Новая прошивка императора (СИ) - Бутримовский Николай

Пускай там создаёт сельскую школу и возится с крестьянскими детьми — пару десятков, ну, может быть, сотню выучит, но не более того…

Однако, будучи распалённым спором со «своей семьёй», я подумал, что рано ещё списывать Константина Петровича, пожалуй, сначала нужно попытаться его применить в мирных целях… Использую-ка я Победоносцева в том качестве, в котором сей правовед действует на государственной службе, он же у нас руководитель Священного синода, или как там называется эта должность.

— Придётся ещё немного поскучать, — картинно вздохнул я, обращаясь к Аликс, и вновь подмигнул Михайловичам.

В некотором роде я даже обрадовался появлению этого мутного товарища. И изрядно удивился, поскольку ожидал этакого посконного типа с бородищей до пупа, а Константин Петрович смог меня поразить своим стильным видом. В гостиную энергично вбежал безбородый человек — из всей растительности на лице он лишь имел небольшие седые бакенбарды.

«Ну что же, по крайней мере, внешне бесить не будет…»

Победоносцев заохал, и чуть ли не запричитал о случившемся и о моём состоянии. Ну а я, не будь дураком, попросил его о помощи — выказал желание посетить в ближайшую неделю несколько подмосковных религиозных центров. И, конечно, пригласил Константина Петровича с собой!

И эта благолепная сцена духовного единения учителя и ученика окончательно успокоила августейшее семейство.

Думаю, что они воспримут нынешнюю ситуацию как временный, мимолётный каприз. И надеюсь, что просто поедут в Питер, чтобы продолжить там обычное время препровождения, не переживая особо за мою здешнюю кампанию…

Пусть едут на свои балы и хрустят французскими булками в Питере… Пока я выстраиваю в Москве новую вертикаль власти.

Победоносцев ожидаемо проявил ко мне участие и согласился, наш разговор с острых тем перешёл к обсуждению маршрутов. В чём также приняли активное участие и прочие имевшиеся в гостиной члены августейшей фамилии… Минут тридцать пришлось потратить на выяснение, какие монастыри и церкви будем посещать, с кем из известных духовных лиц необходимо встретиться и так далее…

Августейшие персоны стали потихоньку отбывать по своим делам. А разговор кончился к моему удовольствию — Мама́согласилась с необходимостью возвращения в Питер.

Наконец-то этот тяжёлый день подходил к концу… Я планировал завершить его разговором с Михайловичами и небольшой прогулкой по прилегающему к дворцу парку, однако в гостиную начали ломиться церемониймейстеры.

Возиться ещё и с ними совершенно не хотелось, поэтому поручил их заботы секретарю. В конце концов — царь я или не царь?

— Александр Сергеевич, прошу вас обсудить деловые вопросы без меня. Все решения уже приняты, — сказал я Танееву. — Вы же полностью в курсе всех дел.

— Слушаюсь, ваше величество.

С Михайловичами я беседовал уже наедине, отправив Аликс собраться к прогулке, а Танеева заниматься оставшимися гостями.

— Ты нас удивил, Никки, — заметил старший Бимбо. — И, как мне кажется, планируешь ещё что-то, что приведёт в изумление многих.

— Не похоже на тебя, — добавил Сандро. — Однако я рад.

— Знаете, я и сам удивляюсь, — мне пришлось только развести руками. — Случившееся меня уязвило, заставило задуматься. На коронацию потрачены огромные деньги! И такой конфуз из-за лености и нерадения. Да и последствия…

— Никки, когда я тебе говорил… О французских королях, о крови тысяч твоих подданных. Ты услышал? — спросил Николай Михайлович[2].

— Услышал. Да и сам, признаться, думал… У меня нет желания остаться в истории с прозвищем «Кровавый». Случившегося не вернуть, но мы можем хотя бы ограничить торжества. Поеду на богомолье в ближайшие неделю-две.

— Думаешь, что это оценят? — фыркнул Александр Михайлович.

— Что бы сейчас мы ни сделали, измерять сие будут через десять или пятнадцать лет, когда в империи начнётся кризис, — спокойно ответил я.

— Что? — переспросил Александр Михайлович.

— Мне пришлось на многое взглянуть под иным углом, и теперь я вижу, что нас ждут в будущем испытаний.

— Никки, это ты от молитв стал таким мнительным? — поднял бровь Александр Михайлович.

— Всё может быть, Сандро… Но точно понимаю, теперь задумываться больше стал. Если просто взять весы, да положить на одну их чашу весь промышленный потенциал огромной России и промышленность Германии, скажем? Что перевесит? А ведь это основной соперник на континенте, да не один, а с союзниками…

— Так на нашей стороне Франция? — отметил Николай Михайлович.

— Твоя любимая, — тихо хохотнул Сандро.

— Я не верю в то, что французы положат за нас свою жизнь. Наоборот — да. Подобное в нашем национальном характере, но не в их, — парировал я. — России необходимо меняться, становиться сильнее. В конце концов, именно этим вопросом был озабочен мой отец, нужно только отмести всякую налипшую шелуху…

— Их твоих уст это звучит как минимум непривычно, — сказал Александр Михайлович. — Да, ты всегда следовал заветам отца… Но трактовал их несколько… — Сандро покрутил в воздухе пальцем, как бы подыскивая точное слово, и помог ему:

— В охранительском смысле?

— Верно, точнее не скажешь! Однако, помимо прочего, батюшка твой полагал, что нам следует действовать против пруссаков в наступательной манере. Да взять ту же Либаву… А ты полагаешь, что мы можем не сдюжить. Что же случилось?

— Говорю же, задумался… А что там с Либавой?

— Как будто ты не знаешь? Или не хочешь знать? — фыркнул Сандро.

— Может и не хотел, но это было неделю назад, — пожал плечами я.

— Есть более разумные применения затратам на эту крепость.

— Гхм…

Мне ничего не было известно про оную Либаву, и поэтому пришлось взять паузу. Вместе с тем, даже из названия было очевидно, что это где-то Прибалтике, если вообще не в Польше, а значит, вскорости Россия имеет все шансы потерять все тамошние вложения[3]. Из этих прикидок следовал логичный вывод — стоит прислушаться к словам Сандро, тем более что он…

«Стоп!.. Вспомнил!..» — Александр Михайлович был моряком и даже подавал Никки записку с проектом усиления военного флота на Дальнем Востоке[4]. — «Интересно, что с ней стало? Хотя чего здесь гадать? Судя по его ехидному настрою в отношении Либавы: вместо востока деньги пошли на запад…»

— Возможно, нам стоит ещё раз изучить твои предложения? — наконец сказал я. — Подумаю, через неделю вернёмся к вопросу… Да и вообще — я собираюсь и далее вносить изменения в порядок управления государством, и мне желательна поддержка от вас обоих. Прошу подумать об этом.

Когда я вышел из гостиной, намереваясь прогуляться, на пути попался Столыпин. Сначала непонимающе посмотрел на него, пытаясь сообразить, почему он до сих пор не уехал…

«Ах ты ж, точно, эти августейшие упыри всю кровь выпили… Совсем забыл!..»

— Пётр Аркадьевич, у меня для вас личная просьба. Просьба, как к другу и как придворному.

— Ваше величество?

— В неофициальной обстановке разрешаю вам обращаться ко мне «государь».

— Слушаюсь, государь!

— Я прошу вас лично заняться пострадавшими. Разобраться и вникнуть в их нужды и чаяния, решить мелкие бытовые затруднения. Также прошу вас заняться сиротами и родственниками погибших.

— Завтра же займусь, государь!

Зачем я это поручил Столыпину? Ну, во-первых, я намеревался сбежать из Москвы, пока отсюда не свалит основная часть гостей, а, во-вторых, пусть будущий глава правительства пройдёт практику человеколюбия… Глядишь, меньше вешать будет, а больше участия проявлять…

Прогулка с Александрой Фёдоровной также не принесла успокоения — да она и не могла этого сделать, поскольку я ещё только вживался в роль царя. Будучи испытывающим нешуточное напряжение (которое было не одним лишь психическим, но и телесным, доставшимся от настоящего Никки), мне оставалось только загадочно молчать и отделываться общими фразами. Однако к ночи мне повезло — получилось сослаться на усталость и лечь одному…

Спалось плохо — сквозь сон ощущал, как внутри меня тяжело ворочается нечто чужеродное, бесконечно несчастное.