Записки на разбитой коленке - Алэн Акоб

Через пару минут появился бодрый тип в чёрном костюме, после того как он представился начальником охраны магазина, закрыл ленточкой проход к нам, одновременно попросив тех кто стоял в очереди перейти на соседние кассы. После этого он снял из кармана маленький приборчик и стал проверять каждую купюру по одной. Салтыков смотрел на всю эту процедуру, ни живой ни мёртвый. Честно говоря я тоже перепугался, если хоть одна купюра оказалась бы фальшивой, нас ждал полицейский участок, где в лучшем случае нас нас отправили самолётом домой, а в худшем, тюрьма, со всеми вытекающими обстоятельствами.

После покупки фотоаппарата, который потрепал нам немало нервов, мы попросили нашего гида отвести нас в хороший ресторан. На циферблате аптеки, через улицу показывало три часа дня и чувствовалось сосание под ложечкой. Вези нас в ресторан, и не в какой попало, а в один из самых дорогих, например Максим, о котором мы так много слышали в юности — требовал Салтыкин, с небольшой коробкой от фотоаппарата под мышкой, немного повеселевший, после того как мы вышли из магазина. Но гид, со странным именем Валантан, стал нам объяснять, что в Максим ходят одни пижоны, а вот в Тур Аржан, там такая кухня, что были случаи, когда однажды там пообедав, люди теряли вкус к любой другой еде и не могли потом ничего кушать, превращаясь в анорексик. Что такое анорексик, мы с Салтыкиным тогда так и не поняли, но оба подумали на изжогу, поэтому покушать в таком знаменитом ресторане нам почему то очень захотелось.

— Это у избалованных французов изжога, а наш брат и не такую баланду жевал — успокаивал меня Салтыкин.

Зал в ресторане напоминал скорее музей, чем место куда приходят покушать люди.

— Какую из этих картин, картин написал Пикасос — с видом ценителя искусства, спросил Салтыкин у гида, но тот презрительно надул губы и не ответил. Вскоре официант, принёс нам меню и мы стали с интересом его рассматривать.

— А на русском у вас есть меню — поинтересовался Салтыкин

— Есть на английском и немецком — любезно склонив голову улыбнулся официант.

— Та ладно, я немецкий не лучше французского знаю, а вот меню на русском надо иметь дядя Федя — переводи

— А кто такой дядя Федя — недоуменно спросил Валантан

— Ладно переводи без Феди, переводчик хренов. После ухода официанта Салтыкин углубился в чтение меню и минуты три не поднимал глаза, а потом как стал ржать на весь зал:

— Смотри Егорка у них турбо подают в ресторане, наверное под машинным маслом, теперь понятно от чего у них изжога!

— Где турбо, Глеб Семёныч?

— Да вот внизу читай тут — Turbot poêlé beurre safrané

— Так это турбот какой то, а не турбо

— Деревня, последние буквы во французском языке не читаются, это самый настоящий турбо

— Это не турбо, а тюрбо, рыба такая — с нескрываемым удивлением сказал Валантан, с интересом наблюдающий за нами обоими

— Да ладно тебе, я пошутил, знаешь как у нас говорят: шутка должна быть неожиданной, как жёлтый осёл притаившийся в кувшинках.

— Пардон, я Вас не очень понял

— Короче, проехали.

В это время подошёл официант и полюбопытствовал: (всё ли у нас идёт хорошо, как мы бы желали) — быстро перевёл Валантан и не дожидаясь ответа поинтересовался о нашем выборе в меню. Я заказал стейк, Валантан фазана в коньяке, ну а Салтыкин тюрбо в шафране. Пока ждали блюд, губернатор вдруг вспомнил, про фотоаппарат:

— Егор давай сфоткай меня с Валюхой, на память, чего сидишь то

— С удовольствием, только он у Вас

— Как у меня? Я же тебе его отдал нести

— Правильно Глеб Семёныч, так Вы в такси его у меня взяли, посмотреть коробку и ещё спросили меня и Валантана:

— А там, точно фотоаппарат, а то чёто Лейка (Leica) написано, этих леек у меня на даче пруд пруди.

— Что! Вскричал Салтыкин, привставая с места, опять без фотоаппарата остались! — С той быстротой, как наш губернатор мог от спокойного состояния перейти к необузданному негодованию, я ещё не у кого не замечал. Валантан, успевший уже порядком привыкнуть к нам, со спокойствием питона, флегматично наблюдал. — Какой же ты осёл Егорка, — орал Салтыкин — два часа я в кассе за ним стоял, чтобы ты его посеял в такси, нет вы только на этого фраера посмотрите, я его кормлю, пою, одеваю, а он фотоаппарат до ресторана донести не способен.

— Так он у Вас в руках был последний раз Егор Степаныч.

— Молчать!

— Егор Степанич, почему вы всё время на всех кричите — неожиданно вмешался Валантан, удивив нас обоих

— И ты заткнись Валюха, не до тебя сейчас.

Неизвестно чем бы кончилось это противостояние, если бы официант не принёс блюда на позолоченной тележке. Увидев еду Салтыкин немного успокоился, поудобнее уселся за стол, и с любопытством рассматривал содержимое каждой тарелки, в независимости от того предназначалось она ему или соседу. Официант распечатал бутылку с белым вином, дал попробовать Салтыкину, тот поморщился но промолчал, а с золотистым содержанием Валантану, который после лёгкого глотка счастливо заулыбался, и закивал головой в знак согласия.

— Так это же камбала — воскликнул Салтыкин, а вы турбо, турбо.

— Да это рыба называется Тюрбо — не унимался Валантан

— Сам ты тюрба, говорят же тебе русским языком камбала, значит камбала — начинающий снова выходить из себя губернатор, не забывая при этом уплетать рыбу за обе щёки.

К Валантану подошёл кто то из обслуживающего персонала, и стал что то оживлённо ему рассказывать, после чего переводчик встал, извинился и ушёл в глубину зала. Через десять минут он возвратился с коробкой в руках на которой крупными буквами было написано Leica

— Так это же мой фотоаппарат! — вскрикнул Салтыкин

— Вы забыли его в машине, таксист возвратился и передал ресторану. Губернатор печально вздохнул и выпалил

— Ну вот, всё сожрали и даже не сфотографировали, ну совсем как нелюди, мать вашу. Официант отошёл на пару шагов назад от стола и щелкая пальцами, чтобы привлечь внимание стал фотографировать нас с разных сторон.

— А ну-ка Валюха позови мне шеф повара, пусть принесёт лучшее вино, что у них там есть в подвальчике, надо отметить это дело

— C’est pas vrai, — со вздохом — не Валуха, а Валантан, какое вино вы любите?

— Не ну, ты мне тут не начинай, мозги парить своим вином, пусть несёт самое дорогое какое у них есть

— Опять дорогое? — с отчаянием заголосил переводчик

— Да дорогое, а не