба лился такой, что хоть святых выноси! Итак — мне дан запуск. Я в кабине один. Страшно и непривычно: все рули ходят легко, ничьи руки-ноги не мешают…

Подруливаю к старту. Поднимаю руку. Стартёр возле руководителя полётов поднимает белый флажок и отмахивает его в сторону взлёта.

Делаю всё, как учили. Самолёт устремляется на взлёт. Поднимаю хвост.

Ещё немного — и я в воздухе! Я сам взлетел! Оборачиваюсь назад — кабина инструктора пуста! Я один! Я сам лечу! Становится немножко страшно, но некогда пугаться — нужно в разворот. Выполняю первый. Выполняю второй. По заданию мне положено сделать два прохода над стартом, потом снизиться до высоты круга и на посадку. Не зря так много времени даётся на первый самостоятельный: пока я ходил над стартом — я настолько уже привык к тому, что управление мне не сопротивляется, что самолёт слушается полностью и только меня, что успокоился полностью и так же спокойно пошёл на посадку. Сел с небольшим перелетиком, но в пределах хорошей оценки. Просто как-то, буднично. Зарулил на стоянку. Там меня уже ждала вся наша братва. Вытащили из кабины, качать начали. Я с важностью достал давно уже заготовленную коробку папирос «Казбек» — такая у нас была традиция — и стал угощать всех. На старте меня ждала стенгазета с поздравлением — громадный курсант с головой Механикова (и где они только взяли фотографию!) на маленьком самолётике верхом. Закончились полёты. На построении начальник аэроклуба вызывал из строя сегодняшних именинников. Поздравил и меня. Инструктор произвёл со мной подробный разбор полёта и записал в мою лётную курсантскую книжку этот первый самостоятельный.