Однажды знойным летом - Лаура Леоне

— Это входит в условия получения вентилятора?

— Непременно!

Театрально вздохнув, Рейс повернулся к ней спиной и с преувеличенным вниманием принялся разглядывать траву под ногами.

Выбравшись из воды, Вики отжала мокрые волосы и поспешно завернулась в махровое полотенце, опасаясь, как бы Рейс не передумал. Как только она запахнула широкое полотнище, Рейс мгновенно обернулся к ней и спросил самым невинным тоном:

— Хотите, помогу вытереться?

— Спасибо, я сама, — отрезала Вики. — Как вы догадались, где меня найти?

— Я каждый день вижу вас из окна моего дома. Чудесное зрелише, поверьте! Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не забыть о том, что мы с вами враждуем. А то бы с удовольствием присоединился к вашим утренним купаниям нагишом…

— Вообще-то я рада, что вы меня нашли, — смутилась Вики.

— Рады?

— Да. — Она уселась на согретую солнцем траву и принялась вытирать волосы. Рейс во все глаза смотрел на нее.

— Я хотела попросить прощения, — тихо промолвила она и подняла на него большие зеленые глаза.

— За что? — удивился Рейс, усаживаясь рядом.

— Ну… за все. За свое отвратительное поведение, за то, что попыталась выставить вас отсюда, за то, что назвала плохим сыном…

— И что же изменило ваше отношение ко мне? Уж не тот ли факт, что я здесь родился?

— Нет! Да… Не совсем.

— Типично женский ответ.

— Я хотела сказать, что вы заставили меня иначе посмотреть на ситуацию и я поняла, что вы правы…

— Ах вот как, — сурово сощурился Рейс. Оба замолчали.

Потом Рейс лег на траву, подставив лицо горячим солнечным лучам.

— Я уже забыл, что здесь бывает так нестерпимо жарко, — пробормотал он спустя несколько минут.

— Сколько вам было лет, когда вы уехали из Оук- Хилла?

— Десять.

— До этого вы жили в том коттедже?

— Угу, — промычал Рейс. — Он сильно изменился внутри?

— Думаю, да. Я многое переделала. Мне помогали сыновья Джинни.

— Да, Хэнк совсем забросил это поместье, после того как мы уехали отсюда.

— "Мы"?

— Я и моя мама. Помолчав, Рейс продолжал:

— Этой землей владела семья Элеоноры, жены Хэнка. Они были помолвлены, когда ее отец продал имение Хэнку. Тот собирался все как следует отремонтировать до свадьбы.

— Хэнк никогда не говорил мне, что Оук-Хилл принадлежал семье его жены, — удивленно промолвила Вики.

— Усадьба принадлежала им со времен Гражданской войны, но они ею почти не пользовались, потому что у них были другие поместья. Возможно, отец Элеоноры даже рад был продать Оук-Хилл Хэнку. Кстати, юридически он зарегистрирован только на его имя, потому что сделка была заключена еще до свадьбы.

— И что потом?

— В те дни здесь сторожем служил мой дед, живший вместе с дочерью, моей будущей матерью. Хорошо помню, какой прекрасный сад окружал дом во времена моего детства.

— А что случилось с твоей мамой? — Вики незаметно для себя перешла на ты.

— Ей тогда было восемнадцать… Она всегда говорила, что Хэнк не соблазнял ее, что она отлично сознавала, на что шла. Мать любила его… Как бы там ни было, когда узнали о ее беременности, Хэнк пробормотал что-то насчет женитьбы. Шли месяцы, беременность становилась заметнее, а он так и не женился на ней… После моего рождения мама прогнала Хэнка… Думаю, отец действительно мог на ней жениться, но он также хотел жениться на деньгах, связях… Отец Элеоноры всегда помогал ему, способствовал его карьере, сводил с нужными людьми. Хэнк знал, что разом лишится привилегий, если женится на простой сельской девушке. Ему просто не хватило мужества поступить так, как подсказывало сердце.

— А что потом?

— Ничего особенного. Он так и не привел поместье в порядок и никогда не привозил сюда Элеонору. Через несколько лет она узнала о моем существовании и с тех пор не желала появляться в Оук-Хилле. Хэнк заплатил за обучение моей матери в колледже, назначил ее отцу хорошее жалованье, потом платил и за мое обучение… К Рождеству он всегда присылал дорогие подарки, раз в год мы с ним виделись… Дед умер, когда мне было десять лет, и моя мама решила навсегда уехать из Оук-Хилла, чтобы начать новую жизнь в Чикаго. Кстати, именно там я всерьез заинтересовался архитектурой. Она получила работу в крупной национальной компании, и ей пришлось часто переезжать: Даллас, Денвер, Филадельфия, Калифорния… Здесь она и встретила моего отчима.

— Так у тебя есть отчим?

— Да, его зовут Уэйд. Он отличный человек, к тому же мой деловой партнер. Он специалист по садово-парковой архитектуре.

— Вот это да! А твоя мама… вспоминает Хэнка?

— Она умерла шесть лет назад.

— О Боже…

Обхватив голову руками, Вики пыталась справиться с нахлынувшими на нее чувствами. Рейс осторожно положил руку ей на плечо, словно это она нуждалась в утешении, а не он. Подняв глаза, Вики увидела рядом с собой сильного и уверенного в себе мужчину, лицо которого не выражало ни горя, ни сожаления о прошлом.

— Последний раз я видел Хэнка три года назад, — тихо продолжал Рейс. — Я уже не испытывал неприязни, но все равно не мог думать о нем как об отце. Хэнк был для меня абсолютно чужим человеком — печальным, сильно постаревшим…

— Три года назад… — задумчиво проговорила Вики. — Три года назад? — встрепенулась она. — Неужели он хотел, чтобы ты занялся проектированием пансиона для животных?

Рейс молча кивнул.

— Ты отказался?

— Да, вежливо, но твердо. Я не хотел возвращаться в Оук-Хилл.

— Значит, ты не знал, что Хэнк завещал тебе половину этого поместья?

— Он никогда не говорил об этом. Мне и в голову не приходило, что Хэнк захочет оставить дорогостоящую недвижимость в наследство незаконнорожденному сыну. Впрочем, он всегда любил сентиментальные жесты… И уж конечно, я никак не ожидал найти здесь прекрасную незнакомку, связанную со мной условиями завещания.

Вики почувствовала, что ее щеки заливает горячий румянец. Впервые в жизни она с удовольствием слушала, как мужчина называет ее прекрасной.

Оба замолчали. Наконец Вики поднялась на ноги и предложила пойти за вентилятором.

Рейс пытливо взглянул на нее:

— А ты как попала сюда, Вики?

— Мой отец был морским офицером. Я родилась в Сингапуре. Потом мы жили в Азии, Европе, Северной Африке и, наконец, переехали в США… После меня врачи запретили маме рожать, потому что это могло стоить ей жизни. Для отца такой поворот судьбы был сильным ударом. Ему всегда хотелось иметь сыновей, которые смогли бы продолжить династию морских офицеров. Он был суровым человеком, поэтому мне с детства запрещалось открыто выражать свои чувства. В нашей семье все подчинялось строгой дисциплине и соображениям целесообразности. Отец не был жесток, но обращался со мной как с юнгой на корабле. Мама всегда старалась быть образцовой женой морского офицера, и это ей превосходно удавалось. Они были отличной парой.