Наль и Дамаянти - Василий Жуковский

Вести она приносила ко мне. Предо мной извиваясь

В страхе, с молитвой она ко мне подымала головку.

Я ей сказал: «Проворней вылезь из кожи». Не нужно

Было того повторять; в минуту в новой одежде

Змейка явилась моя, на земле предо мною оставив

Старую. Тотчас, двух сильных удавов призвав, я велел им

Кожу пустую с приличным обрядом повесить на тыне

Сада. Когда через три дня он снимет ее, то, конечно,

Станет думать, что солнце ее иссушило, – так мыслил

Я, уповая, что мой мне удастся обман. И доволен

Был Нерада моим послушаньем, увидя на тыне

Кожу висящую; ветер ее колыхал. «Как живая, —

Молвил Нерада, – она гибка и вертлява; но краски

Кожи потускли: бледная смерть ее обхватила».

Тем бы и кончилось все, когда б, на беду, не пропела

Птичка. Она недовольна была законною казнью:

Собственным мщеньем себя ей хотелось потешить; к висящей

Коже она подлетела, чтоб оба глаза у мертвой

Выклевать, – что же? Их нет; сквозь пустые скважины также

Видит она, что и внутренность кожи пуста. И к Нераде

Тотчас она полетела. «Тебя обманули; змеиный

Царь не змейку, а змейкину кожу повесил», – пропела

Птичка. Страшно Нерада разгневался; вдруг он явился

Здесь, где тогда я на этом камне лежал и на солнце

Грелся один – при мне ни ужа, ни змеи, ни дракона,

Стражей моих, тогда не случилось; я спал. На громовый

Голос Нерады проснувшись, хотел я вскочить, но, могучим

Взором его обессилен, не мог шевельнуться. «Предатель, —

Старец сказал мне, – меня обмануть тебе удалося:

Призрак за сущность я принял; змеиную кожу пустую

Вместо змеи я предал огню, и виновную спас ты.

Сам за нее наказанье прими. Не сойдешь ты отныне

С этого камня; но будешь здесь не на солнечном свете

Греться – я пламя иное зажгу вкруг тебя; не сгорая,

Будешь гореть в нем, шипя и свистя от тоски и меняя

Кожу за кожей в напрасной надежде, что жар утолится.

Кончатся ж муки твои лишь тогда, как к тебе издалека

Некто придет, самому себе ненавистный и образ

Свой утратить желающий. Если его из средины

Пламени ты позовешь и он бесстрашной стопою

В пламень войдет, чтоб избавить себя от мучений, сильнее

Муки твоей его раздирающих; если достанет

Твердости в нем, чтоб среди нестерпимого жара спокойно

Выслушать повесть твою, – тогда ты спасен, прекратится

В ту же минуту твое наказанье, и сам, по исходе

Года со днем, он все возвратит, о чем сокрушается сердцем.

Но чтоб в страданье своем ты мог к себе издалека

Звать своего искупителя, имя его я открою:

Он называется Налем». С сими словами Нерада

Скрылся, и муки мои начались. Окружала мой камень

Голая степь; вдруг услышал я шорох и треск; озираюсь —

Всюду из трещин земли, как острые иглы, выходит

Пламя, все гуще и гуще растет, все выше и выше

Вьется, все ярче и ярче пылает; прикованный к камню,

Чувствую я, как все подо мною, как все надо мною,

Камень, на коем лежал я, и воздух, коим дышал я,

Мало-помалу в пронзительный жар обращалось; сначала

Было то пламя как тонкая, гибкая травка; слилося

Скоро оно в кустарник густой; напоследок воздвиглось

Лесом широким, в котором каждое дерево было

Все из огня; языками горящими листья шумели;

Ветви со всех сторон вилися, как молнии; в вихорь

Огненный слившись, качались вершины; и дым громовою

Тучей над ними клубился. Теперь на себе испытал ты,

Наль бесстрашный, муку мою. Напрасно я жался,

Пламень вытягивал тело мое до тех пор, покуда

Кожа на нем не лопалась; снова потом на минуту

Я сжимался, чтоб снова вытерпеть то же мученье.

Целых семь лет протекло с той поры, как лежу я на этом

Камне в огне, а времени медленный ход замечал я,

Каждый час повторяя однажды: придешь ли, придешь ли

С мукой твоею к муке моей, о Наль благодатный?

Вот наконец и пришел ты. Но знай, что здесь о тебе я

Частые слухи имел; мне подвластные змеи, которым

Все на земле дороги известны, ко мне ежедневно

Змеек-гонцов присылали, и каждая, верно исполнив

Долг свой и весть передав мне, в огне предо мной умирала;

Видишь, как много здесь собрано кож их истлевших. От них-то

Мог я проведать о том, как ты полюбил Дамаянти;

Как цари и царевичи созваны были в Видарбу;

Как мой гонитель Нерада, пресытясь земными плодами,

Сад небесный богов посетил; как там он посеял

Сладостных слов семена, от которых мгновенно желанье

Выросло в сердце богов на землю сойти; как богами

Был ты послан в Видарбу. Я знаю, о Наль благородный,

Также и то, что тебе самому досель неизвестно:

Как закрался Кали в твое непорочное сердце.

Сведав, что царство свое ты утратил, что вместе с супругой

Бродишь нагой по горам и степям, что ее, наконец, ты

Сам покинул, я был утешен надеждой, что скоро

Сбудется то, что теперь и сбылося. Благословляю,

Наль, и тебя и приход твой; уже мучительный пламень,

Жегший доныне меня, уступает сходящей от неба

Сладостной свежести. Наль, не страшись, приступи и, на палец

Взявши меня, из пламени выдь». Керкота умолкнул,

Свился проворно легким кольцом и повиснул на пальце

Наля; и с ним побежал из пламени царь, и при каждом

Шаге его оно слабело и гасло и скоро

Все исчезло, как будто его никогда не бывало.

Свежий почувствовав воздух, трепетом сладким спасенья

Весь проникнутый, быстро отвившись от Налева пальца

Змей бесконечной чешуйчатой лентою вдруг растянулся;

С радостным свистом пополз к тому он ручью, где, увидев

Образ свой, Наль самого себя испугался, глубоко

Всунул голову в воду и с жадностью долгую жажду

После толь долгого жара стал утолять – истощились

Воды ручья, а змей по-прежнему сделался полон.

Силы свои возвратив, он, блестя чешуею на солнце,

Налю сказал: «Подойди; перед нашей разлукой ты должен

Зубы мои перечесть; в таком долголетнем от муки

Скрежете много зубов я мог потерять иль испортить».

Наль подошел; перед ним оскалились зубы; считать он

Начал: первой, другой, четвертый. «Ошибся, ошибся, —

С гневом царь змей зашипел, – ты не назвал третьего зуба».

С этим словом кольнул он третьим, неназванным зубом

Наля в палец – и тут же почувствовал Наль, что с собою

Он как будто расстался; сперва свой собственный образ

В зеркально-светлом щите, на царевой шее висевшем,

Он увидел; потом тот образ мало-помалу

Начал бледнеть и скоро пропал; и мало-помалу

Место его заступил другой, некрасивый; и Налю

Стало ясно, что это был образ его же, и боле

Не был он страшен себе самому в таком превращенье.

«Видишь, – Керкота сказал, – что желанье твое совершилось;

Ты превращен, ты расстался с собой, и отныне никем ты,

Даже своею женою не можешь быть узнан. Простимся;

В путь свой с богами иди и не мысли, чтоб мог быть опасен

Яд мой тебе; не в твое он чистое сердце проникнул,

Нет! а в того, кто сердцем твоим обладает: отныне

Будет он жить там и мучиться. Ты ж, превращенный, с надеждой

Путь продолжай; ищи в чужих странах пропитанья;

Но не забудь о стихийных дарах, от богов полученных

В брачный день; они для тебя не потеряны; помни,

Наль, об этом; и также твое искусство конями

Править тебе сохранилось. В царство Айодское прямо

Путь свой теперь обрати; там увидишь царя Ритуперна;

Нет на земле никого, кто с ним бы сравнился в искусстве

Счета и так бы в кости играл. «Я Вагука, правитель

Коней», – скажи ты ему про себя; и если он спросит,

Много ли можешь в день проскакать? «Сто миль», – отвечай ты.

Он твоему научиться искусству захочет; за это

Сам научит тебя искусству считать; без него ты

В кости все царство свое проиграл. И как скоро искусство

Это получишь, страданья твои прекратятся, следа не оставив;

В ту же минуту, когда, и жену и детей отыскавши,

Прежний свой вид возвратить ты захочешь, лишь только об этом

Часе вспомни и в этот щиток поглядись; кто владеет

Этим щитком, того на земле все змеи боятся».

Так говоря, Керкота одну из зеркально-светлых,

Шею его украшавших чешуек снял и, подавши

Налю, примолвил: «Носи ее на груди; в роковое

Время эта чешуйка тебе пригодится». Потом он

Скрылся; а Наль остался в лесу один, превращенный.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Наль, разлучившися с змеем, пошел в Айодское царство

Службы искать у царя Ритуперна, который давно уж

Принял к себе и Варшнею, прежде служившего Налю.

Мудрый царь Ритуперн, великий конский охотник,

Лучших искусников править конями сбирал отовсюду.

Наль, через десять дней пришедши в Айоду, к царю Ритуперну

Тотчас явился. «Я конюх Вагука, – сказал он, в искусстве

Править конями мне равного нет; сто миль проскакать их

В день я заставить могу. И во многом другом я искусен:

Пищу никто так вкусно, как я, не умеет готовить.