За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

когда еще ребенком был, ведь говорили «темно из-за деревьев», и он пытался представить, как это может быть, и залазил для этого в кустарник, прижимая голову к земле, глядел вверх.

Он так ни разу и не попал в торг к лесовикам. Ну, и правильно, когда это было интересно, он был еще ребенком, его, естественно, никто бы никуда не взял, он мог бы попасть туда сейчас, не прям сейчас, а дождавшись Торгового времени, и как-нибудь подрядиться, но сейчас в этом не было никакого смысла, да и что там можно было увидеть? Путь до деревни, деревню, и то не всю, и обратно. И это явно не то, что нужно. Это не Лес. Тогда ему были нужны чудовища, и он верил, что они есть непременно, и стоит только доехать до лесовиков, как он их тут же увидит, а если же все-таки он собрался бы сейчас, то уже ради другого. Зверей, вполне вероятно, никаких и нет. Есть малая территория – несколько заросших сопок, которые можно было бы обойти, наверное, за неделю, если бы вокруг существовал удобный путь по ровной земле при старых, древних, судя по рассказам, деревьях. Вечная сырость, а где это все заканчивалось, начиналась сухая Степь, существовало Болото, но оно все равно ничего не объясняло, с одной стороны, Лес, с другой-то – трава пыльная, Степь. Еще была Громовая, и не то чтобы все это его сейчас совсем не интересовало, но теперь он знал, что, если приехать в Торговое время, все равно ничего из этого не увидишь. И если хочешь увидеть, то, наверное, можно, только как папа его ненормальный. А значит, им и стать.

– Громовая… – сказал Изран, Краюха обернулся и посмотрел в его сторону, – Громовая гора, Громовая гора, а с чего ты взял, что она есть? Ты видел? Я вот не видел, только слышал всю жизнь, Громовая гора, Громовая, Громовая. Ты там был, у нас вообще там кто-нибудь был?

– А обязательно там быть, чтобы знать, что она есть?

– А что, нет?

– Я от Села дальше двух дней пути не был никогда, значит, там ничего нет?

– Нет, значит, в Лесу ничего нет, у нас о ней откуда узнали, от лесовиков, ты уверен, что это все правда? А почему?

– В смысле, – Краюха опешил. – То есть как почему? И почему от лесовиков, у нас ведь свои были с Села?

– Где были? В ихнем селе были! С чего вы вообще так увлеклись байками этими.

– Но это же известно, Изран, это же не придумали, мне Чия брат говорил, что видел…

– И мне говорил! А что там разглядеть можно с такого расстояния? Сидишь, говорят, там где-то, что- то щелкает, не сильно, и ничего толком не видно. Что ты там увидишь с такого расстояния, она ведь, если к примеру, даже и есть…ты представляешь, как там быть должно, по-твоему?.. Ты ерунду себе представляешь.

– Но этого же быть не может! У нас ведь все знают об этом… Да нет, ну, мужики же рассказывали… – начал Краюха.

Изран только улыбнулся. Спокойно так. Это неправильно. Он никогда так не спорит и не спорил… как сейчас. И это если разобраться разумно, если даже он не задумывался специально об этом. Зачем выслушивать каждого до конца, отвечать на каждый довод. Тем более с такими, которым дай только волю и которые тут же начнут язвить, цепляться за слова, как обычно, ведь, если ты сильнее и тебя опасаются, любой спор можно закончить, не начав. Это ведь элементарно, не нужна тут никакая логика, надо знать, где надавить. Но он сегодня какой-то не такой, рассеянный какой-то или уставший, Чий это сразу заметил, когда он зашел только, еще там, у ворот, но значения не придал.

Краюха собрался с мыслями, пытался приводить какие-то доказательства, а Изран не обращал внимания, со стороны казалось, что ему просто лень. Сидя на корточках, тер ногтем масленое пятно на штанине.

– Да чего ты бренчишь, ясно все, ясно, я понял. Вот смотри, знаешь Щекала деда, помер который полтора года назад? – сказал он, не поднимая головы. – Он ему не родной, вроде, был, что-то там… Отец жены первой его отца, по-моему. Я с ним разговорился как-то, еще за год, наверное, до смерти, кстати, не самый глупый дед был. Так вот он такую вещь рассказывал, что лет двадцать назад ни о какой Громовой горе здесь никто не знал. Понимаешь? Совсем никто, а с лесовиками и тогда торговали. Что из этого следует? – он расправил штанину, поднял голову и посмотрел вверх на них всех удивленных. – Никто! Не знали о ней, точно. Что из этого следует? Что откуда-то этот слух пошел. Нет, сопка-то есть, я не спорю, но на ней ничего нет. А сопка есть – называется Громовая гора, ее найти можно. Только зачем?

Чий почувствовал, как забилось сердце. Неужели, действительно? Щекала дед, Щекала… Древний такой старик, седой, по-моему пальца у него на правой не хватало. Что же ты, Чий, не знал никогда?

– Знаю я, кто был! – сказал Краюха. – Чия был отец. Он сколько раз в Лес ходил, может, и до Громовой добирался. Кто понимает, что он там делал?

Дурак – друг. Чий напрягся и посмотрел рядом с собой. Кто его за язык тянул отца вспомнить, дурак Краюха, кол тебе в лоб твой ненужный. Амбар вдруг пропал со всем, что внутри. Перед глазами встало…

…Ночь. Перед самым рассветом. Он проснулся и слушает, как ворчит за спиной мать, стучит котелок. Потом раскрывается занавеска, и в проеме на фоне звезд возникает высокий худощавый силуэт отца, шагающий наружу…

– Ты, наверное, знаешь, что он там делал?

Краюха не успел ничего ответить. Изран развернулся и вышел из круга. Все проводили его удивленными взглядами, Чий смотрел на лица.

Папа. А когда он проснулся, тогда утром узнал, что папа ушел…

На него самого внимания почти никто не обращал, вроде все обошлось. Краюха встал у дальней стены, что-то обиженно говорил, Чий перевёл дыхание, подошел к ним, тут стояли еще и Чуб с Деревом.

– Видел, да? – сказал он ему. – Специально так.

Чий поглядел на Дерево и решил ничего пока не говорить, из того, что уже рвалось наружу, сказал только тихо, нагнувшись к уху:

– Ты чего делаешь, дурак? Бедокур, бля…

– Ну, а что я? Он сам начал, сам и ушел, – сказал он громко, вроде, как не для всех, но услышали не только их четверо. – Да ладно, все ничего не будет. Ну, а что, опять надо головой покивать, мол, прав он, как будто всегда он прав, ни разу не ошибся, он себе много