Николетт. Охотники на оборотней (СИ) - Анна Этери

морщась от боли, и в два счета освободила ногу от повязки.

Перед глазами присутствующих предстала неприятная рана, словно от чьих-то зубов или… капкана.

«Нападавшего подстрелили», — вспомнились слова миссис Ридли.

Офицер Бризби застегнул кобуру.

— Прошу прощения. Ошибочка вышла.

— Понимаю, — сквозь зубы проговорила Эмма, сжимая в руках чуть окровавленные бинты.

— До свидания.

— Я к вам вечером зайду, — пообещал, уходя, мистер Крафчик. — Принесу чего-нибудь больному для восстановления сил.

Дверь закрылась, и Эмма опустилась на стул, будто утратив почву под ногами.

— Надо бы мистеру Елоу выговор вкатить за несанкционированно расставленные ловушки, — послышался удаляющийся голос мэра.

Глава 9

Праздничный ужин

К вечеру вернулись отсутствующие Стайлеры с полными сумками провизии — у нас с бабушкой давно такого изобилия не водилось, и Эмма приготовила праздничный ужин. Зажарила цыплят в горчичном маринаде, сделала несколько гарниров, салатов и испекла большой яблочный пирог на десерт.

Я помогала ей: мыла посуду, резала овощи. А за вымешанное для пирога тесто она меня даже похвалила — спасибо миссис Грин за обучение.

К столу спустили и бабушку на ее кресле-качалке — мистер Стайлер и Джек, взявшись за обе стороны, снесли его по лестнице вниз.

— Ну что вы со мной возитесь… со старой и больной? — ворчала бабуля, но я видела, что она счастлива.

— Старой и больной⁈ Вот еще новости! Прогулки на свежем воздухе и специальная диета — и вы быстро пойдете на поправку. Уж я за вас возьмусь! — притворно рассердилась Эмма, уперев руки в боки.

— Вы с мамой не спорьте, она десять лет медсестрой в больнице проработала, таких пациентов выхаживала — другой бы и не взялся, — придвинул Джек кресло бабушки поближе к столу.

Хотелось бы верить, что она поправится, но после апоплексического удара, случившегося два месяца назад, ей становилось только хуже.

— Вам я приготовила отдельно, — поставила перед ней тарелку Эмма с вареной курицей.

Только мы сели за стол, как погас свет.

— Опять пробки выбило. Или вышка вышла из строя, — посетовала бабушка.

И вдруг загорелся огонек, осветив лицо Сэма. Он зажег одну свечку на столе и вторую, и вот уже целый рой огоньков повис в воздухе.

— У нас есть такая традиция, когда мы хотим отметить что-то важное — ужинаем при свечах, — пояснила Эмма.

— И что такого важного случилось? — удивилась бабуля.

— Новоселье. Мы переехали в ваш дом. Вы приняли нас. За что мы вам очень признательны.

— В таком случае за это надо выпить.

— Бабушка, тебе же нельзя, — всполошилась я.

— Да я говорю о клюквенном морсе, — рассмеялась она, подняв бокал, и Эмма налила в него из графина ягодного напитка.

За ужином я украдкой разглядывала постояльцев, поглощенных едой и разговорами.

Мистер Стайлер был несловоохотлив и говорил всегда по делу. В его присутствии я робела и старалась поскорее куда-нибудь сбежать.

Он был старше Эммы года на четыре, а она говорила, что родила Джека в двадцать. А Сэм сказал… Сэм сказал, — когда я разглядывала, чего это там во дворе поделывает его брат, — что Джек меня старше лет на пять «и на всяких малявок внимания не обращает». «Во дурак!» — подумалось мне тогда.

Но теперь нетрудно подсчитать, сколько лет самому Дэниелю Стайлеру.

Он был полноват, с одутловатым неулыбчивым лицом и пробивающейся сединой, отчего его поредевшие волосы казались пепельными. Одевался просто, без затей, и больше всего походил на фермера, хотя Эмма говорила, что раньше он преподавал в университете.

Эмма же была легкой, но не воздушной — феей, которой подрезали крылья: она помнила, что когда-то умела летать, но забыла, как это делать. Старалась казаться веселой, словно ей любое дело по плечу и надо только немножко терпения — и всё пойдет как по маслу. Но иногда в ее взгляде я ловила страх.

Чего она боится? Может, разоблачения?

Дошла очередь до Джека, и сердце дрогнуло. Широкоплечий и высокий. Со смоляными волосами. С его лица никогда не сходила улыбка — красивая и яркая — казалось, такой улыбкой он может зажечь звезды.

Поймав мой взгляд, он подмигнул, и я, смутившись, отвернулась.

— Да подай же ты мне этот пирог, бога ради… ну… Я же дотянуться не могу.

Сэм. На его голове всегда был такой бардак, словно каждый день он забывал причесаться. И редко надевал рубашку, в основном красуясь в одной майке. С его лица тоже не сходила улыбка, он то над чем-то посмеивался, то о чем-то мечтал… и своими шуточками иной раз жутко меня бесил.

— Ну, мама, я же не нарочно ногу повредил… вот поправлюсь и буду тебе помогать.

Маменькин сыночек, каких еще поискать!

Весь его вид говорил, что он забыл, зачем родился и мучительно пытается вспомнить. К столу он не потрудился даже одеться. Приковылял с дивана, страдальчески морщась, что не мешало ему уплетать как с голодного мыса. На шнурке, поверх майки, болтался волчий клык. Хотя, держу пари, волка он в жизни не видел, а если бы и увидел, убежал бы без оглядки. Знаю я таких храбрецов.

— Малышка, давай за твое здоровье? — заметив, что я его рассматриваю, поднял Сэм бокал с морсом. Я отвернулась. — Ну, тогда за мое.

После сытного ужина дошла очередь и до пирога.

— Очень вкусный… очень! — нахваливала бабушка. — Такой Сьюзи, мать Николетт, готовила по праздникам. Только добавляла еще корицы.

— В следующий раз будет и с корицей, — пообещала Эмма.

— Как я рада, что вы у нас поселились. Всё-таки Николетт останется не одна, если что…

— Не выдумывайте, вы еще долго проживете.

Знала бы бабушка, что с ними мы и подавно не в безопасности.

Сэм запросил второй кусок пирога, затем и третий, а потом…

— Деточка, ты же лопнешь, — убрала Эмма половину яблочного десерта куда подальше от протянутых рук Сэма.

— Растолстеешь, братец, на больничном-то, — усмехнулся Джек, поднимаясь из-за стола.

Под конец пира бабушка уснула в кресле и ее поднимали наверх уже спящую.

Я помогла Эмме вымыть посуду. Она с удовольствием рассказывала, как часто они раньше устраивали праздничные вечера, и как весело было в их доме. Но потом вдруг замолчала, словно заглянула в бездну.

Интересно, что такого произошло в их жизни, что всё изменилось? Почему они уехали из родного города? Из своего дома? Что заставило их бродяжничать?

Я ничего этого не спросила. Бабушка всегда говорила: «Не лезь в душу к другим, если захотят — сами всё расскажут». Вот я и не лезла.

В конце концов, некоторые тайны бывают и опасны. Особенно для того, кто