Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла - Елена Езерская

Но все же так быстро сдаваться княгиня не хотела и даже притопнула ногою в раздражении, но молодой человек, не обращая на то ни малейшего внимания, быстро подошел к ней и, резко размахнувшись, ударил по лицу. Звук пощечины отрезвил бесновавшуюся княгиню, она как-то сразу сникла и уже без сопротивления позволила вошедшему усадить себя на кровать. Молодой же человек брезгливо поморщился и принялся мерить шагами комнату, пока, наконец, не увидел, что старуха окончательно пришла в себя и готова не только слушать его, но и осмысленно отвечать ему.

— Вы опять перестали принимать лекарства? — с тихим раздражением спросил «барон Корф» и, повернувшись к княгине, присел перед нею на корточки. — Мария Алексеевна, голубушка, почему вы каждый раз вынуждаете меня совершать против вас столь жестокие действия? Ну, к чему вы устроили весь этот театр? Довольно было просто войти и сказать, что не знаете эту женщину. Кстати, вы ее действительно не знаете, или все-таки это баронесса Корф?

— Она, Ванечка, она, — устало прошептала княгиня. — Змеюка страшная, отродье подлое. Анька Платонова собственной персоной…

— Не называйте меня этим крестьянским прозвищем, — вдруг взорвался ее собеседник, вскакивая и невольно прерывая Долгорукую. — Я же просил вас обращаться ко мне — Жан. — Долгорукая вздрогнула и втянула голову в плечи. — Жан, слышите, Жан!

— Простите меня, простите. — Княгиня умоляюще протянула к молодому человеку руки. — Я больше не буду, обещаю вам, больше не буду! Только не связывайте меня! И не запирайте!

— Хорошо, — смилостивился тот, успокаиваясь так же внезапно, как и выходя из себя. — Но как это может быть, Мария Алексеевна, ведь вы уверили меня, что проблем не будет? Вы убедили меня в том, что она и ее муж погибли.

— Нам так сообщили, — подтвердила княгиня, опасливо поглядывая на своего непредсказуемого собеседника. — Супруг доченьки моей, Лизаветы, сказал, что берет опеку над детьми Корфов, так как родители их умерли. Только какой ему прок был вводить вас в обман? Мишка — ушлый, недаром все при дворе да лично при наследнике вертится.

— А он может нам помешать? — насторожился «барон Корф».

— Князь Репнин настырный, — кивнула Долгорукая, — а если еще они с Анькой объединятся, то хорошего не жди. Видите, как вышло — уже и похоронили ее, а она — все как живая, словно заговоренная. Но ничего, у меня на нее управа имеется…

— А вот это вы из головы выбросьте! — прикрикнул на нее молодой человек. — Никакой самодеятельности! И ни шагу из дома, да язык свой держите на замке… Вы — несчастная, убитая горем вдова. Вы должны грустить день и ночь, а не бросаться с кулаками на приезжих! Как некстати, ох, как некстати, это ее появление!..

Оставив княгиню одну, тот, кто просил именовать себя Жаном, вернулся в библиотеку.

— Она уехала? — тихо спросил «барон», когда Карл Модестович зашел в библиотеку за новыми указаниями. Нет, конечно, он все видел сам — украдкой, слегка отогнув указательным пальцем край занавеси на окне, смотрел, стараясь оставаться незамеченным, как приезжавшая в имение молодая женщина горделиво и царственно проходит по двору мимо с почтением и жалобой склонявшихся перед ней дворовых. Смотрел и кусал губы — ее появление едва не нарушило все его планы!

— А куда ей деваться! — не без злорадства хмыкнул Шулер, ожидая, когда хозяин соизволит повернуться к нему и дать новые распоряжения. — Убралась восвояси, да не солоно хлебавши!

— Не стоит быть таким самоуверенным, милейший Карл Модестович, — задумчиво промолвил Жан. Разумеется, воскресшая баронесса ушла, но в том, что она вернется, можно было не сомневаться. Слишком не похожа его ранняя гостья на тех, кто сдается без боя, и ее отъезд — лишь начало борьбы, которая будет затяжной и нелегкой.

— А слуги-то признали ее…

— Так они о том и пожалеют, — с готовностью кивнул Шулер. — Уж я-то умею мозги вправлять!

— Вот это ты зря, Карл Модестович. — «Барон» сверкнул холодными, стальными глазами. — Жестокостью ничего не добьешься. По крайней мере, хорошего. Так что ты смотри, поосторожней. Хуже будет, если дворовые озлобятся да затаятся. Ты вместо этого Полину отряди, пусть походит среди челяди, послушает да сама чего-нибудь расскажет.

— А чего сказать-то? — выпрямился сообразительный Шулер.

— Скажи, дескать, бывшая барыня — не в себе, мол, неслучайно где-то пропадала, да муж ее, говорят, и не погиб вовсе, сама его и — того, понял? — кивнул Жан.

— Как не понять, — закачал головою Карл Модестович. — А кто говорит-то?

— А еще хвастался: «понял, понял»! — передразнил его «барон Корф». — Какое это может иметь значение — кто! Ты, главное, говори! Пусть они лучше думают, что она сумасшедшая, а еще лучше — привидение. А мне время выиграть надо!

— Зря вы так волнуетесь из-за Аньки, ваше сиятельство, — хотел было поддержать хозяина Шулер, но тот замахнулся на управляющего.

— Да помолчи ты и не в свое дело не лезь! В кои-то веки мне так повезло! Разве я думал, что мне такая карта откроется, весь мир — мой! А тут — почившая свояченица воскресла, того и гляди — следом брат из могилы восстанет!

Карл Модестович побледнел — новый хозяин был не в пример прошлым: и нравом покруче, и силой не обижен, даром хоть и ростом невысок, и сложением не вышел могучим. Жан уловил этот его испуг и рассмеялся:

— Тебе, Карл Модестович, бояться меня не резон. Мы с тобой и так уже сильно повязаны. Ладно, пар-то повыпусти да иди за порядком следить. Я на несколько дней уеду, мне надо кое-что разузнать да кое с кем посоветоваться.

— А если Анька за то время с полицией нагрянет? — перекрестился по-своему Шулер.

— Баронессу Анастасию Петровну, если приедет, прими со всей вежливостью и не вздумай ни в чем препятствий чинить. Мне с нею ссориться ни к чему, а там, глядишь, полюбила брата — может, и во мне что-нибудь для себя приятное разглядит…

Глава 2

В поисках истины

— Анастасия Петровна?! Голубушка! — ахнул адвокат Саввинов, когда с поспешностью, выдававшей взволнованность и совершенно не свойственной его возрасту, вбежал в гостиную, где, как ему сказали, его дожидается баронесса Корф. — Не может быть! Это чудо какое-то! Вы живы? Дайте-ка мне взглянуть на вас!

Саввинов с горячностью бросился к Анне и, взяв за плечи, притянул к себе, чтобы получше рассмотреть. Вряд ли кому другому Анна позволила подобную вольность, но старик так искренне, со слезою обрадовался ей! Он всегда относился к Анне по-отечески, и за давностью лет дружбы его с семейством Корфов поверенному многое прощалось — грубоватая назидательность нравоучений, легкий цинизм настоящего знатока человеческих душ и умение охранять свои собственные чувства даже от близких людей. И, хотя Анна всегда знала, что Викентий Арсеньевич — человек истинно благородный и глубоко порядочный, она была тронута столь необычным для него проявлением чувствительности, из которого явствовала искренность испытанного адвокатом потрясения от встречи с нею.