Со взведенным курком - Иван Мызгин

— О! — сказал я. — И Алешка Чевардин здесь! Вот этот и впрямь политик! Ну-ка, я плюну ему в морду!

И, бросив гостинцы на кровать Медяника, я, гогоча, направился к Алешке, загородил его от Медяника спиной — а она у меня, слава богу, широкая! — и сунул ему записку. Потом почти беззвучно «прошевелил» губами:

— Будь готов к побегу…

Выражение Алешкиной физиономии сразу переменилось. Балда! Я громко сказал:

— Ну как, политик? Сладко против батюшки-царя идти? — И шепнул: — Дурак! Ругай меня!

Наконец до Алешки дошло. Он привскочил на койке и разразился дикой бранью. Я и не знал, что он умеет так ругаться. Толкнув его в грудь, я прошептал:

— Так согласен бежать?

Чевардин свалился на койку, еле слышно ответил:

— Согласен! — и снова обрушил на меня ругань.

Выбранившись в ответ, я вернулся к Медянику, спросил, что он хочет передать родителям и жене. Потом, попросив, чтобы он не рассказывал надзирателю, как я ткнул Чевардина, а то меня в следующий раз, мол, не пустят, забрал платок и простился.

Только успел я выйти, как напоролся на надзирателя.

— Что там за шум?

— Да симские меж собой не поладили, — объяснил я. — Мирить пришлось.

И я постарался скорее ретироваться. Только отойдя от тюремной больницы на почтительное расстояние, я перевел дух и вытер со лба испарину: «Вот так свидание! Свободно мог попасться, точно карась в щучьи зубы!» Что, если б я растерялся? Или надзирателю взбрело бы в голову проводить меня в палату? Задним числом меня охватил противный страх. Я вдруг почувствовал себя таким обессиленным, словно день-деньской ломал спину на погрузке.

Когда я в тот же день доложил обо всем совету дружины, товарищи только покрутили головами:

— Ну и ну!.. Нечего сказать, попал в переплет! Теперь, чтобы Алешку вытащить, надобно черт те какая осторожность. А то кто их знает, до чего они там после твоего ухода договорились. Ведь надзиратель мог брякнуть Медянику, что посетитель-то был брат Чевардина!

Но выжидать да осторожничать времени не было. Алексей мог со дня на день снова очутиться в тюрьме.

— Что ж, ребята, — сказали нам члены совета. — Мы наметили было побег на завтра, но теперь придется перенести его на сегодняшний вечер. И пораньше, покуда улицы не угомонились. Когда все стихнет, трудней и опасней будет пробираться с Алешкой.

Вместо четверых, как думали раньше, послали шестерых боевиков во главе с Алексеем Калугиным — «Черным». Наш «извозчик» должен был доставить Чевардина на конспиративную квартиру. Утром туда приду и я.

— Ну, братцы, удачи! — пожали нам руки друзья.

Разошлись уже в сумерки. Наша боевичка Стеша Токарева принесла мне многошарнирные, длиной с аршин, ножницы-кусачки. Я попробовал — резали они легко и бесшумно. Тут же я отправился на указанное место. «Черный» проверил все и дал приказ действовать.

Постовые заняли позиции, чтобы в случае чего перехватить больничных караульных. Быстро разобрали кусок изгороди, подкрались к окну Алешиной палаты, и я вытащил свой инструмент. Прут решетки сразу поддался. Второй — тоже. С помощью тряпки, густо намазанной медом, мы бесшумно выдавили сразу все стекло.

Алеша догадался для маскировки завесить окно одеялом. Стекло снизу до половины было закрашено, поэтому из палаты нельзя было увидеть, как я орудовал ножницами и как выдавливали стекло. К тому же тяжело больной Медяник крепко спал.

Все это произошло до удивления просто и быстро.

Вот уже подъехала повозка… Мимо меня ребята пронесли на руках Алешу.

— Расходись…

Мы мигом разбежались в разные стороны.

Не знаю, как друзья-боевики, а я был очень возбужден. Всю ночь не спал, нетерпеливо ожидая утра, чтобы идти к Алексею. Все во мне бурлило: дело удалось, Алеша на воле!

Но вот, наконец, я на конспиративной квартире. Не очень-то комфортабельный переезд разбередил Алешину рану, и он чувствовал себя прескверно. Нужно быстрее возобновить лечение, но как? О враче нечего и думать — вся полиция и жандармерия были подняты на ноги, и в город уже проник слух о дерзком побеге.

В обед принесли записку от совета дружины, чтоб я не смел показываться в городе, а отсиживался до особого распоряжения вместе с Алешей: видать, Медяник сообразил, зачем я приходил в больницу, и меня искали.

На другой день нам передали много перевязочного материала, и хочешь не хочешь, а мне пришлось превратиться в… медика.

— Ничего, я тебя враз научу, — самоуверенно заявил больной, взглянув на мою растерянную физиономию. — Разматывай бинт!

И тут произошел конфуз.

При виде зияющей раны мне стало не по себе, хотя я, храбрясь, сунул в нее дрожащими руками тампон. Но когда Алеша скривился от боли, новоиспеченный «доктор», то есть ваш покорный слуга, хлопнулся в обморок… Кто мог ожидать такого от лихого боевика!

А потом ничего, дело пошло.

Дней через шесть, немного придя в себя, Алеша уехал в Екатеринбург, к невесте, для окончательной поправки.

А я получил новое партийное задание.

Через границу

Вот какое это было задание.

Подготовка к возможным боям все еще не снималась, как говорят, с повестки дня. Тем более что царское правительство не ослабляло репрессий против борцов за свободу. Вопреки требованиям меньшевиков распустить боевые дружины Ленин и большевики считали, что рабочие боевые организации, особенно уральскую — самую сплоченную и монолитную, строго контролируемую партией, — надо держать наготове.

А с тяжелым оружием дела у нас были неважные. Производство ручных бомб не сдвигалось с мертвой точки — не было настоящих специалистов. Взрывчатка, добытая с таким трудом и риском, лежала на подпольных складах зря.

И вот Уфимский комитет партии предложил Боевому центру при Петербургском комитете РСДРП создать школу бомбистов. Средства у нас на это были.

В декабре 1906 года меня командировали в Питер, учиться в этой школе. Окончив ее, я должен был вернуться на Урал и наладить выпуск снарядов.

Занятия начались нелегально в Лесном институте. Инструкторами были студенты-большевики. Однако нам не повезло. Из-за пустячной оплошности одного из инструкторов полиция пронюхала о подозрительных «сборищах» и нагрянула в институт. Но, как утверждает пословица, «и на невезенье надобно иметь везенье», — спустившись по водосточной трубе, я успел скрыться. Избежали ареста и другие товарищи. Но о продолжении занятий, конечно, больше нечего было и думать.

Некоторое время я болтался без дела, беспрестанно меняя конспиративные квартиры. А в январе 1907 года получил направление за границу, во Львов. Наша бомбистская школа переносилась туда. Всю работу по организации Львовской школы Боевой центр возложил на Южное военно-техническое бюро. Это бюро было создано в Киеве еще осенью 1906 года и действовало в тесном контакте с Надеждой Константиновной Крупской, Леонидом Борисовичем Красиным и руководителями уральских боевиков.