Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла - Елена Езерская

Саввинов с горячностью бросился к Анне и, взяв за плечи, притянул к себе, чтобы получше рассмотреть. Вряд ли кому другому Анна позволила подобную вольность, но старик так искренне, со слезою обрадовался ей! Он всегда относился к Анне по-отечески, и за давностью лет дружбы его с семейством Корфов поверенному многое прощалось — грубоватая назидательность нравоучений, легкий цинизм настоящего знатока человеческих душ и умение охранять свои собственные чувства даже от близких людей. И, хотя Анна всегда знала, что Викентий Арсеньевич — человек истинно благородный и глубоко порядочный, она была тронута столь необычным для него проявлением чувствительности, из которого явствовала искренность испытанного адвокатом потрясения от встречи с нею.

— Вы, милая, это вы! Ах, как я рад! Счастье-то какое! Уже и не чаяли свидеться! — восторженно восклицал адвокат, не позволяя Анне прервать его; и, в конце концов, она и сама рас плакалась, поддавшись на тепло столь неожиданно эмоционального приема, чем страшно смутила старика, и он немедленно принялся утешать ее: — А вот это совсем ни к чему, слезы уже давно все должны быть выплаканы. Вы, голубушка, теперь дома…

— Да как же дома! — в сердцах возразила ему Анна, усаживаясь на диванчик подле адвоката — от переживаний он разнервничался, побагровел и замахал рукой, указывая слуге на грудь. Тот сию же секунду подскочил, взял барина под локотки и опустил на диван. Анна же, едва дождавшись, пока поверенный отдышится, продолжила: — Как же — дома? У меня нет дома, Викентий Арсеньевич!

Вынужденная покинуть свое имение в Двугорском под угрозами самозваного барона Корфа, Анна по дороге в Петербург разрывалась между стремлением покарать, как она полагала, узурпатора и желанием скорее увидеть детей и сестру. И, хотя сердце ее тосковало и тревожилось по родным, Анна остановила возницу, повернувшего было коляску по ее первой просьбе к особняку Репниных, где сейчас находилась Лиза с детьми, и велела ехать на Университетскую набережную, где жил Саввинов.

— Знаю, Анастасия Петровна, ведаю. — Адвокат закрыл глаза, потом принялся дышать всем ртом, снимая напряжение, и лишь, когда лицо его приняло знакомое Анне прежде выражение внешнего спокойствия и благодушия, он вздохнул и заговорил почти официальным тоном, лишенным какой бы то ни было окраски или эмоции: — Увы, я ничего не смог поделать… Явившийся ко мне молодой человек представил документы, достаточные для того, чтобы включить его в число наследников, имеющих право на владение собственностью семьи Корфов. И я вынужден был обсудить с ним условияисполнения его ходатайства о передаче ему причитающейся по закону части наследства.

— Причитающейся по закону? — с возмущением повторила Анна. — Вы, верно, шутите? Какие могут быть права у самозванца?! Он присвоил себе имя покойного моего опекуна и отца Владимира, вашего друга, Ивана Ивановича!

— Возможно, вас ввело в заблуждение имя этого человека, — печально сказал Саввинов, — равно, как и меня кольнуло поначалу подобное совпадение…

— Совпадение?! — с негодованием вскричала Анна, невольно прерывая старика.

— Так и я подумал сначала, едва только приступив к изучению бумаг, — кивнул адвокат, поясняя свои слова. — Но, внимательно прочтя их все, исследовав все подписи и рассмотрев все печати и знаки до запятых, я понял, что имею дело не просто с совпадением, а со следованием семейной традиции — давать имена детям по отцу.

— Что значит — по отцу? — растерялась Анна.

— Должен сообщить вам, уважаемая, Анастасия Петровна, что молодой человек, с которым вам, судя по всему уже довелось познакомиться, пребывает с вашим покойным супругом в прямом родстве и является ему братом по отцу, — развел руками Саввинов.

— Но как это может быть? — прошептала Анна. — У Ивана Ивановича был только один сын…

— Да, — вздохнул адвокат, — мы все так думали. Но, оказалось, что у барона был еще один ребенок. Сын от родной сестры его жены, которого при рождении назвали Иваном.

— Сестра жены? — не сразу поняла Анна.

— Барон, как вы знаете, — напомнил ей Саввинов, — был женат на потомственной дворянке Наталье Сергеевне Белозеровой, умершей рано своей смертию от слабости легких. Сестра же ее Екатерина Сергеевна жила в доме барона и ухаживала за больной сестрой и племянником, пока вследствие неустановленных причин не помутилась рассудком и не покинула дом своих родных, чтобы обитать подальше от людей, в лесу…

— Сычиха! — воскликнула Анна.

— Насколько мне известно, именно такое прозвище числилось за нею на момент составления официального документа признания ее сына Ивана сыном барона Ивана Ивановича Корфа, — с заметным сожалением сказал адвокат.

— Не понимаю, — прошептала Анна. — Это какой-то чудовищный вымысел, подлог, обман…

— Я тоже так думал, — прервал ее собеседник, — но заявление, сделанное так называемой Сычихой под присягой, не оставляет сомнений: в период болезни своей сестры она вступила во внебрачную связь со своим свояком, отчего родился мальчик, после крещения отданный на воспитание в приемную семью…

— И вы поверили безумной? — не удержалась от возгласа Анна.

— Я верю только документам, — сухо сказал обиженный адвокат. — А документы, подтверждающие эту информацию, подписаны уважаемыми людьми как в Двугорском имении, так и здесь в Санкт-Петербурге.

Анна смутилась: как она могла так отозваться Сычихе, которая не раз и ее саму спасала от гибели! К тому же… Анна вспомнила, что никогда не понимала смысла столь откровенной ненависти Владимира к своей тете. Это потом он уже рассказал ей, что всегда подозревал Сычиху в том, что она отравила его мать. Но в глубине души, и Анна чувствовала это, Владимир не мог простить тетке нечто большее, нечто, ставшее причиной и его бесконечных ссор с отцом, и того вызывающего поведения, которое отличало Владимира в те годы, десять лет назад.

— Я понимаю, вы потрясены, — адвокат успокаивающе похлопал Анну по руке ладонью, — но вам придется смириться с этим фактом так же, как пришлось принять его мне. Поверьте, и я не испытывал радости от того, что неведомо откуда взявшийся молодой человек вдруг предъявил претензии к близким мне людям. И что особенно неприятно, сделал он это в тот момент, когда пришло известие о гибели Владимира Ивановича и вашем бесследном исчезновении.

— И вы не поинтересовались у новоявленного Ивана Ивановича, — не без жестокой иронии спросила Анна, — почему он так долго ждал и возник, как стервятник на поле брани?

— Первым делом, Анастасия Петровна, первым делом, — снова вздохнул адвокат. — Однако он объяснил и, должен признаться, вполне обоснованно, что долгое время просто не знал о своем родстве с Корфами. И лишь когда воспитавшие его люди перед смертью открыли ему правду о его настоящем происхождении, он решился начать поиски матери и отца.