Заложник зла - Рэйвен Дарк

чернила мужчины и качаю головой, позволяя порезам на груди превратить мой гнев к Спайдеру в жгучую ненависть. Позволяя этому подпитывать мою решимость выбраться отсюда.

— Что они сделают со мной, когда доберутся сюда? — спрашиваю я, не пытаясь скрыть дрожь в голосе.

И снова мой похититель игнорирует меня. Он делает затяжку, а затем тушит ее о металлическую поверхность островка. Затем он достает свой телефон из бокового кармана джинсов. Тонкий кожаный бумажник выскальзывает и с мягким шлепком падает на пол. Он поворачивается спиной к островку, пиная при этом бумажник, и тот соскальзывает под островок.

Похоже, он не понимает, что уронил его.

Пока он усаживает себя на островок и снова начинает играть в эту игру, я пристально смотрю на темные очертания бумажника, напряженно размышляя.

В нем могут быть деньги. Если я смогу заставить его освободить меня и каким-то образом заполучить его до того, как убегу, я смогу использовать деньги, чтобы заплатить за такси отсюда. Возможно, где-то поблизости есть место, где все еще есть таксофон. Если у него будет достаточно наличных, и я смогу добраться до автобуса, я смогу уехать из города, подальше от него, от Спайдера, от МК.

Еще раз я откидываю голову назад, закрываю глаза, пытаясь контролировать свое дыхание, надежда и страх в равной степени ускоряют мое сердце.

Ирония не ускользнула от меня. Меня всю жизнь воспитывали в вере в опасности греха, и еще несколько недель назад мысль о том, чтобы украсть что-нибудь у кого-нибудь, заставила бы меня почувствовать неописуемый стыд.

Я украла деньги у Дьявольских Бандитов, чтобы сбежать от Дьякона Джейкоба, который утащил бы меня обратно в Колонию. Я пошла против всего, за что боролась. И вот теперь я здесь, планирую снова украсть.

Глубоко укоренившийся страх поселяется в моей груди. Страх перед темной комнатой, перед вспышкой боли в спине. Беспричинный страх перед чем-то, что никогда больше не повторится, и все же он прожигает меня насквозь, как огонь.

Меня поражает, насколько глубоко Колония укоренила свою идеологическую обработку, если я все еще боюсь таких вещей. Осознание этого вызывает у меня отвращение, вызывает ярость по отношению к церковным лидерам, к Сету, за то, что они сделали. Тихая, болезненная обида на моих родителей за то, что они позволили этому случиться, проникает внутрь. Я откидываю последнее напоминание себе об их ситуации, как я всегда делаю, когда возникают эти чувства. Они жертвы. Они в ловушке, им промыли мозги, как и мне. У них не было выбора.

Я сосредотачиваюсь на бумажнике на полу, отталкивая нелепое чувство вины, которое всплывает.

«Ты делаешь то, что должна. Если ты не позаботишься о себе, никто другой не позаботится».

Голос Сары эхом отдается в моей голове, не в первый раз давая мне силы сделать все, что я должна, чтобы спасти себя. Это напоминает мне о том, что важно, о чем-то даже более важном, чем спасение моей собственной жизни.

Если я не уберусь отсюда до того, как эти Ублюдки появятся, меня убьют, сообщение, отправленное Спайдеру за его действия против них. И если это случится, я никогда не найду Сару.

Телефон парня издает этот шлепающий звук, а затем еще один.

Я облизываю губы. Нужно заставить его заговорить.

— Мне очень, очень нужно в ванную. Я не ходила туда по меньшей мере два часа. Я обещаю, что не буду убегать.

— Хорошая попытка, — игра издает звук, а затем еще один шлепок.

— Нет, правда.

Шлепок.

Я подавляю вздох и пытаюсь зайти с другой стороны. — Я знаю, в чем дело. Я поняла. Спайдер убил брата вашего президента. Они должны отплатить ему тем же. Ты делаешь то, что должен.

Он наклоняется. Из-за маски я не вижу его лица, но в его глазах появляются морщинки от улыбки. — Ты знаешь не так много, как думаешь, девочка.

Все идет не очень хорошо.

Прежде чем я успеваю придумать, что еще сказать, до моих ушей доносится отдаленный звук мотоциклетных двигателей. Я напрягаюсь. Мой похититель поднимает голову, заглядывая в другую комнату. Слушаю.

Двигатели становятся громче, приближаясь. Надежда оживает, но как только это происходит, ее съедает страх. Это может быть Спайдер, но с моей удачей, скорее всего, Ублюдки Сатаны придут, чтобы разобраться со мной.

Проходит секунда или две. Двигатели нарастают до рева, а затем быстро стихают до нуля.

Черт! Что, если это был Спайдер, и он проехал прямо мимо этого места, не заметив, что я здесь?

Я подавляю шум отчаянья и изо всех сил пытаюсь что-то сказать, чтобы расположить этого парня.

Проходят минуты. Может быть, если я смогу заставить его думать, что он оказал мне услугу…

Я наполняю свой голос таким уважением и удивлением, как только могу. — Я не могу представить, как тебе удалось это сделать. Ты, должно быть, делаешь это в течение долгого времени. Я не могу поверить, что ты ушел так, что нас никто не видел.

Он снова наклоняется, наблюдая за мной. В его глазах пляшет веселье.

— Серьезно, я твоя должница. Я уже давно пытаюсь сбежать от этих грязных Бандитов.

Вероятно, на него это не подействует, но я в растерянности, хватаюсь за соломинку.

— Ты слишком много болтаешь, — он спрыгивает с островка и, выхватив пистолет, направляется ко мне.

Я прижимаюсь к двери. — Подожди. Нет, не надо, я…

В конце коридора скрипит дверь, через которую мы прошли, когда пришли сюда. Человек в маске останавливается в нескольких шагах от меня и, запрокинув голову, направляется к выходу в холл.

— Самое время, — грубо говорит он, — эта сука… о, черт, — он отступает в комнату. — Если ты хочешь эту сучку, тебе придется…

Раздаются два выстрела. Парень дергается назад. Брызжет кровь, и он падает с глухим стуком.

Из меня вырывается крик.

Я пристально смотрю на троих мужчин, которые входят в комнату. Нападающий, человек, имени которого я не знаю, и впереди…

Спайдер.

Направив пистолет на неподвижный труп, Спайдер входит в комнату, весь в татуировках, коже и больше, чем в жизни. Моя грудь вздымается, облегчение заставляет меня дрожать, как лист в шторм.

Спайдер едва смотрит на меня, и ледяное, скрытое выражение его лица пронзает мое сердце. На секунду в его глазах появляется что-то еще, шок, когда он смотрит на меня, прикованную наручниками к двери, прежде чем он подходит к мертвому похитителю.

— Никто не смеет называть ее так, кроме