Наль и Дамаянти - Василий Жуковский

Верной, любящей жены. Я с тобой не расстанусь; могло ли

В ум твой войти подозренье такое? Скорее с своею

Жизнью расстануся я, чем с тобою, сокровище жизни».

«Друг, для чего же ты мне говоришь о дороге в Видарбу?

О, мне страшно! о свет мой прекрасный, останься со мною!

Будешь себя самого ненавидеть, меня потерявши.

Нет, мой друг, не указывай мне на эти дороги;

Вся душа во мне замирает от горя и страха.

Если же. хочешь, чтоб к сродникам я возвратилась в Видарбу,

Вместе пойдем; видарбинский царь, родитель мой, Бима,

Радостно примет тебя и твоим утешителем будет;

В почести будешь со мною ты жить под отеческой кровлей».

Наль отвечал: «Дамаянти, сомнения нет, что отец твой

Радостно примет меня и пристанище даст мне в Видарбе;

Но, бесприютный и нищий, туда не пойду я. Могучим,

Славным, богатым, подателем счастья тебе я оттуда

Вышел; могу ли туда возвратиться бессильным, бесславным,

Нищим, счастия жизни твоей разрушителем? Лучше

Вместе с тобою, о светлый мой ангел, пойду в одинокий

Путь по горам, по долинам, питаяся воздухом, жажду

Свежей росой утоляя, чтоб только лишь солнце и месяц

Ныне нас страждущих видели, прежде нас видев блаженных».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Так утешал сокрушенную спутницу Наль; Дамаянти,

Нежно к нему прижимаясь, одела его половиной

Скудной одежды своей; и так под одним покрывалом,

Голод и жажду терпя, дорогою трудной достигли

Оба к низенькой хижине, лесом густым окруженной;

Там, утомленные, пылью покрытые, царь и царица

Друг подле друга легли на голой земле без подушки.

Наль заснул, и скоро глубоким сном Дамаянти

Также заснула. Но сон царя злополучного длился

Мало; тяжесть лежала на сердце его; пробудившись,

Стал он думать о царстве своем, о потерянном счастье;

Странствие в диких лесах и степях его ужасало;

Ум его помутился. «Что за судьба! – про себя он

Так говорил, – не лучше ль мне смерть, чем изгнанье и бедность?

Эта ж несчастная, мне себя посвятившая… должно ль

Ей без вины разделять мое заслуженное горе?

Розно со мною она к родным возвратится; со мною ж

Вместе уделом ей будет страданье одно; так не лучше ль

Нам расстаться?» Так он все думал, думал, и скоро

В нем утвердилася мысль, что ему Дамаянти покинуть

Должно. «Где бы она ни была, – он сказал, – никакая

Вражья рука ей, небесно прекрасной, божественно чистой,

Зла приключить не дерзнет; опасность может грозить ей

Только там, где буду с ней я, на беду обреченный».

Так он, врагом обуянный, знакомился с мыслью разлуки.

«Как же мне быть? – наконец он сказал. – Я наг; уж не взять ли

Мне половину платья ее? Но могу ли то сделать

Так, чтоб она не проснулась?» И он бродил в нерешимых

Мыслях около хижины; вдруг на земле он увидел

Ржавый кинжал без ножон; поспешно, с радостью дикой

Этот кинжал он схватил, и им половину отрезал

Платья у спящей жены, и той половиной покрылся.

После, как будто в испуге, зажавши глаза, побежал он

Прочь, но скоро назад возвратился и горько заплакал,

Глядя на спящую. «Та, на которую ветер холодный

Дунуть не смел, которую знойное солнце не смело

Жарким лучом потревожить, краса молодая, услада

Жизни моей, подобно безумной, в обрезанном платье

Здесь на жестком камне лежит. О, ангел небесный,

Свет души, Дамаянти, что будет с тобою, когда ты

Боле меня не найдешь? О, дочь прекрасная Бимы,

Как же ты будешь бродить, не имея защитника в диком

Лесе, где львы и тигры живут, где змеи гнездятся?

О, вы, боги земные, боги воздушные, духи

Гор и пещер, охраняйте ее прекрасную младость!

Самый же верный ей щит – ее непорочность святая!»

Так сказав, опять удаляется Наль от беспечно

Спящей спутницы, снова приходит, снова уходит,

Плача, терзаясь, то сильным врагом, то любовью влекомый.

Но, наконец, Кали одолел: трепещущий, бледный,

Тяжко стеная, чуть движа ногами, пошел он и скоро

Скрылся, и в диком лесу одна Дамаянти осталась.

2

Только что Наль удалился, очи свои Дамаянти

С ясной улыбкой открыла; ищет его, озираясь

Робко по всем сторонам… когда же нигде не нашелся

Друг желанный, то страх предвещательный душу пронзил ей;

Вдруг она закричала отчаянно – жалобным криком:

«Наль!» – но ответа ей не было. «Царь мой, – она возопила, —

Мой повелитель, защитник, мой спутник, ужели

Мог ты покинуть меня в такой бесприютной пустыне?

Я умру от страха в этом лесу; возвратися,

Наль, мой друг, мой желанный! Ужели меня обманул ты?

Мог ли ты слово нарушить свое и меня, беззаботно

Спящую, кинуть? О, где ты? куда ты, в какую

Сторону, милый, пошел? Подожди, возвратися; как мог ты

Бросить жену, полжизни твоей? Иль над нею, невинной,

Хочешь отметить чужую вину? Но вспомни же, что ты

Ей обещал в присутствии вечных богов? О! теперь я постигла

В горе моем, что нам умереть в не указанный свыше

Час нельзя – иначе могла ли б прожить я единый

Миг, потерявши тебя? О нет, ты только пугаешь

Шуткой меня; перестань же, мой друг; от шуток подобных

Стынет кровь и мертвеет душа; я робка; воротися;

О! я знаю, ты близко, ты скоро покажешься; дай же

Светлые очи твои мне увидеть! О, где ты? В какую

Чащу лесную ты скрылся, чтоб душу мою растревожить?

Ах! но если ты вправду со мною расстался и если

Боле ко мне не придешь и мне не подашь в утешенье

Руку, то я не себя оплакивать буду; я буду,

Милый, скорбеть о тебе; ты один; что будет с тобою,

Всеми на свете оставленным, грустным, усталым, голодным,

Жаждущим? О, мой милый, что будет, что будет с тобою

В те минуты, когда ты, меня уж не видя очами,

Будешь видеть душою и будешь звать, и нельзя уж

Будет дозваться меня, и уж боле меня ты не встретишь?…»

Так говорила в печали своей Дамаянти, то плача

Горько, то падая с тяжким рыданьем на землю, то с громким

Криком с земли подымаясь и лес наполняя стенаньем.

Вот после долгого плача, рыданья, крика и стона,

С чувством живого к нему сожаленья, она возопила:

«Кто бы ни был тот враг, чья зависть и злоба такое

Зло приключили царю моему, пускай испытает

Он, ненавистный, сугубое зло; пускай искуситель,

Чистую душу царя моего увлекший в такое

Дело, все муки мои в свою нечистую душу

Примет». Так проклявши врага, по дикому лесу,

Полному злых людей и чудовищ, пошла Дамаянти

Медленным шагом куда глядели глаза и твердила

Грустною горлицей: «Милый, возлюбленный, где ты?», и слезы

Градом катились из глаз, и грудь разрывалась от вздохов.

Вдруг на нее с высокого дерева кинулась с страшным

Свистом змея, голодная, длинная, жадно добычу,

В ветвях древесных склубившись, стерегшая. Сжатая в крепких

Кольцах чудовища, только о милом своем Дамаянти

В час погибели думала. «Где ты? – она восклицала. —

Друг, поспеши на помощь ко мне, погибающей; горько

Горько будет подумать тебе, когда возвратишься

Снова на царство, избегнув от бед, что меня ты покинул

Так беззащитно в лесу на погибель. Отныне кто будет

О мой царь, тебя, одинокого странника, в темном

Лесе, в знойной степи, утомленного горем, болезнью,

Голодом, жаждой томимого, в зной полуденный, в жестокий

Холод ночной утешать, ободрять и покоить? Меня уж

В свете не будет…» Но жалобный стон Дамаянти услышал

Шедший вблизи звероловец. Он кинулся к ней и, нацелив

Метким копьем, змею умертвил. Спасена Дамаянти.

Выпутав нежные члены ее из губительных колец,

Он с удивленьем спросил: «Откуда, красавица, кто ты?

Дева с глазами живой антилопы, какою судьбою

В эту пустыню эашла ты и вверглась в такую опасность?»

С грустно-приветной улыбкой повесть свою Дамаянти

Всю простодушно ему рассказала. Ее пред собою

Видя полуобнаженную, с девственно полною грудью,

С стройно-воздушным станом, с устами цветущими, в пышном

Шелковых черных волос покрывале, с ярким блистаньем

Черных глаз под бровями, прекрасною, тонкой дугою

Их осенившими, он во мгновение зверской любовью

Вспыхнул; и взором бесстыдным ее пожирал он, и руки

Около гибкого стана обвить он хотел, и рвался он

К чистым устам, чтоб их осквернить поцелуем. Но гневом

Очи ее, как небесная молния, вспыхнули; грозно

Душу пронзающий взор на него она устремила.

«Если то воля бессмертных, чтоб мною владел без раздела

Данный мне ими супруг, то теперь же пади бездыханен,

Враг ненавистный, на землю!» – сказала она, и лишь только

Гневное слово язык произнес, как уже святотатец

Мертв перед нею лежал, убитый ее заклинаньем.

3

Чудом спасенная, снова пошла Дамаянти пустынным

Лесом вперед, и чем далее шла, тем мрачней становился

Лес; деревья сплеталися ветвями; мошки, густою

Тучей клубяся, жужжали; рыкали львы, и ужасный