Стихи - Станислав Куняев

1968

" На невеликой памяти моей "

На невеликой памяти моейкак много их прошло, шумя словами,фанатиков, трибунов, бунтарейс пылающими истиной очами.Я вспоминаю молодые днигражданских свар, ниспроверженья взглядов,когда к обеду шествуют они,в кармане даже кукиша не спрятав.Ну, молодцы! За два десятка летперебродило молодое тесто!Они умно клеймили белый свет,но каждому нашлось под солнцем место.Растят детей. Стареют. В меру пьют.Налаживают маленький уют.Общественный порядок охраняют.И, позабыв свою святую злость,на честно заработанную костьслюну чревоугодия роняют.

1968

СЛОВО

Я так и не вспомнил, что былона месте больших корпусов.Как много душа позабыласобытий, людей, голосов!Но вдруг на углу переулкас названьем, звучащим мертво,из памяти вырвалось гулкостаринное имя его…Старайтесь в угоду минуте,спешите за временем вслед,весь город переименуйте, —слова выплывают на свет.Слова, зароненные с детства,которые юная матьуспела, как призрак наследства,нечаянно мне передать.Живое вершится живыми.Клубится строительный дым.Все верно. И все-таки имяживет по законам своим.Пускай, угрожая забвеньем,свистит над кварталами снег,но все, что утрачено зреньем,останется в слове навек.

1968

ДВА БОГАТЫРЯ

Как ты попросту сгинул, богатырь Святогор,Как великую силу растратил —ты врага не разбил, не освоил простори нe вывернул камень-Алатырь.Ты по воле своей сам улегся в гробу,ты, смеясь, суеверья отринул,понадеясь на мощь, на авось, на судьбу,глянул в небо — и крышку надвинул.Друг подумал: потеха! Но крышки краявмиг срослись с гробовыми краями.— Что ты медлишь? Сымай! — и вцепился Илья,тащит крышку — аж кровь под ногтями!— Что ты тянешь? Руби! — друг ударил сплеча —вырос обруч из кованой стали…Слышен голос из гроба: — Спасайся, Илья,и молчи, чтобы люди не знали,как я сгинул…Не то легковерная Русьпримет весть о бесславной кончинекак знаменье… Вдохни мою силу, и пустьмать навеки забудет о сыне!

1969

" Непонятно, как можно покинуть "

Непонятно, как можно покинутьэту землю и эту страну,душу вывернуть, память отринутьи любовь позабыть, и войну.

Нет, не то чтобы я образцовыйгражданин или там патриот —просто призрачный сад на Садовой,бор сосновый да сумрак лиловый,тёмный берег да шрам пустяковый —это всё лишь со мною уйдёт.

Всё, что было отмечено сердцем,ни за что не подвластно уму.Кто-то скажет: «А Курбский? А Герцен? —всё едино я вас не пойму.

Я люблю эту кровную участь,от которой сжимается грудь.Даже здесь бессловесностью мучусь,а не то чтобы там где-нибудь.

Синий холод осеннего небастолько раз растворялся в крови —не оставил в ней места для гнева —лишь для горечи и для любви.

1969

" Мне было жаль, что не поймет меня "

Мне было жаль, что не поймет менятот, кто ни разу с жизнью не прощался,кто с нищею душой не возвращалсяв родимый дом на грани мглы и дня.Когда ночные тени за спиной,когда в глазах и под глазами тении словно катафалка появленьеиз-за угла машины поливной.Когда на белом свете ни души,все спят вповалку — даже постовые…Как звонко разносили мостовыемои шаги в светлеющей тиши!Я шел и знал, что на моих губахосела соль мгновений быстротечных,иллюзии, развеянные в прах,горячий пепел заповедей вечных.Над головой светлели небеса,а в голове едва дымилась грудакаких-то слов… Но птичьи голосавдруг раздались, неясные покуда.Дохнуло ветром. Сладкий ароматпривянувшего липового цветаударил в ноздри. Середина лета.Так вот в чем дело: скоро листопад!Ах, эта жизнь! Печалюсь и люблю,что красота сроднилась с безобразьем,я заболел твоим разнообразьем,а ты меня толкаешь в колею!Как пахнут липы, влажные внутри,как все смешалось: тонкий запах тлена,и свежесть листьев, и дыханье ветра,и розовое золото зари.

1969

" Как в далекие годы, опять "

Как в далекие годы, опятьты погрузишься в гомон грачиныйи в беспамятстве будешь стоять,окруженный весенней лощиной.Как отчетливы трели синиц,как сияет пушистая верба!Падай наземь хоть навзничь, хоть ниц,хочешь — в землю гляди, хочешь — в небо…Звякнул колокол. Значит, порапоклониться лесам и болотам,значит, вновь повернула тропак человеческим вечным заботам.Но в росе остывающий следостается, и этого радихорошо появиться на свети, прощаясь, жалеть об утрате.

1969

" Поскользнулось копыто коня, "

Поскользнулось копыто коня,мускулистое конское телонапряглось, и подкова, звеня,по обрыву в стремнину слетела.Усмиряя невольную дрожь,я подумал: любимец удачи!Ты как можешь, как хочешь живешьхорошо, что не хочешь иначе.Что привык лошадям доверять,что проверил седло и подпругу…Чтобы душу свою не терять —будь влюбленным в судьбу и разлуку.Хоть немного, но выпало дней,заклейменных печатью свободы!Я когда-нибудь вспомню о ней,вспомню эти бродячие годы.Затоскую о воле своей,о стремнинах, где пляшут форели,где подковы моих лошадейв синих реках давно заржавели…

1969

" Законы охотничьей жажды "

Законы охотничьей жаждыжестоки, а значит, не жаль,что в алые нежные жабрывонзилась колючая сталь.У птицы в сиянии зноя,у рыбы в сверканье ручья —у каждого вольная воля,у каждого доля своя.Умоюсь водой ледниковой,воды родниковой напьюсь,в хмелю от свободы суровойв зеленые травы свалюсь.Под рокот реки засыпая,увижу опять наяву,как блещет форель золотая,как бьется, кровавя траву.

1969

" Я научился засыпать в седле, "

Я научился засыпать в седле,рассчитывать опасное движенье,не торопясь угадывать во мглеведущее к ночлегу направленье.Я вовремя почувствую беду,страх одолею и отпряну в страхе,а если где-то кожу обдеру,все заживает, словно на собаке.Я рад, что тело на краю земливсе испытанья выдержало с честью.Окрепли ноги, руки обросликакой-то золотистой шерстью.Как изменилось тело! Но душане может быть иной, хоть лезь из кожи.Она во власти суеверной дрожив ночной простор глядит, едва дыша.Не замечая быстротечных дней,она живет иными временами,и будущее властвует над ней,и прошлое преследует тенями.Нет-нет услышу: с милыми людьми(на что ей эти реки, эти горы!)она ведет немые разговоры,глядит в слезах в родимые просторы,в другие ночи и другие дни.

1969

" Голубь ворочается в гнезде "

Голубь ворочается в гнезде,горная речка скулит по&собачьи.Где бы ты ни был, мой друг, тебея в этот вечер желаю удачи.Шум водопада стоит в ушах,переполняет меня постепенно.Малые дети на ишакахедут домой с охапками сена.Вспыхнула искоркою звезда,горестно закричали птахи:малый птенец упал из гнезда,смотрит на человека в страхе.Без толку, глупый, чего пищать?Если уж вылупился — что делать?Мир не удастся перекричать,жизнь не получится переделать.Что&то случилось: с недавних поря полюбил бессловесных тварей…На горизонте вершины гормедленно тают в розовой хмари.Там золотится Афганистан,тянется в Индию черная складкамимо зеленой горы Чильдухтарк снежным россыпям Туполанга.Множество самых прекрасных чувстввремя смело, словно листьев груду,только шиповника алый куст,странное дело, не позабуду.Как он зацвел на исходе дняцветом пламенным и воздушными растерял лепестки огняв мире нежном и равнодушном.А в камыше цикады звенят,возле арыка шакалы воют.Чувствую: время придет — и менявоздух родины успокоит.Что-то я недоволен собой,мысли заняты посторонним.Все осторожничаю с судьбой,словно я заболел здоровьем.Чтоб не сломаться в заботах дней,не вспоминается нам о смерти.Несколько милых душе людей —вот что нас держит на белом свете.Пламя свечи. Шорох травы.Южное небо. Ветер. Прохлада.Тихо сливается шум в кровис шумом горного водопада.

1968