Право на жизнь (СИ) - Гущина Яна

Последнее слово он выкрикнул с особой агрессией, и стало ясно, что мы для них -неугодный материал, но всё же ценный для их правительства. Подопытные кролики. Эти варвары считают землю своей.

- Если мы заметим, что кто-то пытается переговариваться, тут же убьём! - начал вводить свои правила конвоир. - Вы не имеете права общаться ни шёпотом, ни жестами, ни перемигиваниями. Любой жест будет расцениваться, как бунт! И тогда всех под расстрел!

В автобус вошло ещё несколько вооружённых бандитов. Они закрыли на несколько замков прочную решётку, разделяющую пассажирские места от мест конвоиров. Теперь мы были как звери в клетке. Ни единого шанса на побег! Двери закрылись, и автобус тронулся с места.

Один из конвоиров просунул сквозь прутья решётки большую жестяную банку с какой -то желеобразной субстанцией.

- Смажьте раны, - приказал он. - На заражённых землях полно инфекций, от которых помрёте раньше, чем довезём вас до распределителя. Нам не нужен полный автобус дохляков.

Банка пошла по рукам. Все, кто был ранен, или избит, обильно смазывали повреждённые участки. На удивление, мазь оказалась чудодейственной - раны проходили моментально.

Даже синяки исчезали! Кожный покров регенерировался настолько быстро, что я опешила, когда Макс за считанные секунды избавился от следов побоев.

- Ну и ну, - ошеломлённо протянула я, дотрагиваясь до его губ, которые несколько секунд назад были покрыты грубой коркой запёкшейся крови.

- Видимо, не так уж они глупы, коль разработали такие лекарства, - кивнул Макс, с недоверием ощупывая своё лицо.

- Ну что, все поправили здоровье? - гаркнул конвоир, давший нам банку. - Возвращайте лекарство и больше не нарывайтесь на неприятности. А то для нас убивать - любимое занятие. И если бы не было велено подлечить вас мазью, то мы бы с удовольствием посмотрели, как вирус начал бы разъедать ваши раны.

Еле сдерживая страх перед происходящим, я уставилась в окно. Отныне я не узнавала город, по которому мы ехали, хоть я знала, как он называется, и как он выглядел ещё вчера. Меня затрясла нервная дрожь. Я припала к окну и заплакала.

Макс притянул меня к себе. Моя спина прижалась к его боку, его руки обхватили меня, его тепло согрело и успокоило меня. Хорошо, что наши тюремщики не восприняли его действия, как попытку поднять бунт. То ли не заметили, то ли решили, что мы не опасны.

Так мы ехали очень долго. День сменился сумерками, обагрёнными заревом пожарищ. На обочинах валялись трупы, кое-где на обломках домов висели тела, вздёрнутые пришельцами. Петли на шеях повешенных оборвали жизни, которые уже были не в радость. Я вспомнила слова Кирилла: «боюсь, что живые позавидуют мёртвым»...

На смену тревоге и отчаянию ко мне пришло отупение. Почему-то стало всё равно, что с нами будет. Причём расстрел, которым нам грозил один из конвоиров, казался меньшим из зол, и избавлением от творящегося беспредела. Сердце Макса ощутимо бухало о мою спину, отчего было ясно, что страшно не только мне.

Глава 5

Кирилл открыл глаза. Вокруг царила непроглядная тьма, откуда-то издалека доносились звуки выстрелов и взрывы. Привычной жизни пришёл конец.

Он еле пошевелился, заскользив в луже собственной крови. Пока он передавал браслет Максиму, тот отчаянно пережимал рану брата, туго перетянув её оторванным рукавом рубашки. Это спасло Кириллу жизнь. Но сейчас он оказался настолько слаб, что даже пошевелиться было невмочь.

Воспоминания вернули его в объятия любимой жены. С Еленой было так хорошо. Её серо -зелёные глаза смотрели на него с обожанием. Но смену Елене из памяти всплыло встревоженное лицо Максима. «Кирилл, ты должен жить. Держись! Я тебе помогу»! - голос брата потонул в криках незнакомых людей. Адская боль затопила сознание и заставила Кирилла поморщиться.

Полежав с закрытыми глазами, он сделал попытку встать. Закружилась голова, но он сумел справиться с недомоганием. Качаясь, он двинулся к выходу. Зияющий в стене пролом вывел его в зал, некогда бывший частью его дома. Теперь всё было разрушено.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ночь освещалась разожженными на улице кострами. Пахло дымом, слышались громкие грубые крики. Кирилл не застал самого разгара бесчинств, когда агрессоры взрывали дома, убивали людей, но увиденных последствий вполне хватило, чтобы представить, что было.

Часть стены зала обрушилась, так что Кириллу не пришлось искать дверь. Он вышел на улицу. Вооружённые люди группами сидели у костров, ели, пили, о чём-то оживлённо говорили. Среди них не было никого, кто был бы в одежде мирного населения. Хоть голова гудела, как набат и кружилась, но соображать уже она стала сносно. Раз вокруг одни только захватчики, значит, оборона России пала. Отныне здесь правили варвары. Местное население либо убито, либо изгнано из города.

Судя по всему, Кирилла приняли за мёртвого, вот и оставили гнить в собственном доме. Впрочем, он чувствовал себя настолько плохо, что был близок к смерти. Ему нужна была помощь. Пока его никто не заметил, он подался в тёмную часть улицы. Наткнулся на убитого мужчину в истрёпанной одежде. Рядом валялся автомат.

Недолго думая, Кирилл раздел убитого догола, скинул с себя всё до последней нитки, и облачился в новую одежду. Она воняла потом, была грязна и засалена, но должна была спасти ему жизнь.

Зачерпнув грязь земли, Кирилл втёр её в волосы, вымазал лицо, руки. Видимо, теперь он должен смахивать на «своего» в отряде убийц. Изобразить контузию и амнезию будет несложно. Поэтому он двинулся к «своим» нетвёрдой походкой.

Он почти дошёл до костра, когда его увидели.

- Ты посмотри, ещё один наш раненный! - ему были рады. - Братишка, ты выжил! Мы, вроде, все окрестности прочесали, но были только убитые.

- Меня завалило обломками здания, - тяжело выдохнул Кирилл, приваливаясь у костра. -Взрывом бухнуло в спину так, что думал, к праотцам попаду. Где полевой госпиталь?

- Давай поможем! - тут же вскинулись два человека и, подставив плечи, перекинули через себя ослабшие руки Кирилла.

Еле передвигая ногами, он побрёл с ними. Теперь основная задача - не выдать своего происхождения. Если влиться в ряды захватчиков, то можно узнать куда они отправили местных жителей. Надо отыскать родителей, Елену и Максима.

Подумав о них, Кирилл протяжно выдохнул. Вспомнил, как из последних сил передал брату брачный браслет и велел заботиться о Елене. Скорее всего, они теперь должны быть вместе. Но где родители? Расспрашивать о чём-то сейчас было опасно. Надо больше слушать и меньше говорить.

Полевой госпиталь был развёрнут прямо на улице под открытым небом. На земле лежали какие-то вещи из разграбленных домов, а на них лежали раненные захватчики. Никого из мирного населения, или из армии России не было. Видимо, было решено не оказывать им помощь. Смерть решала эту проблему.

Кирилла уложили на приятно пахнущие чистые одеяла, вытащенные из домов местных жителей, и накрыли сверху чем-то тёплым. Его начало лихорадить в очередной раз. Главное

- не начать бредить, а то неосознанно можно выдать себя. Кирилл из последних сил цеплялся за остатки сознания, страшась уйти в забытьё.

- Фамилия, имя? - спросила медсестричка, подошедшая к раненному.

Кирилл часто задышал, не зная, что и сказать. Казалось бы, что может быть проще, чем назваться чужим именем? Но он уже был не в состоянии что-то придумывать.

- Не помню, - выдохнул он.

- Совсем не помните? - глаза медсестры округлились так, будто она впервые в жизни встречалась с такой ситуацией.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кирилл слабо покрутил головой.

- Еле дошёл до нас, - сообщил один из мужчин, приведших Кирилла в госпиталь. Медсестра понятливо кивнула и написала, диктуя сама себе:

- Неизвестный. Примерный возраст от двадцати до двадцати пяти лет. Пол мужской. Полная амнезия. Состояние тяжёлое.

Бросив писать, она преступила к осмотру. Каждый раз недовольно цокая языком, продолжала что-то записывать.