Греховно и неприкосновенно - Агоп Мелконян

- Ты не знаешь, что такое любовь, - говорю я. - Она для тебя фантасмагория. Вот ты иронизируешь. А почему? Потому что ты недужный, потому что никогда не любил.

- Вот балаболка на мою голову... Что ты заладил: люблю, люблю. Нельзя любить не человека, а предмет, какую-то куклу, марионетку. У нее же всё поддельное - и тело, и глаза, и губы. А настоящего - ничего. Задница, и то приметана воот такущими стежками, синей ниткой. И набита ветошью из старого тюфяка. Разве можно такое любить?!

- Можно! - кричу я. - Разумом я всё понимаю не хуже тебя, но у сердца свои резоны. Картину можно любить? Музыку можно любить? Значит, можно любить какую угодно выдумку. Я вот люблю ее.

- Не ты ее любишь, - говорит Оразд. - Ложь не в тебе сидит, она навязана извне, ты ей всего лишь подчиняешься. И любишь не свою выдумку, а чужую.

- Ты мне отвратителен!

- Что ж, твое дело. Да только знай, я один тебе не лгу. Кроме меня, некому тебя предупредить: нельзя человеку жить исключительно химерами собственного мозга, надо вырваться из его плена, потому что мозг - самый подлый и двуличный лжец, А иначе зачем даны человеку? Да если б достаточно было фантазии, миражей и химер, если б можно было обходиться подделками да сказочками, зачем слух, зрение, осязание и прочее? Живи себе в собственном черепе - и вся недолга!

- Люблю я ее, а за что - сам не знаю.

- Значит, не любишь. Кто-то над тобой властвует, управляет тобой - а ты подчиняешься.

- Как же мне в этом разобраться? - спрашиваю. - Как взглянуть на себя со стороны? Мне-то сюда совсем не хочется, устал я. Мне хочется на сцену, вот сценическую иллюзию я люблю, свет прожекторов, притихший зал... Значит, говоришь, - нельзя жить одним мозгом. А почему? Если он обманывает меня убедительно, предлагает красивую ложь, то чего мне еще надо?

- Истина тебе нужна, вот что.

- Даже если истина груба и страшна?

- Даже тогда, - упорно стоит на своем Оразд. - Любви, дружок, нужна истина.

Так считает Оразд. Прав ли он?

Я люблю ее - почему? Люблю обман - почему? С помощью логики из лабиринта можно было бы выбраться, но я не ей подчиняюсь. Логика недвусмысленно свидетельствует: девушка - всего лишь тряпичная кукла, но я отворачиваюсь от такой логики, не желаю ей верить, зарываю, подобно страусу, голову в песок; ложь сладка мне, я отдаю предпочтение ей - почему? Факты дарят мне свободу от ее химерического присутствия, выводят на поляну, залитую светом истины, - но я этого не хочу. Не хочу, и всё!

Ведь обманывают меня красиво.

Вот она, идет мне навстречу.

Земля дышит, в мареве испарений грациозная, как у богини, фигурка словно трепещет. Прочь колебания, я уже весь во власти этого солнечного образа, несусь ей навстречу, распахнув объятья. Легче на душе, истины ее больше не покалывают. Ничего другого мне уже не надо, нужна только моя ложькрасавица с неумело пришитыми веками, с серповидными заплатками вместо бровей, с нитяными ресницами и волосами из лески.

Как же объяснить вам, что истина - не самое главное? Твоя собственная истина в твоей собственной голове куда важнее.

Ее голова склоняется мне на плечо, ресницы закрывают янтарные бусины, на мою грудь скатываются две капельки. Вот так неожиданность! Как же жгут ее слезы кожу, оставляя на ней раскаленный след, подобный метеоритному. Не может быть другой истины, ибо эта -добра и красива.

Мы идем рядом, и я страшусь пробуждения, когда на меня мгновенно навалится реальность: мансарда в Брэдфорде, жесткая кровать, отвратительная рожа доктора. Еще немножко, совсем чуть-чуть!

Пожалуйста, обманывайте меня еще немного.

- Блаженна луна со своими драгоценными тайнами, тщательно скрываемыми от солнца.

- Блаженна трава, ибо не рядится в убор из цветов.

- Каждый шаг наш оставляет за собой жемчужину.

- Верю в твои робкие признания.

- Это мои хрустальные слезы.

- Слова.

Из показаний доктора Скиннера

-Повторяю свой вопрос, доктор: кто такой Оразд?

- А я повторяю ответ: я не знаю, кто такой Оразд. В ходе своих опытов я смоделировал для Ральфа совершенно необычную среду, поскольку в ней легче было внушить ему любовь к кукле. Постепенно мне удалось добиться достаточной убедительности, но... Именно тогда возник образ Оразда, возник спонтанно, не подчиняясь моему контролю, неизвестно откуда. Справиться с ним я не смог, а ведь он мешал мне, ужасно мне мешал!

- Чем бы вы объяснили его присутствие?

- Понятия не имею. Во время одного из экспериментов я решил убить его... убить образ Оразда. Точнее, следовало заставить Ральфа сделать это собственноручно, только так он поверил бы в достоверность события.

Ральфу следовало убить Оразда в собственном мозгу. Я решился прибегнуть к прямой интервенции - подать раздражение на миндалевидное мозговое ядро, расположенное в глубине под височной костью. Оно пробуждает агрессивность. Только безуспешно! Ральф пальцем его не тронул, только стал беспокойнее, принялся путанно объяснять Оразду свою странную привязанность. А когда я подал тета-импульсы, Ральф предпринял попытку самоубийства, так и не прикоснувшись к Оразду... Тут только две возможности: или Оразд представляет собой сокровенное воспоминание, защищенное табу, или...

-Да?.. Продолжайте.

- Или он - некая необъяснимая реальность. Не знаю. Ничего не могу понять.

- Реальность?

- Возможно. Когда имеешь дело с мозгом, трудно отделить истину от лжи, иллюзию от реальности; причем это относится не только к Ральфу, но даже ко мне.

Раз я сам чуть не уверовал в реальное существование Оразда. Мне захотелось встретиться с ним, очень захотелось увидеть его собственными глазами.

- Я все еще не понял цели ваших экспериментов, доктор.

- Психофантоматикой я занялся еще в студенческие годы. По той же теме защитил докторскую. Первым делом принялся искать, где локализованы отдельные эмоции. Раздражая лобные доли, снимал чувство тревоги, напряжение; отчуждение можно было победить, воздействуя на септальную область; нашел я также центры душевного подъема, вдохновения, комплекса страха, даже полового удовлетворения. Комбинируя раздражения, подаваемые в различных сочетаниях, я вызывал появление образов - логичных либо непоследовательных, противоречивых; цельных либо фрагментарных. Но все они были яркими и богатыми. В реальности эти образы не существуют, не имеют с ней ничего общего, онитипичные фантомы. Но среди них мои пациенты жили точно так же, как и в реальном мире, они от этих образов ни в коей мере не шарахались. Они понимали, что окружены чем-то, с истиной не имеющим ничего общего, и, чтобы слиться с параллельным психомиром, сами становились ненастоящими. Понимаете, среди реальности они были реальны, очутившись же в мире иллюзий, становились иллюзорными. Создавали фантомы самих себя...