Мастера. Начало - Екатерина Волк

Склонившись перед императором в низком поклоне, Ризус боялся пошевелить даже пальцем.

– К вашим услугам, мой император, – проговорил он, не поднимая глаз.

– Ты знаешь, о чем я хочу поговорить с тобой? – небрежно поинтересовался Даймор. И от спокойного, даже доброжелательного тона императора, Ризуса кинуло в дрожь. – Посмотри на меня. И оставь свои поклоны, я этого терпеть не могу.

Сдерживая дрожь в ногах, Ризус через силу выпрямился и заставил себя посмотреть на императора. На лице Даймора появилась легкая улыбка, и он кивком указал на кресло перед собой.

– Присаживайся, Ризус, в ногах правды нет, ведь так? – спросил император, – Так ты догадываешься, о чем я хочу поговорить?

Ризус на деревянных ногах прошел к креслу и осторожно опустился на самый край.

– Я догадываюсь, император, – глядя в пол, тихо сказал Ризус. – Вероятно, вы хотите узнать о…

– Что ты там бормочешь? Говори нормально. И прекрати трястись. Ладно, позволь, я начну сам.

Ризус кивнул, продолжая изучать незамысловатый узор на ковре, и чувствуя, как по спине струйкой течет холодный пот.

Император поднялся из-за стола и подошел к окну.

– Расскажи-ка мне, Ризус, – глядя на заходящее солнце, произнес Даймор, – Как так получилось, что о важном для меня госте, я узнаю только сейчас? И сообщил мне об этом не ты. И заметь, я не спрашиваю, обо всех тех огрехах, что допустил мой гарнизон. И о том, как так получилось, что ползамка разрушено. С этим я могу потерпеть. Меня интересует, отчего мне не доложили сразу же, как только я появился в замке, что моего визита дожидается такая колоритная персона?

Даймор отошел от окна и присел на краешек стола, взял с блюда яблоко и сочно надкусил. Ризус молчал, пытаясь собраться с силами и подобрать наиболее правильный ответ.

– Может ты хотел устроить мне сюрприз? – поинтересовался Даймор. – Или ты решил, что эта незначительная деталь не стоит моего императорского внимания?

– Это я его попросила.

Ризус и император одновременно посмотрели на вошедшую в кабинет Иллаису и вздохнули. Ризус с явным облегчением, Даймор – с бесконечным терпением.

– Можешь идти, Ризус, – скомандовала Иллаиса.

– Важного гостя ко мне в библиотеку после ужина, – приказал Даймор. – Вот теперь можешь идти.

Ризус не в силах вымолвить ни слова, согнулся в поклоне и поспешил за дверь.

– Ты слишком строг с ним, – заметила Иллаиса, подставляя губы для поцелуя.

– Это ты слишком добра, любимая. Всего лишь пятьсот лет назад, за такое его бы посадили на кол.

Иллаиса высвободилась из объятий мужа и заглянула ему в глаза.

– Даймор, разреши мне присутствовать… – неловко начала она. – Прошу тебя.

– Нет, – жестко оборвал ее император, не желая поднимать эту тему в очередной раз, – Она может узнать тебя. Нет. И я не хочу, чтобы ты видела допрос.

– Она меня не увидит… Прошу тебя. Я должна посмотреть на нее, услышать. Для меня это важно, поверь… Она ничего не поймет, к тому же, твои гвардейцы хорошо постарались. Она ослабла. Я наведу сильные чары, никто не увидит меня кроме тебя, даже она, хоть она и мастер.

– Ты понимаешь, что будешь присутствовать не на душевной беседе двух друзей? Я буду с ней так жесток, как этого будут требовать обстоятельства и ее несговорчивость. А она, я уверен, так сразу не расколется. Ты понимаешь, что ты должна будешь на все это смотреть? Тебе будет больно видеть ее, невыносимо смотреть на то, как я буду с ней обращаться. Ты хочешь этого?

– Я знаю, на что я иду, любимый, – с легкой дрожью в голосе сказала она, и добавила уже увереннее. – Но ты и представить себе не можешь, как я хочу увидеть ее своими глазами, услышать голос … Ты должен понимать, как долго я вдали. Конечно, я понимаю, что радость от того, что я хотя бы увижу ее, будет слишком дорогой платой за боль, но ничего не могу с собой поделать. Пожалуйста, милый, позволь мне.

Она как-то по-особенному посмотрела на него, снизу вверх, своими огромными карими глазами, что у него защемило в сердце. Такой удивительный, наполненный множеством чувств взгляд получался только у нее. И Иллаиса прекрасно знала, каким безотказным становится ее муж, стоит ей посмотреть на него вот так.

Даймор тоже прекрасно это знал. Он вздохнул. Он уже давно понял, что является императором для всех, кроме нее. Она не вила из него веревки, нет. Она просила. И он был готов швырнуть мир к ее ногам только ради того, чтобы она улыбнулась в ответ.

– Хорошо, – согласился он, нежно проводя по ее шее, – Я разрешаю. Но, – остановив ласки и добавив жесткости в голос, произнес он, – Ты будешь сидеть, молча, чтобы не происходило. И ты должна понимать, что так нужно. Ясно?

Иллаиса кивнула. Она не стала говорить слов благодарности. Она чувственно, как он любил, коснулась его губ пальцами и прижалась к нему всем телом. Даймору хватило и намека, Иллаиса знала, что хочет ее император, и к тому же, не собиралась противиться своим желаниям.

Пожалуй, никто уже и не помнил, почему эту комнату все упорно именуют библиотекой. В просторном помещении с огромным камином на всю стену, обстановку составляли только два глубоких кресла напротив камина и небольшой столик у окна. Светлый ковер с высоким ворсом, застилающий всю площадь пола, придавал почти пустой комнате толику уюта.

Комната, называемая библиотекой, разве что наличием четырех книг на каминной полке оправдывала свое название. Император изредка просматривал эти книги, неизменно загадочно улыбаясь и помечая что-то на полях. Из обслуги никто и помыслить не мог, чтобы коснуться книг чем-то, кроме ветоши для пыли. И лишь один император знал, что эти четыре книги так же далеки от философии, стратегии и истории, как он до небес. Иллаиса их не читала, но знала не понаслышке, что именно в них описывается – старые книги хранили древние, как мир знания.

В ожидании важного гостя Даймор именно тем и занимался, что обогащался древними знаниями. Иллаиса порывисто поднялась и подошла к нему. Гневно посмотрела на него, на книгу, и снова на него. Затем молниеносным движением выхватила томик из его рук и зашвырнула в угол.

Даймор расхохотался и притянул ее к себе.

– Успокойся, пожалуйста, – мягко сказал он, поглаживая ее спину, – Не показывай своего волнения. И дай мне спокойно провести переговоры. И чтобы ни случилось, ни звука. Ты поняла меня?

– Хорошо, любимый.

– Поверь, мои методы дают быстрый и плодотворный результат.

– Хорошо, я буду спокойна. – улыбнулась Иллаиса. – И не буду волноваться.

– Умница, – отозвался он, – а теперь садись и постарайся успокоиться. Я слышу их шаги в коридоре.

После нескольких секунд ожидания, дверь распахнулась и на пороге замер Старший гвардеец.

– Доставили по вашему велению! – гаркнул он и, обернувшись, уже тише приказал в коридор. – Ввести ее!

Сначала в кабинет вошли трое охранников, каждый сжимая в руках длинные цепи от кандалов, затем гордо вскинув голову, ступила пленница, и следом за ней зашли еще трое гвардейцев, с такими же цепями в руках. Вся процессия остановилась посреди библиотеки, Старший встал рядом и, вперил в стену перед собой бессмысленный взгляд.

Иллаиса затаила дыхание и замерла всем телом, стараясь не показывать, как взволнована, пусть ее и не видит никто, кроме Даймора. Но у нее не получалось. Она, не отрываясь, смотрела на пленницу и восхищалась ею. Стать, гордость, сила. Красота.

Она отвела глаза от лица пленницы и только сейчас поняла, что слухи о жестокости эмиссаров слухами отнюдь не являются. Внутри нее все сжалось, она огромным усилием подавила в себе неуместные сейчас гнев и ярость. Все внутри бушевало, восставало против такого отношения, от одной мысли, что они могли творить в застенках темницы с такой красотой, ее кидало в дрожь от бешенства. Хотя и прошло множество лет, для Иллаисы пленница значила гораздо большее, чем источник информации. Чувство вины захлестнуло ее, на глаза навернулись слезы. Она сама не подозревала, от чего отреклась тогда, пока не столкнулась с этим сейчас, после стольких лет. Не стоило настаивать на присутствии здесь, пожалела она. Она стиснула что было сил руку Даймора. Он все понял и мягко, успокаивающе сжал ее пальцы.

Когда кухарки рассказывали ей о пытках эмиссаров, ей всегда казалось, что те нагло преувеличивают. Сейчас она думала, что они многого не договаривали. Одежда на пленнице свисала живописными лохмотьями, едва прикрывая самые интимные места и совершенно не скрывая ссадин, кровоподтеков, едва заживших, и еще кровоточащих ран. Иллаиса вдруг поняла, что если бы они оставили такие же следы на ее лице, она бы не смогла сдержать себя. Толстые стальные цепи тянулись от ошейника вниз к кандалам на руках и ногах, опоясывая все тело. На талии и ошейнике крепились цепи, что охранники судорожно сжимали в своих руках. И Иллаиса знала, что они боятся пленницы, невзирая на все предосторожности и крепкую, заговоренную сталь.