Исход - Павел Патлусов

Стрела точно ушла в цель; тетива выбросила облачко мелких водяных брызг. Бобр пораженный стрелой завалился на бок, дёргая короткими ножками, хлопая хвостом – лопатой о землю. Второй бобр в один миг, неуклюже прыгая, бросился в речку, но предварительно подав сигнал – свист. Этим свистом он предупредил маленьких бобрят; они были ниже по течению речки. По характерным шлепкам о воду можно было понять: бобрята тоже прыгнули в реку.

– Ёх! – обрадовался Пахын, подбегая к добыче. В это время он уже не чувствовал ни тяжелой сырой одежды ни промозглой дождливой погоды: неудачи длинного дня окупились блестящей для семьи добычей. Пахын осторожно вытащил стрелу из тела бобра, который ещё продолжал конвульсивно содрогаться, взвалил добычу на плечи и вдоль реки направился вверх. Когда Пахын вошел в пауль, то все собаки разом оживились, подняв невообразимый гвалт. Только охотник вошёл в свой кол, как к нему пришёл Асык. Увидев добычу Пахына на полу, он пришёл в яростное негодование.

– Бери добычу и пошли из пауля, – приказал он пыгу.

Пахын неохотно положил добычу на плечи и вышёл вслед за отцом.

– Ты, понимаешь, что сделал? Ты совершил самый тяжкий грех у манси. Ты убил бобра, который жил со своей семьёй рядом с нами. Ты не подождал, когда вырастут маленькие бобрята, и из их числа определится самец, который сможет заменить убитого тобою бобра. Они – люди Нижнего мира, тоже нуждаются в порядке, а ты его нарушил. Теперь Нижний мир будет нам мстить и уносить к себе наши жизни, точно также как ты унёс у них бобра в наш Средний мир. Этот бобёр был для нас хозяином; он для нас, как оберег. Посмотри на его зубы! – гневно воспитывал молодого охотника Асык. – Ты позор нашего народа. Мы – люди бобра не сможем простить тебе этого греха.

Пахын, уже за пределами пауля, снял добычу с плеча и обнажил зубы бобра.

– У него один зуб сломан, – отметил он.

– То-то, – безрадостно сказал Асык. – За него тебя должны закопать в землю вниз головой36. Этого бобра никто в нашем пауле не трогал; он у всех был на виду: приносил удачу на охоте. Сиди здесь со своей добычей и жди меня. Понял! – Асык развернулся и ушёл обратно в пауль.

Вернулся он быстро с топором за поясом с луком и копьём в руках, с небольшой холщевой сумкой на плече.

– Как бы мне не было тяжело, но я вынужден тебя Пахын отправить в Нижний мир37 – начал не простой разговор отец.

– Убить думаешь?

– Нет, хотя ты и заслуживаешь этого. Уйдешь в Нижний мир сам. Иди всё на Центральную38 звезду. Пройдешь землю манси, затем землю хантов, а на исходе лета, среди высоких гор Нижнего мира сделаешь свой пауль, если сможешь дойти. Вот держи топор, твой лук, стрелы, копьё. Отец подал все необходимые охотничьи принадлежности сыну. На топорище, на древке копья были вырезаны аккуратные рисунки бобров.

– Видишь, что это бобры?

– Вижу, – угрюмо ответил Пахын. – Но я хотел как лучше.

– Всё разговоры лишние не нужны, а то вслед за собаками к нам придут жители пауля. А там разговор совсем будет не тот. Понял?

– Ёх. А как же Мэрта с детьми?

– Вот это другое дело. Держи огниво, кремень, – отец отдал сыну холщёвый мешок. – Смотри: на ночь останавливайся заблаговременно, в темноте без огня не оставайся. Костер лучше разводить на горе, а не в низине, где больше злых духов. У речки Пижвы поставищь «страшилку», чтобы Духи нашего селенья не ушли за тобой. У этой речки заканчиваются наши земли. От неё ты на плоту спустишься по Чус-ве, до того места, где она отклоняется налево. Понял? А там дальше по землям хантов иди осторожно, пока их не минуешь. Иди! О Мэрте и её детях мы позаботимся.

Асык развернулся, и не оглядываясь направился в пауль. Дождь назойливо продолжал моросить.

Заговор

За полтора месяца лесорубы, строители дороги прошли более 50 верст. К концу августа они вышли вновь в верховья реки Сылвы. Место было не болотистое, сухое. Приказчик Лизунов решил на данном участке не делать мост, а ограничится обычным бродом.

Это ускоряло работу по прокладке первой дороги на Среднем Урале. Поредевшая ватага Сундукова вместе с инородцами продолжала, как и прежде валить лес, выкорчёвывать пни. Следом за ними шли канавокопатели – арестанты. Они значительно отстали от вальщиков леса.

– Мужики! – прилетел утром, как обычно приказчик с громким криком. – Вставайте, – есть разговор!

Лагерь стал оживать: татары и башкиры начали заунывно читать молитвы, кержаки молча оживляли костёр, а ватаге Сундукова матерились, крестили лбы и не торопились вылезать из шалашей на росистый прохладный луг, окутанный молочным туманом.

– Зябко, едрёна вошь! – проворчал одноглазый Николай, поправляя котел над потухшим костром. Он разгреб золу, открыв оставленные с вечера угли. Положив на угли узкие полоски бересты, встал на колени и с силой начал дуть. Слабый огонёк побежал по бересте, скручивая её в колечки. На подёрнутые огнем колечки бересты положил мелкие сухие сучья ели и пихты. Вскоре костёр горел в полную силу.

– Мужики, – сунул бородатую физиономию в шалаш ватажник. – Приказной сегодня что-то хочет нам объявить: орал как – то по иному, – не так как в прежние дни.

– А чего он может сказать? – кроме того, что работать мужики надо, – отметил немногословный, обстоятельный Арсений.

– А вот шиш его знает приказного-то? – может учудит чего нам?

– Нечего ему чудить, – вступил в разговор, откашливаясь Сундуков. – Работе скоро шабаш! «Остальное» будут на следующий год доделывать.

– Да иди ты! – удивился Михаил. – Не поворачивайся Онуфрий – ведь шалаш развалишь и меня ненароком замять можешь..

– То-то. Сведения у меня верные. Вылезаем!

Ватажники поругиваясь, поёживаясь от холода, выползали из шалашей, и подходя к костру молча грели онемевшие от холода тела. Отогревшись, мужики уселись вокруг котла с кашей. Трапеза прошла в полном молчании. Только Арсений высказал неудовольствие,

– Можно было бы мяса заготовить?

– За мясом бегать надо, – а работать кто будет? – ответил кашевар. – Давайте: побегайте!

– Да здесь дичи не меряно: чего и бегать за ней, – высказался Михаил.

– Набегаетесь ещё, – вытирая ложку о штаны, отметил Сундуков. – Будет вам время. Идите на поляну, а я взгляну: где у меня лошадь пасётся.

На небольшой поляне, перед большим шалашом, сделанным в виде чума, собрались все вольнонаемные строители дороги. Башкиры и татары оживлённо переговаривались между собой на родных языках. Пёстрые халаты башкиров обязательно дополнялись меховым головным убором – малахаем. Татары были одеты в серые азямы, но зато многоцветные тюбетейки выделяли этот народ среди общей толпы строителей дороги. Старообрядцы стояли поодаль от общей толпы, степенно поглаживая бороды, ведя неспешный разговор о погоде, о благодатном и богатом уральском крае.

Когда первые лучи солнца легли на вершины деревьев, возле проложенной дороги, перед толпой строителей, вытирая жирные толстые губы рукавом кафтана появился приказчик Лизунов.

– Ну, мужики, согласно подряду мы прошли свои версты, а до Чусовой-реки, – не дошли. Сылву вот уже вторично миновали. Если измерять вёрстами, то деньги выделенные казной на дорогу выработаны, а нужно ещё вёрст «эдак» 25 до Чусовой идти: замеры были сделаны неверные… Поэтому я сегодня выезжаю в Кунгур, привожу вам деньги через пять-шесть дней, и после чего разойдётесь все по домам. Понятно?

– А что будем делать эти пять «дён»? – спросил один из старообрядцев.

– Займитесь рыбалкой, охотой, или ещё каким делом; «лошадные» мужики пусть приведут в порядок сбрую, телеги. В конце-концов, посадите заплаты на свою ветхую одежду, – это тоже дело.

Возбуждённо обсуждая, решение приказчика, работники начали расходиться по местам своего размещения. Некоторые рабочие усаживались возле костров для продолжения беседы, а кое – кто решил ещё лишний часок вздремнуть в шалашах. Только Сундуков, со своей, ватажкой плотным кольцом сидели вокруг костра. Разговор с ватажниками вёл Онуфрий.

– За пять дней надо успеть провернуть дело с вогулами. Для чего нужно к ним отправить лазутчика, который бы выведал всё о Священном дереве. Поселение вогулов здесь рядом: нужно только чуть спуститься вниз по реке… Для этого дела надо определить двух человек: лазутчик – раз и два – человек, который со стороны будет наблюдать за вогулами и передавать нам сведения.

– Соглядатай, – определил одноглазый Никола.

– Верно, – согласился Сундуков. – Вот ты пойдёшь к вогулам, а через Михаила будем держать с тобой связь. Понятно!

– Почему я иду к этим нехристям? – не одобрил замысел атамана Николай.

– Ты имеешь убогость: один только глаз, а если ещё будешь на одну ногу припадать, то они тебе и доверять будут больше, – выложил свой довод Онуфрий.