Моя герцогиня - Элоиза Джеймс

Ах, до чего же она была хороша! Секрет неотразимой прелести таился не только в пышных золотистых волосах, ярких выразительных глазах и нежной волнующей груди. Поворот головы, улыбка, движение изящной руки — каждый жест, каждое движение вызывали восхищение и восторг. Герцог сжал тонкие пальчики, медленно снял перчатку и прижал к губам теплую ладонь.

Прикосновение заставило сердце биться быстрее, чем во время безумного прыжка через баррикаду верхом на коне, громче, чем в минуты лихорадочных поисков на палубе яхты.

— Элайджа, — едва слышно прошептала Джемма, не отводя зачарованного взгляда.

И вдруг она оказалась в объятиях мужа. Лодка уверенно рассекала воды Темзы, а на корме, не замечая ничего вокруг, герцог Бомон страстно целовал собственную жену.

Глава 3

Джемма выглядела разгоряченной, взволнованной и счастливой. Такой счастливой Элайджа не видел ее… очень давно, должно быть, с первых дней замужества.

Со временем они привыкли скрывать друг от друга чувства.

А сейчас она радовалась не только благополучному избавлению, хотя им удалось беспрепятственно выбраться на берег, сесть в наемный экипаж и отправиться домой. Всю дорогу Элайджа жарко целовал жену — просто потому, что не мог не целовать, потому, что она отвечала на ласки с такой непосредственной, неподдельной искренностью, какой он не помнил с первых неловких объятий.

Всем его существом завладело одно настойчивое желание — оно накатывало с силой морского прибоя: едва ступив на порог, взять Джемму на руки и отнести наверх. К черту слуг с их сплетнями. Сразу в спальню!

Экипаж остановился, и Джемма первой спустилась по откидной лесенке, не забыв слегка наклониться, чтобы не стукнуться головой.

Сейчас ее трудно было узнать. Облако чувственности, плотной вуалью окутавшее ее в экипаже, испарилось в мгновение ока. Навстречу дворецкому поднималась сдержанная, величественная герцогиня. Казалось, вовсе не эту гордую леди только что с огромным трудом спасли от неминуемого жестокого насилия. Никто бы не поверил, что красавица вернулась с захваченного мятежниками корабля, а не из роскошного, сверкающего огнями бального зала.

Перепрыгивая через две ступеньки, Элайджа взлетел по лестнице, схватил герцогиню за руку и потащил в гостиную, нелюбезно захлопнув дверь перед самым носом дворецкого.

— Элайджа! — с улыбкой воскликнула Джемма. — Право, стоит ли…

Он не дослушал и не дал договорить: в требовательном поцелуе воплотилась острая потребность немедленно сделать Джемму своей. Во всех возможных смыслах. Только сейчас открыто, бурным потоком выплеснулся тот страх, который он ощутил на яхте, увидев любимую в полном одиночестве, без поддержки и защиты. А ведь могло произойти все, что угодно, вплоть до самого страшного.

— Ты моя. — Сейчас его голос ничем не напоминал обычный ровный баритон государственного мужа. Простые слова прозвучали властно, повелительно. Возражения, и даже сомнения не допускались. — Я… Тогда, много лет назад я отпустил тебя, — вымолвил он, отстранившись и тяжело дыша.

— Да, — отозвалась Джемма неровным взволнованным шепотом.

— Больше не отпущу. Никогда. — Слова прозвучали с отчаянной решимостью.

Она, кажется, испугалась. Ну и что? Какое ему дело? К счастью, милое лицо осветилось шаловливой, многообещающей улыбкой, и на сердце потеплело.

— Дорогой, мне нужно принять ванну! — рассмеялась Джемма.

Элайджа прижал жену к стене и навис, как хищный зверь.

— Нет.

— Право, милый, я вынуждена настаивать. Подумай сам: сначала грязная лодка, непонятная речная вода; потом наемный экипаж. Я… — она умолкла и с шутливым отчаянием взмахнула рукой, — не похожа на себя. — Неожиданно в ее взгляде мелькнула неподдельная, беззащитная растерянность.

— Для меня ты прекрасна даже грязной, — улыбнулся герцог. — Что ж, давай, прикажем приготовить ванну, а я с удовольствием исполню роль камеристки.

— Я купаюсь одна. Всегда.

Элайджа склонился ниже.

— Сегодня же изучу каждый уголок твоего чудесного тела. Ванна лишь ускорит процесс.

— Вы чрезвычайно самоуверенны, ваша светлость, — возразила Джемма, тщетно пытаясь снова стать той великолепной герцогиней, которой ничего не стоило покорить Париж красотой и остроумием.

Элайджа улыбнулся:

— Ну, вот видишь? Уже начинаешь меня узнавать. Так зачем же тратить время на ухаживание?

Но уговорить супругу оказалось нелегко: леди Бомон решительно отстранилась.

— С удовольствием встречу вас в своей спальне ровно через час, герцог.

Продолжать спор не имело смысла. В конце концов, они давно не дети.

Глава 4

Слова почему-то отказывались складываться в предложения, но, к счастью, горничные так увлеклись обсуждением охватившего город мятежа, что не заметили рассеянности госпожи.

Ее настроение менялось каждую секунду: только что в душе царил холодный ужас, а в следующий миг накатывала горячая волна. Казалось, невозможно противостоять восхитительному безумию, восторженному отчаянию, лишающему способности воспринимать окружающий мир и заботиться о впечатлении, которое производишь на окружающих. Почему-то вдруг показалось, что Элайджа уже здесь, а воспоминание о шоке на лице дворецкого в тот момент, когда герцог захлопнул перед его носом дверь, заставило рассмеяться вслух.

Джемма еще сидела в ванне, когда в дверь осторожно постучали. Бриджит вышла, а вскоре вернулась с горящими от возбуждения глазами.

— Все, ваша светлость, пора заканчивать. Герцог просит разделить с ним легкий ужин. Стол накрыт в его спальне, а слуги отпущены до утра.

Искренне преданная служанка даже не пыталась скрыть, счастливого предвкушения. На миг комната погрузилась в изумленное молчание, а потом болтовня возобновилась, как ни в чем не бывало. Джемма встала и позволила себя вытереть. Как странно: четыре женщины безошибочно поняли смысл сегодняшней ночи, но не позволили себе ни единого замечания.

Все горничные, конечно, знали, что долгие годы супруги жили врозь. Скорее всего, не осталась для них секретом и причина возвращения госпожи из Парижа: герцог Бомон нуждался в наследнике. Да и глупая влюбленность в собственного мужа наверняка не утаилась от проницательных взглядов.

Бриджит достала из комода ночную рубашку и расправила, ожидая одобрения. Безошибочная женская интуиция помогла выбрать самое экстравагантное, самое французское, самое восхитительное одеяние — а точнее, намек на одеяние. Тончайший нежно-розовый шелк просвечивал, а глубокое декольте, обильно украшенное вышитыми букетами роз, нескромно привлекало взгляд к груди.