Конец света - Виктор Казаков

Редактор терпеливо слушал постепенно увядавшие речи соратников, наконец, поднялся со стула и, постучав по бутылке вилкой, с которой он только что снял и отправил в рот ароматный кусок бараньего шашлыка, подвел итог разговору:

– Думаю, телевизионщики скорее всего просто порезвились. Но мы обязаны воспользоваться с неба упавшей к нам – слава Богу, пока не в прямом смысле – ситуацией! Тираж у нас, как вы знаете, пока скромный – все еще не можем купить второй компьютер; но мы увеличим число подписчиков, а, стало быть, и наш бюджет, если уже послезавтра выйдем к читателям с новой – о летящем к Ободу куске планеты – рубрикой! Название рубрики придумаем сейчас же в порядке мозгового штурма.

Отставив пустые рюмки, дружно начали «штурм».

– «Между прошлым и будущим»?

– «Лучше нету того Свету»?

– «Любимый город может спать спокойно?»?..

Как и полагается при мозговом штурме, редактор предложения не критиковал, только, услышав очередной вариант, хмурился и сердито покачивал подбородком.

Наконец, недавно принятая на работу в отдел культуры молодая сотрудница, член местного отделения союза литераторов (автор изданного на свои деньги сборника мистических стихов «Когда-нибудь и я познаю…») Лиза Лохницкая, покраснев, робко предложила:

– Давайте назовем рубрику просто: «Что я думаю о конце Света?».

К этой минуте мозговой штурм уже настолько всех утомил, что решили мозги больше не напрягать, согласиться с Лизой, заказать у Петросяна еще одну бутылку «Столичной» и распить ее на посошок.

В ресторане за столом, где только что было принято важное для Обода решение (мы в этом скоро убедимся), не присутствовал только один сотрудник городской газеты – «ответственный по объявлениям» (так в редакции все называли должность) Иван Никитич Шпынь, у которого, кроме газеты, было еще одно место работы и, кроме редактора Григория Минутко, был еще один начальник – старший лейтенант госбезопасности Михов.

Обычно Шпынь телевизионные новости смотрел и слушал внимательно, при этом даже кое-что записывал в блокнот. Но информация о неполадке в космосе, породившая в Ободе столько естественных волнений, проскользнула мимо его ушей и сознания незамеченной, как шум за окном, потому что в тот вечер во время передачи голова «ответственного по объявлениям» была занята другим, более важным делом – он складывал в уме очередное секретное донесение.

Когда в редакции состоялся разговор о конце Света и в результате разговора был предпринят поход в ресторан «Шумел камыш», Шпынь с разрешения редактора в этот день на работе отсутствовал – дома в маленькой однокомнатной квартире на улице Космонавтов сочиненное накануне в голове он старательно перекладывал на бумагу.

Вот что у него получилось:

«20 апреля 2006 года. Источник сообщает:

В городе Обод на улице Консервной в доме номер 36 в настоящее время проживает Павел Петрович Грушин, давно известный «органам» своими подозрительными взглядами на жизнь (по рекомендации «органов» он в начале восьмидесятых годов проходил курс лечения в психиатрической больнице). В последнее время Грушин днем стал редко выходить из дома, а вчера в обеденное время, встретившись со мной в продовольственном магазине «Гастроном», на мой безобидный и даже, как мне казалось, дружеский вопрос «почему вас, Павел Петрович, давно не видно на свежем воздухе?» ответил дерзко: «Стараюсь не выходить на улицу, во-первых, потому, что не хочу встречаться с вами и такими, как вы, Иван Никитич, во-вторых, много часов провожу сейчас за письменным столом – воссоздаю на бумаге историю нашего города и облик его, с позволения сказать, современных граждан». Вот это «с позволения сказать» меня и насторожило: подозреваю, что вышеотмеченным занятием Грушин увлекся неспроста, а, учитывая его прошлые взгляды на жизнь вообще и на жизнь в нашем государстве в частности, думаю, задуманное сочинительство (подчеркнуто мною – К.) таит немалую опасность, в первую очередь, – в идеологическом плане. Нахожу нужным сообщить об этом, чтобы вовремя пресечь возможные опасные последствия сегодняшних, на мой взгляд, противоправных действий т. Грушина. «Куница». г. Обод».

(Признаться, сначала нам вовсе не хотелось рассказывать об этом человеке, даже так, как рассказали, – коротко, не утомляя читателя подробностями, – не такая уж интересная фигура Шпынь. Но этот ободовец, зарегистрированный у старшего лейтенанта Михова под секретной кличкой «Куница», как маленький, но важный винтик в ином моторе, неожиданно оказался незаменимым в сюжете нашей повести, в чем читатель и убедится на следующих страницах).

Начальник городской милиции майор Яловой на тринадцать часов объявил внеочередное построение личного состава – как всегда, на плацу, в милицейском дворе, со всех сторон огороженном служебными постройками и высоким забором. Майор планировал, во-первых, объявить перед строем выговор только что принятому в милицию и уже успевшему нарушить Внутренний Устав молодому рядовому Дмитрию Мешкову, во-вторых («во-вторых» было главным) у начальника, накануне слушавшего телевизионную передачу о чрезвычайном событии в Космосе, созрели профессиональные мысли в связи с возможными в Ободе неприятностями, и он счел нужным поделиться этими мыслями с вверенным ему коллективом.

С Мешковым разговор был недолгим.

Два дня назад по главной улице города мимо дежурившего на этой улице молодого милиционера, «шатаясь в пьяном виде», шел к центральной площади Толя Мурсин, известный в городе бездельник и алкоголик. И орал при этом так громко, что мешал в рабочем кабинете сосредоточиться на очередной мысли руководителю администрации Петру Ивановичу Мыслюкову:

– Даешь народу достойную зарплату! Евреев-демократов – на нары! Работа не х… и год простоит!

Рядовой Мешков, вместо того, чтобы с помощью «словесных мер», а также штатной резиновой дубинки заставить хулигана замолчать, услышав последний лозунг, не сдержав строгости на лице, расхохотался, попросил Толю трижды громко на всю улицу повторить лозунг, после чего взял бузотера под ручку и безнаказанным увел подальше от центра города.

Митя честно раскаялся в проступке, объяснив свое поведение повышенной чувствительностью к юмору.

Объяснение, конечно, только рассмешило всех стоявших в строю, а майору Яловому дало повод строго напомнить коллективу:

– Дело наше – государственное, а если брать шире, даже политическое; улыбки и шутки «при исполнении» непозволительны, ибо они подрывают авторитет правоохранительного органа и провоцируют неповиновение граждан!

Высказав сентенцию, майор строго оглядел строй; при этом, заметив, что после предыдущего построения каждый милиционер заметно прибавил в весе, принял решение: «В ближайшее воскресенье всему личному составу устрою День физкультурника». И, чтобы не забыть о решении, из бокового кармана кителя достал толстый блокнот, в котором сделал соответствующую запись.

Из заготовок Грушина: «Нестандартные вес и объем талии местных милиционеров ободовцы объясняют так, как объяснил бы это любой нормальный человек: «блюстители» берут взятки, стало быть они и питаются лучше всех в городе. Однажды небольшая компания стала вслух размышлять на эту тему, и местный аптекарь Гурсинкель рассказал старый анекдот: спрашивает мальчик у милиционера: «Дяденька-дяденька, сколько будет дважды два?» Милиционер, взяв под козырек, отвечает: «Нас – этому – не учат; нас – учат – отнимать и делить». Анекдот, конечно, старый, Гурсинкель узнал его, когда еще был пионером и отдыхал в лесном лагере; с тех пор, может, байка частично и потеряла актуальность, но милиционеры Обода и в самом деле почему-то все очень толстые – даже тот, кто поступает на службу стройным юношей, сразу же начинает пухнуть, как теплое тесто на свежих дрожжах. Будучи убежденными реалистами, ободовцы считают, что явление это в условиях современной жизни неизбежно и в ближайшие годы неистребимо.

Однажды для майора Ялового феномен обернулся таким конфузом. Руководитель заботливый и не лишенный эстетических запросов, он хотел видеть свои кадры обмундированными элегантно. И три года назад, когда пришло время переодевать эти кадры в новое (старое отслужило срок), он пригласил в отделение лучшего местного портного Ивана Ивановича Западинского и попросил: «Сними, Иван Иванович, мерки со всего личного состава и подсчитай, сколько материи для пошива формы мне нужно заказать в областном материально-хозяйственном управлении». Западинский обмерил милиционеров, подсчитал; заявка ушла в область, а оттуда ответ: вы, майор Яловой, просите материи в полтора раза больше, чем положено; выделяем, как всем, – по научно обоснованной норме.

Получив «по норме», майор снова обратился за помощью к портному, который, подумав, так решил проблему: все милицейские рубашки, сказал, в том числе и зимние, будем шить только с короткими рукавами, штанины у брюк будем заканчивать чуть ниже колен, там, где на штанину уже натягивается голенище сапога. «При этом, – уточнил Иван Иванович Западинский, – придется в два раза увеличить длину портянок, но, думаю, управление на портянки не поскупится».